Когда дети АТО получат статус потерпевших от вооруженного конфликта?

Гости эфира — сокоординатор общественной платформы по защите прав пострадавших от вооруженного конфликта в Украине Наталья Омельченко, сокоординатор Всеукраинской сети организаций и объединений переселенцев Роман Омельченко.

Елена Терещенко: Зачем нужен статус ребенку из зоны АТО?

Наталья Омельченко: В первую очередь статус нужен для понимания как всеми гражданами, так и властью нашей страны того, что произошло с детьми, что вообще произошло в нашем государстве. Мы об этом неоднократно говорили, вплоть до судебных процессов, до процессов в Верховном Суде.

Что происходит в нашей стране — антитеррористическая операция, где 2 — 3 террориста угрожают пару дней тому или иному количеству людей, вооруженный конфликт или война? К сожалению, Верховный Суд на настоящий момент принял решение отклонить наше требование в отношении признания военного положения, чрезвычайного положения.

Мы еще в июне 2014 года подали в Кабинет министров и действующему на тот момент премьер-министру официальные письменные предложения о признании статуса детей, пострадавших от военного конфликта 2014 года. Нам все время говорили, что мы очень несвоевременно поднимаем эту проблему.

Мы знаем, что действующий Закон Украины «О статусе детей войны», который касается тех, кто жил, провел девство во время Второй мировой войны, был принят где-то через 50 лет. Ими было потеряно физическое, психическое здоровье. Как врачи мы не просто это осознаем, мы подтверждаем это своим профессиональным опытом. Мы видим этих детей, мы видим, насколько психоэмоциональное состояние отражается на общем состоянии организма.

Елена Терещенко: Что даст статус? Каждая борьба должна иметь целью какое-то благо.

Роман Омельченко: Чтобы какие-то блага появились, нужен соцзаказ, нужно социальное статистическое подтверждение, сколько человек пострадало. Если этого соцзаказа нет, реестра нет, можно ничего не делать.

Михаил Кукин: В январе 2016 года благодаря вашим усилиям и усилиям других общественных организаций в Закон Украины «Об охране детства» были внесены определенные изменения. Это законодательная база. Должен быть механизм ее реализации, который еще долго не принимался, потом был принят в совершенно «дикой» форме. Давайте поговорим подробнее об этой истории.

Наталья Омельченко: Мы только что слушали репортаж из Авдеевки, из Марьинки. Я хочу спросить представителей органов власти, должны ли те дети, о которых сейчас шла речь, которые находились под обстрелами, стали сиротами, те дети, которые выедут или уже выехали оттуда, получить статус.

Что мы должны сделать для этих детей? Как минимум мы должны признать их пострадавшими от военного конфликта.

Елена Терещенко: В проекте порядка предоставления статуса пострадавшего от конфликта предполагалось проведение некой экспертизы.

Наталья Омельченко: Первоначальный вариант вообще содержал проведение судебно-психиатрической экспертизы и просто судебной экспертизы. На настоящий момент в принятом варианте осталось обязательное проведение судебной экспертизы в рамках проведения досудебного расследования.

Какие родители подвергнут своего ребенка проведению какой-либо экспертизы? Как будет проводиться эта экспертиза? Будут задаваться вопросы, о том, сколько раз ребенок был под обстрелами, сидел в подвалах, не умер ли у него кто-то, сколько игрушек он потерял?

Мы подали наши предложения. Они очень короткие, порядка 15 строчек 12-м шрифтом. Они говорят о том, что мы просим дополнить пункт третий порядка таким пунктом о том, что имущественные и неимущественные права ребенка, который подвергся вынужденному перемещению с постоянного места жительства, нарушены.

Даже сам факт того, что детям пришлось вынужденно бросить все и переехать, — это уже тяжелейшее психологическое нарушение.

Михаил Кукин: Вы подали свои предложения. Есть ли какая-то реакция?

Наталья Омельченко: По утверждению ответственного чиновника Министерства социальной политики, это были единственные письменные предложения, которые они получили на настоящий момент. От других активистов мы знаем, что это не так, что предложения подавались. Вчера я перезвонила в министерство и спросила, когда собирается рабочая группа.

Михаил Кукин: В рабочую группу включили общественников?

Роман Омельченко: Надо вернуться в 19 января, когда мы собирали круглый стол по другому столь же одиозному обсуждению. Речь идет о программе «розбудови миру» на 48 миллиардов. В этот же день проводился круглый стол по обсуждению этого постановления о присвоении статуса пострадавших детям. О нем никто не знал.

Если наш круглый стол «висит» на сайте Минсоцполитики, то круглого стола по постанове не анонсировано на сайте.

Мы подали список из 10 с лишним представителей. Мы взяли людей из разных регионов. Нам сказали, что рабочая группа уже создана, приказ подписан. Его мы так и не увидели. Нам сказали, что в группу включили только одного представителя из 12 — 15 человек, а в группе 25 человек.

У нас есть информация, что в эту субботу проводилось очередное совещание. Нам пообещали на этой неделе связаться и пригласить, пообещали предоставить возможность кого-то с собой привезти.

Елена Терещенко: С чем вы связываете подобные кулуарные вещи?

Роман Омельченко: Это системная политика государства по препятствию открытым общественным слушаниям.

Им мнение общественности мешает. Оно мешает им проводить ту политику, какую хочет исполнительная власть.

Михаил Кукин: Какова цель этой политики? Сэкономить деньги?

Роман Омельченко: Да. Депутат Павленко был инициатором постановления. Благое намерение. Но как можно все свести на нет? Не прописать подзаконные акты, прописать его таким образом, чтобы никто им не воспользовался, или обрезать финансирование через Минфин или Минэконом, не включить в бюджет.

Полную версию разговора слушайте в прикрепленном звуковом файле.