В студии Громадського радио — адвокат экс-нардепа Александра Ефремова Андрей Смирнов.
Валентина Троян: Александру Ефремову в 11-й раз продлили меру пресечения. Чем суд аргументировал такое решение?
Андрей Смирнов: Суд в очередной раз принял решение об автоматическом продлении меры пресечения. Я бы хотел напомнить, что автоматическое продление меры пресечения является безосновательным, то есть мы не увидели доводов, почему необходимо продлевать в 11-й раз меру пресечения. Суд пытался обосновать это тяжестью возможного наказания. Мы настаивали на том, что практика Европейского суда говорит о том, что тяжесть возможного наказания не может быть основанием для содержания под стражей без оценки существования рисков. Мы не нашли во вчерашнем определении ни единого упоминания о том, что коллегия внимательно изучила риски, что коллегия взвесила доводы стороны обвинения.
Валентина Троян: Какая-то формулировка есть?
Андрей Смирнов: Формулировок суд может выписывать сколько угодно. Мы говорим о том, что доверия к судейской коллегии на сегодняшний день нет. События буквально нескольких последних дней продемонстрировали нам то, что суд и коллегия абсолютно ангажированы, на коллегию осуществляется невероятное давление, само дело с большой политической компонентой, поэтому юриспруденции как таковой в самом производстве нет.
Есть прокурор, который, например, говорит, что существуют риски: Ефремов может влиять на свидетеля. С этой целью в обоснование своих доводов прокурор приносит «витяг» из Единого реестра досудебных расследований, в котором говориться о том, что прокурор зарегистрировал производство по факту возможного давления на конкретного свидетеля. При чем этот же прокурор, который представляет обвинение в деле, должен зарегистрировать производство.
Что делаем мы — адвокаты? Мы получаем официальный ответ от Генеральной прокуратуры о том, что у Ефремова в данном уголовном производстве, которое зарегистрировал прокурор, нет никакого процессуального статуса, он ни разу не был допрошен, поэтому риск, на который ссылается прокурор, безоснователен. Мы приобщаем эти документы в заседании. Что можно добавить к этим официальным ответам? Нечего. Мы доказали коллегии, что то, что говорит прокурор в своих доводах о существовании рисков, не подтверждается, но тем не менее коллегия прописывает это в решение таким образом, что прокурор предоставил документ, который может свидетельствовать о существовании каких-то непонятных рисков. Ефремов два года находится под стражей. О каком давлении на свидетелей вообще может идти речь?
В совокупности всех этих безосновательных доводов стороны обвинения суд с ними соглашается под давлением Генерального прокурора Луценко, конкретных прокуроров, которые представляют государственное обвинение в деле.
Позавчера после окончания заседания мы с моими коллегами по защите заметили, что в 18:30 (после окончания рабочего дня) в здании находился только председательствующий судья в нашем деле. Мы обратили внимание, что в здании остался прокурор, который поддерживает обвинение. В 18:30 прокурор зашел в служебный кабинет судьи Пелеха, они заперлись на ключ и о чем-то общались эти 30 минут. Мы задокументировали факт внепроцессуального контакта судей с прокурорами.
Какие выводы можно сделать? Суд в своей работе и в отношении к этому процессу перешел точку невозврата, доверия к ним больше нет. Мы предадим огласке факт внепроцессуальных контактов судей с прокурорами. Мы уже готовим обращение в международные правозащитные организации.
Суд на следующий день как ни в чем не бывало вышел в заседание. Он не счел убедительными официальные ответы той же самой Генеральной прокуратуры о том, что не существует рисков, о которых говорит прокурор, и вынес решение о продлении пребывания под стражей еще на 2 месяца.
Валентина Троян: Вы пытались пообщаться с прокурором?
Андрей Смирнов: Я не вижу в этом смысла. Я не считаю его прокурором, это человек, который издевается над уголовным процессом.
Валентина Троян: Вы писали о том, что прокуроры отказываются от каких-то доказательств. Какие это доказательства?
Андрей Смирнов: То, что прокурор в деле отказывается от письменных доказательств, процессуально это хорошо. Дело состоит из 17 томов. Это сложно считать доказательствами. На мой взгляд, это макулатура, которая не является допустимой по отношению к предмету доказывания.
В деле есть лингвистическая экспертиза выступления какого-то Болотова. Мы спрашиваем у стороны обвинения: «Какое отношение Болотов имеет к нашему уголовному делу?» Как можно считать это доказательство допустимым с точки зрения сопоставимости его с обвинительным актом? Никак. Таких 17 томов.
Прокурор на сегодняшний день отказался от 10,5 томов из 17. В деле действительно еще остались видео, которые суд еще будет исследовать.
Полную версию разговора слушайте в прикрепленном звуковом файле.