«Нам сказали: сами виноваты», - мама мальчика, подорвавшегося на мине
Максим лишился кисти левой руки и большей части кисти правой, а в его теле теперь полсотни осколков. Свою историю с мамой и волонтером, который помогает семье, они рассказали Громадському радио
Летом прошлого года в руках тогда еще 13-летнего Максима Галагаленко из Станично-Луганского района взорвался найденный возле школы снаряд. Мальчик чудом не погиб от потери крови, ему полностью ампутировали левую кисть и частично правую, в его теле, в том числе в легких, полсотни осколков, а раз в месяц приходится ездить в Киев для специальной терапии.
Вчера Максим с мамой, Анной Калининой, и волонтером Игорем Прусом побывали в нашей студии.
Михаил Кукин: Я хочу попросить вас рассказать эту драматическую историю. Как Максим потерял одну кисть и часть другой?
Анна Калинина: Возле школы он нашел миновзрывное устройство. Принес домой, начал разбирать, смотреть — и оно взорвалось. Оторвало кисти.
Михаил Кукин: Когда это случилось?
Максим Галагаленко: 18 августа прошлого года.
Михаил Кукин: Мальчишки есть мальчишки — это понятно. И жизнь вблизи войны, к сожалению, таким чревата. Как отреагировали в школе?
Максим Галагаленко: Пожалели меня все, не осуждали.
Михаил Кукин: Как быстро вы попали в больницу?
Анна Калинина: Я была на работе, дочка мне позвонила (с ними дома была моя сестра). Я приехала с работы, быстренько вызвали «скорую», солдаты приехали, погрузили его. Быстро все, оперативно. Приехали врачи из Лисичанска, оперировали его в Счастье. Лежали мы в Лисичанске: месяц в реанимации и месяц в хирургии. А потом началась проблема. Хотели его выписывать, а у него одышка, задыхается.
Михаил Кукин: Я объясню. Кроме того, что оторвало руки, много осколков попало в тело, в том числе в легкие.
Анна Калинина: Они там и присутствуют. Их не достали, сказали, будут смотреть, как они себя будут вести. Множество осколков осталось в брюшной полости. А сейчас мы каждый месяц ездим в Охматдет и лечим трахею. У него пошел стеноз трахеи. Каждый месяц мы приезжаем теперь в Охматдет, бужируем трахею.
Михаил Кукин: Это ведь недешево. За какие деньги?
Анна Калинина: Врачи нас лечат бесплатно. Но покупаем препараты.
Михаил Кукин: Но даже препараты, дорога каждый месяц…
Анна Калинина: Это да. Дорога, питание… А так врачи к нам хорошо относятся в Охматдете, койко-место выделяют.
Михаил Кукин: Мы, журналисты, узнали об этой истории благодаря волонтеру Игорю Прусу. У него в Фейсбуке есть волонтерская группа «Любов не має кордонів». Ее цель, как обозначено в информации о группе, — восстановить веру людей, которые пострадали от войны.
Игорь Прус: Да. Мы не можем помогать абсолютно всем, кто пострадал. Пытаемся находить самые сложные точки. В случае с Максимом мы пытаемся помогать покупать медикаменты, помогать с дорогой.
Мы не «Красный Крест» и у нас нет огромных финансов. Но мы пытаемся помочь людям восстановить надежду, что будет возвращение к мирной жизни
Но следующий наш этап — найти решение по поводу протезирования его кистей. Сейчас Максиму 14 лет, все впереди. От того, как будут работать руки, зависит его профессия и дальнейшая жизнь.
Наша задача — найти организацию, которая качественно делает протезы, найти возможность оплатить это. Сейчас мы сделали Максиму биометрический паспорт. Он имеет возможность поехать в любую страну, чтобы сделать протезирование.
Михаил Кукин: Я так понимаю, у вас для этого есть сбор средств. Или это карточка мамы?
Игорь Прус: Мы собираем средства на свои счета. Боимся привлекать к процессу маму, потому что она к этому не готова. Есть много мошенников, которые могут использовать карточку и снять деньги. А мы готовы к любым ситуациям, у нас все это защищено. Так безопаснее.
Анна Калинина: Вот вчера я позвонила Игорю Васильевичу, сказала, что надо медикамент митомицин (он две тысячи стоит) — доставкой нам доставили.
Михаил Кукин: Этот медикамент нужен на целый курс?
Игорь Прус: Он нужен на целый курс. Но когда ампулу вскрывают, ее нельзя хранить долго — нужно использовать за сутки. Но в ампуле препарата больше, чем нужно Максиму, поэтому часть препарата остается тем детям, которые тоже лечатся там.
Михаил Кукин: Максим, а у вас есть мечта? Вы думали, кем бы хотели стать?
Максим Галагаленко: Сварщиком. Мне нравится мастерить, разбирать, собирать.
Михаил Кукин: Ань, вы с ним это обсуждали?
Анна Калинина: Я поддерживаю. Это же его мечта. А как оно будет…
Игорь Прус: Хочу добавить про Анну и ее семью. Анна воспитывает двоих детей. Есть еще младшая дочка Ева. Мужа у Анны нет, он погиб еще до войны, она вдова. Максим – единственный мужчина в семье, на которого сейчас возлагаются все надежды.
