Обнимашки всегда лучше, чем «давай бухнем», — военный психолог

Верховная Рада приняла в первом чтении законопроект, которым вводятся штрафы для военнослужащих и резервистов за употребление алкогольных напитков во время прохождения сборов. Комментирует военный психолог Андрей Козинчук.

Татьяна Трощинская: Штрафы срабатывают?

Андрей Козинчук: Это один из вариантов, что, если лодка тонет, им бросили скотч — хоть что-то. На самом деле, в корень не смотрят. Такое впечатление, что пьют, потому что нет штрафов.

Лучше всего срабатывает не кнут, а пряник. Почему военные резервисты туда едут? Во-первых, вспомнить военное былое, снова взять в руки автомат. Есть часть людей, для которых это снова взять с «бойовими побратимами» железную кружку и наполнить ее спиртосодержащим раствором. Их всегда меньше.  

Мы не наполним бюджет, мы убиваем мотивацию этих людей. А как это: должно пахнуть, человек должен сдать отпечатки пальцев? Это настолько популистские вещи.

Часть населения, которая хочет употребить, смотря на тех, кто работает, всегда остается в стороне. Поэтому спасибо за инициативу, но она не работает.

Дмитрий Тузов: Чем снять стресс?

Андрей Козинчук: Никогда не пьют потому, что хорошо. Пьют потому, что плохо. Если человек успешный, счастливый, ему не надо пить, доказывать что-то. Армия и война — это место, где можно проявить себя. Там все боятся, но кто-то преодолевает свой страх. Алкоголь — не выход.

Я не депутат, я не хочу их учить, но согласно науке, очень хорошо работают превентивные действия.

Ребят, а вы бы не могли сделать им абонементы в тренажерный зал, четыре билета в каждый театр за счет государства? Сделайте им бесплатное обучение с условием прохождения тестов в университетах. Чтобы они еще и какую-то зарплату получали. Откройте им двери, вместо того, чтобы пугать.

Это не страшно. Если я хочу напиться, а мне говорят: «Заплатишь 2500 гривен». Да берите! А если я заплачу 2500, я могу бухать дальше? Скажут: «Мы не знаем, процедуры нету». В Луганской, Донецкой области существует мораторий на постоянную продажу алкоголя в форме. И у меня риторический вопрос: вы думаете, никто не употребляет?

Татьяна Трощинская: А где берут?

Андрей Козинчук: Тысяча и один способ. Вплоть до того, что обещают жениться на местной, если она принесет 2 литра водки. А там очень много одиноких женщин. И любовь делает фантастические вещи — несут.

Надо открыть возможности. Я работаю по социальной адаптации. Мы обучаем людей возвращаться. Извините, мы не работаем с алкоголезависимыми людьми. Те люди, с которыми мы работаем, могут работать с алкоголезависимыми. Когда ветеран ветерану говорит: «Братишка, не сейчас, не стоит» — это авторитетно. Мы делаем крутых ветеранов еще круче — их авторитет уже давит.

Дмитрий Тузов: Каким образом это делаете?

Андрей Козинчук: У нас эффективно работает сарафанное радио. Мы собрали 25 людей, которые сказали: «У меня, скорее всего, проблемы. Я бы хотел их решить, потому что мне сложно общаться с людьми». Мы приглашаем в наш круг: равный равному. Я — военный психолог, но при этом — ветеран. Меня воспринимают, я — их. У нас есть программа, которая длится на протяжении полгода. Люди за это время переосмысливают все, что было. Мы знакомим с травмой: она есть, но, если вы научитесь с ней жить, вы непобедимы.

Дмитрий Тузов: В воинских частях должен быть психолог?

Андрей Козинчук: Первая проблема — их недостаточно. Есть шикарные психологи, но недостаточно. Вторая проблема — укоренившаяся система воинской структуры не воспринимает психолога как такового. Надо менять, начиная с менеджмента.

Мы находим в подразделении те проценты людей, которые не хотят пить, хотят развиваться. Мы активно работаем с ними, с остальными — пассивно. И на хорошем примере мы поднимаем все подразделение. Такая систематичная работа позволяет посмотреть: вот успешный боец, но он не родился таким, а стал. И самое главное — каждый может переписать свою историю!

Важно, чтобы каждый человек в подразделении знал своем место, знал, зачем он здесь и что делает. Я не видел солдата, который мог бы быть бесполезен. Мы не рождаемся воинами, но это сидит в генах и очень быстро выходит.

Когда наш боец вернулся домой после войны, его война не закончилась. Да, он положил автомат и взял ручку. Но он продолжает воевать. И тут очень важно, что ты делаешь. Он говорит: «Вот, я на войне нашел смысл жизни». И социум говорит: «Ты вернулся какой-то не такой». Конечно не такой! После войны вернулся. 80% моих бойцов после войны не хотят заниматься тем, чем занимались до нее.

Дмитрий Тузов: Часто сами знакомые и родственники считают возможным замотать бутылку водки и отправить туда. Это есть?

Андрей Козинчук: Есть. И это вина: «Я не воевал или мало на это повлиял, сделаю что-то хорошее». Но если у тебя есть 50 гривен и ты хочешь инвестировать их в воина, пополни ему счет на телефоне, купи пару носков, сигареты. Это вредно, но, да, мы курим там, это бывает.

Нет денег? Просто позвони и скажи: «Брат, я с тобой. Ты вернешься — я тебя обниму». Эти обнимашки больше работают, чем «давай бухнем вместе».