Крым — это гетто, где не действуют даже законы Российской Федерации, — журналистка

Анна Дилярова, журналистка, посетившая Крым накануне Нового года и записавшая серию репортажей с крымскими татарами и правозащитниками, рассказывает о своих впечатлениях от поездки.

Татьяна Курманова: Как вы добирались в Крым, какая сейчас ситуация на границе, и как сейчас изменился процесс досмотра крымчан? Какие ваши впечатления?

Анна Дилярова: Я ездила как раз перед новогодними праздниками. В Крым я попала в компании людей, которые, как я понимаю, регулярно туда ездят из Херсона и возят туда не совсем легально какие-то товары для продажи. Они везли большие сумки, и там, насколько я понимаю, была, в основном, одежда, которую потом продают на крымских рынках. В связи с тем, что есть определенные ограничение с нашей стороны, например, нельзя перевозить новые вещи, то они просто срезают бирки с новых вещей и говорят, что они не новые. То есть там есть куча хитростей, для того чтобы провезти эти товары.

К сожалению, я была свидетелем того, как наши пограничники брали взятки у этих людей, особо никого не стесняясь. Это было практически открыто. Те люди, с которыми я ехала, не скрывали, что дали 800 гривен, например, чтобы провезти определенное количество одежды.

Алена Бадюк: И сколько им удалось провезти?

Анна Дилярова: У нас был достаточно вместительный бус, который практически был забит вещами. Я думаю, там довольно много было одежды. Плюс там еще были материалы для сувениров, которые потом там изготавливают, были новые шторы, полотенца. Я так понимаю, их тоже нельзя туда ввозить. Конечно, печально, что наши пограничники себя так ведут. Также наш проводник уверял, что помимо пограничников, с ним общались сотрудники разведки, которые тоже взяли с него взятку. Я этого не видела, но не думаю, что он врал.

Татьяна Курманова: Последний раз я была в Крыму больше года назад, и тогда была потрясающая разница между двумя пограничными пунктами: российским и украинским. На украинском пункте, положа руку на сердце, царила расхлябанность. Как сейчас там обстоят дела, насколько изменилась ситуация?

Анна Дилярова: На украинском пункте пропуска все так же царит беспечность, он плохо освещен. Когда я уже возвращалась из Крыма в Херсон, я шла пешком, и вечером было очень темно. На российском пункте пропуска все прекрасно освящается, но те, кто там бывал, знают, что там нужно идти по клетке. Возле этой клетки еще есть высокое ограждение с колючей проволоки, которое разделяет лесополосу от проходящих. В то время как на нашей стороне — очень плохое освещение, никто ничего не ограждает, рядом лесополоса, темно, и кое-где выглядывают пограничники, которые не особо даже на тебя смотрят. Мне почему-то кажется, что паспортный контроль там вообще можно обойти стороной, никто просто не следит за тобой.

Татьяна Курманова: А сумки досматривают?

Анна Дилярова: Сумки никто не смотрел. Причем я сначала предположила, может это потому что я одна, женщина, у меня небольшая сумка, может они рентгеновскими лучами видят, что я ничего плохого не везу. Но впереди меня шли какие-то молодые мужчины крепкого телосложения с очень большими спортивными сумками, что они везли — я не знаю, но пограничники, видимо, точно знали, что там ничего плохого нет, поэтому их не досматривали. Я очень хочу надеться, что они очень прозорливы, но вообще, по-моему, это полное безобразие.

Татьяна Курманова: А как обстоят дела на российской границе? Я помню, меня очень сильно поразила фамильярность российских пограничников, которые являются сотрудниками ФСБ.

Анна Дилярова: Я тоже была поражена. Когда я ехала в Крым и пересекала российский пункт пропуска, во-первых, я никогда не видела такого паспортного контроля и не знаю, есть ли где-то еще что-то подобное. Паспорт просвечивают на каких-то страшных аппаратах, потом его изучают через лупу, потом все просвечивают фонариком, потом измеряют линейкой и глазами, расстояние между глазами на фотографии и на лице. Это процедура, которая сама по себе является очень жесткой и психологически неприятной, но помимо этого, человек, который это делал, обратился ко мне и сказал: «Шапку сними!» Я просто в тот момент чуть не упала от неожиданности, потому что никогда такого не видела. Потом я общалась с другими людьми, которые тоже бывали в Крыму, и они мне сказали, что это нормально. Кстати, у них ни у кого нет бейджей, мы не знаем, с кем мы общаемся.