Лучше бы государство не обещало. Когда государство обещает какую-то социальную помощь, но не выполняет, это хуже всего
Михаил Кукин: Игорь, насколько много таких семей в поле вашего зрения и как вы можете помогать? На пятом году войны, к сожалению, уже очень трудно рассчитывать исключительно на благие порывы людей, нужна поддержка государства.
Игорь Прус: Сначала о государстве. Моя позиция такая: лучше бы государство не обещало. Когда государство обещает какую-то социальную помощь, но не выполняет, это хуже всего. Пусть государство делегирует помощь любым благотворительным организациям, которые будут это делать.
Теперь о самой ситуации. Конструкция любой взрывчатки, любых мин рассчитывается так, чтобы те, кто находится рядом, не остались живыми. Если это военнослужащие, они готовятся к оказанию срочной медицинской помощи пострадавшему человеку, как правило, находятся группой. Когда ребенок находит какую-то взрывчатку в зоне боев и уходит ковыряться с ней в посадку, никто не знает, что он там, никто не инструктирован, как оказывать помощь. Я предполагаю, что любой ребенок, который найдет взрывчатку, и она взорвется рядом с ним, умрет или сразу, или от потери крови. Соседи подумают: кто-то стрельнул, что-то взорвалось. Никто не побежит искать, есть ли кто-то живой. Это грустно, но такая ситуация ожидаема в случаях, если взрывчатку находят дети.
Михаил Кукин: Анна, когда Игорь говорил о государстве, вы очень активно кивали. Я так понимаю, вам тоже есть что сказать.
Анна Калинина: Я взяла направление в соцзащите на харьковский ортопедический завод. Возила его на обмерку в феврале — ему же бесплатное протезирование положено. Звоню — никто ничего не знает. Говорю: «Когда протезирование будет?» — «Мы вам дали направление — звоните и узнавайте». Позвонила на завод, дозвонилась замдиректора. Он говорит: «Они не хотят оплачивать. Надо еще заключать договор, что они будут оплачивать». Я опять звоню в соцзащиту – «Мы никакой договор не должны». Открещиваются от всего.
Михаил Кукин: Есть статус ребенка, пострадавшего от вооруженного конфликта. Вы его получили?
Анна Калинина: Нет. Максим не получил этот статус. Говорили, что получит. Мы с ним были три месяца безвылазно в больнице. Я все документы сдала Костан Ирине Владимировне (это начальница управления соцзащиты). Я ей звоню — «Все будет». Но дело закрыли. Сказали, что я сама виновата, он виноват – никто его не заставлял брать в руки.
Я подходила к Золкину, главе райгосадминистрации, ему говорила, мол, так и так: «Где он подобрал? Возле школы подобрал». Это все умалчивается. Экспертизу сделали без него, в экспертизе было написано, что он в лесу нашел. Очень большие непонятки. А я сама. Мне важнее его по больницам возить, чем бегать.
Игорь Прус: Я думаю, мы будем по-другому решать это. Если есть официальный отказ от властей, проще всего решать ситуацию через суд, поэтому мы подадим суд.
Михаил Кукин: Насколько я знаю, этот статус, к сожалению, мало что дает.
Игорь Прус: Он должен быть. Нам важно зафиксировать факт. Если ситуация поменяется, у этих детей будет какая-то преференция – это одно. И когда закончится война, будут выставляться требования о компенсации ущерба. Страна, которая защищалась, будет выставлять претензии к стране, которая напала. Имея статус, мы сможем требовать компенсации наших расходов в дальнейшем.
Михаил Кукин: Я так понимаю, что самое главное – собрать деньги. Но, наверное, найти протезистов тоже непросто?
Игорь Прус: Нужно понимать проблему Максима. Хороший протезист будет видеть, что максимально можно сделать в этой ситуации. И нужен же не один протез – как правило, нужно несколько. Сейчас нужен первый протез, который бы имел косметическую функцию, чтобы вторая рука выглядела, как рука. Потом мы будем смотреть, какие функции нужны этой руке в дальнейшем. Как правило, нужно несколько протезов для разных функций.
Михаил Кукин: Обращались ли вы, например, в Министерство по вопросам временно оккупированных территорий?
Игорь Прус: Сейчас ситуация такая, что нужно закончить лечение легких. Когда это будет закончено, на повестке два вопроса: что делать с осколками (должна быть технология извлечения из организма) и протезирование. Это перспектива конца лета.
Есть еще один важный момент. И Максим, и его мама, возможно, их дочь, которая видела то, что произошло с Максимом, нуждаются в помощи хороших специалистов по посттравматическому расстройству. И мы ищем варианты, чтобы повезти их на психологическую реабилитацию для восстановления, потому что этот вопрос тоже нельзя оставлять нерешенным.
Слушайте полную версию разговора в прикрепленном звуковом файле.
Реквизиты для помощи Максиму:
Отримувач: Благодійна організація «Благодійний фонд «Салим»
Код 41700298 п/р 26008052653950 GBR
п/р 26002052691952 UAH
п/р 26003052662247 EUR
п/р 26004052671260 USD
МФО банку 320649
Картковий рахунок 5169330514041570
Приватбанк
Помітка: руки для Максима