Досмотр очень жесткий. Человек, который нас вез, и нашим пограничникам показывал лишь отдельные сумки, не вытаскивая все из машины, на российском пункте пропуска выгрузил все мгновенно, и они очень четко и быстро все просмотрели. Говорят, что, российские пограничники берут 100 рублей в один конец с каждого автобуса. Может и берут, но такой расхлябанности и доверчивости, как у наших, у них точно нет.

Татьяна Курманова: Вы в своей статье писали, что есть и другие варианты досмотра.

Анна Дилярова: Мне об этом рассказали крымчане. Люди, которые живут в Крыму и каким-то образом попадают в списки ФСБ, проходят этот пункт пропуска совершенно иначе.

Например, человек проходит этот пункт пропуска, пограничник смотрит его паспорт и вдруг громко говорит слово «Никита». К нему подходит человек в гражданском, отводит в сторону, просит подождать и уходит. Говорят, что так можно простоять от получаса до двух. То есть ты просто стоишь, к тебе никто не подходит, ничего не происходит. Люди, которые уже немного поопытнее, говорят, что на самом деле человек все это время находится под прицелами видеокамер, а человек, по ту сторону экрана, наблюдает за реакцией проходившего пункт пропуска, смотрит, насколько он нервничает, насколько подозрительно он себя ведет. После этого его приглашают на беседу и расспрашивают, куда он едет, каких взглядов придерживается, чей Крым, общается ли он с людьми Меджлиса и тому подобное. Потом, как правило, человека отпускают.

Если же человек, например, оказался так называемым «Николаем» (видимо, это какие-то позывные условные слова), к нему уже подходит пограничник с автоматом. Процедура примерно повторяется. На самом деле, скорее всего, это делается для испуга.

И есть имя-позывной, когда к человеку приходят двое автоматчиков и забирают его в неизвестном направлении.  

Татьяна Курманова: Какие ваши впечатления о Крыме в целом?

Алена Бадюк: С кем вы успели пообщаться?

Анна Дилярова: Я общалась с самими разными людьми, в том числе с теми, кто сейчас находится под следствием, в частности с Сулейманом Кадыровым, которого, как известно, подозревают в сепаратизме, то есть в том, что он считает Крым украинским. Он рассказывал, как происходит следствие. Он уверен, что во время одного из обысков, которые у него проводили ФСБ-шники несколько раз, они зашли в его ноутбук и, видимо, сделали комментарий от его имени. Потому что человек, который хоть немного пользуется соцсетями, не будет писать: «Я — Сулейман Кадыров, а Крым — это Украина». Пока он дома, но, к сожалению, он готов и к задержанию, и к тому, что, возможно, ему тоже придется пройти принуждению психиатрическую экспертизу, согласно 281 статьи Уголовного кодекса Российской Федерации.

Также я встречалась с российскими правозащитницами, в частности с Александрой Крыленковой. Потому что только российские правозащитницы более-менее безопасно могут работать на территории Крыма, насколько вообще могут быть безопасными такие действия. Александра рассказала о нарушении прав человека, о пытках в СИЗО, о том, как перевозят задержанных, какая жестокость царит сейчас в этих местах, и о том, что, по ее оценкам, такого ужаса и нарушения элементарных прав человека, как в Крыму, нет нигде на территории Российской Федерации. Более того, люди, которые занимаются правозащитной деятельностью говорят, что когда они в Крыму сообщают силовикам о том, что те нарушают Уголовный кодекс Российской Федерации, им отвечают: «Мы же в Крыму». То есть Крым — это гетто, где не действуют даже законы Российской Федерации. Прессинг идет очень сильный.

Общее настроение очень тяжелое, наверное, его можно сравнить с советским периодом времен Леонида Брежнева. Люди научились жить скрытой жизнью. В транспорте и на улицах люди не говорят о политике, они общаются лишь на своих кухнях. Люди имеют несколько паролей на всех своих гаджетах, и, в принципе, всегда готовы к тому, что к ним могут прийти с обыском.