«От своей идеологии он не отказывается». История бразильца, воевавшего за «ДНР»

Проехать полмира, чтобы воевать за боевиков, разочароваться, вернуться домой, а потом еще раз преодолеть полмира, чтобы быть пойманным СБУ. Несколько дней назад вышло интервью с бразильским боевиком Рафаэлем Лусварги, которого осудили в январе, до этого в октябре задержали, а еще до этого в 2015 Лусварги воевал на Донбассе на стороне боевиков.

Анастасия Багалика: Лусварги осужден за терроризм, его адвокат сейчас подал апелляцию. Рафаэль Лусварги — один из немногих иностранных граждан, кого удалось осудить. Какое у вас впечатление от общения с ним?

Андрей Дихтяренко: Команда «Донбасс. Реалии» больше месяца занималась тем, чтоб организовать это интервью. Мне, человеку, который родом из Луганска, сложно отстраненно воспринимать то, что происходит. Это была тяжелая журналистская задача: провести интервью максимально объективно, не сваливая в поддержку человека, с другой стороны, не обвиняя его за те инциденты, возможно, преступления, которые он совершил на Донбассе и за которые он осужден.

При подготовке сюжета я пересмотрел много видеоматериалов, посвященных Лусварги, он сам активно постил их у себя в соцсетях (российская соцсеть Вконтакте, и его аккаунт набран не латинскими, а русскими буквами). Этот человек — фанат «русского мира», не скрывает этого. Во многом этим и обусловлено то, что он побывал на Донбассе и участвовал в войне против Украины.

Ирина Ромалийская: Расскажи его историю.

Андрей Дихтяренко: С его слов, пригласили знакомые. Он всегда был фанатом коммунистических левых идей, увлекался Россией, всегда мечтал туда попасть. Он имел боевой опыт, участвовал во Французском иностранном легионе, был в рядах бразильской полиции.

Потом от государственной службы его несколько унесли в сторону левые идеи. Он участвовал, с его слов, в акциях протеста против Чемпионата мира по футболу в Бразилии. Он профессиональный военный, увлекался идеями Дугина. Этот сплав его биографии и привел его на Донбасс.

Ирина Ромалийская: Сколько ему лет?

Андрей Дихтяренко: Ему 32 года. Это уже состоявшийся человек, который при этом так и не нашел себя в мирной жизни. Человек, который лучше всего умеет воевать, он сам в этом признался.

Мне была интересна история Лусварги. Она, наверно, типичная. По ней можно нарисовать собирательный образ иностранцев, которые участвуют в этой войне.

Анастасия Багалика: Мы хотим послушать несколько фраз Лусварги из вашего интервью. Даже в заголовок вы вынесли фразу «Я устал воевать». Он действительно выглядит уставшим?

 

Андрей Дихтяренко: Создается такое впечатление. Возможно, он пытается создать его, как человек, который находится в тюрьме. Естественно, сейчас его мысли заняты только одним: как бы поскорее выйти. А такие возможности есть, несмотря на длительный срок. Кроме апелляции и активности его защиты, есть универсальное окно выхода любых боевиков, которые принимали участие в войне против Украины — это обмен. Как мы знаем, по Минским соглашениям есть перспектива обмена всех на всех. Как мне сказал адвокат, Рафаэль Лусварги есть в этих списках.

Анастасия Багалика: В ситуации со списками есть небольшая загвоздка. В доступных в Интернете списках Лусварги нет. Я пересматривала списки, которые публиковала Надежда Савченко — и Лусварги не запрашивают. Но эти списки публиковались до громкого обсуждения дела Лусварги в СМИ.  

Андрей Дихтяренко: Более того, Лусварги осудили только в январе. Скорее всего, в списки попадают те люди, дело по которым практически завершено, вынесен приговор. Мы знаем, что адвокат сейчас занимается апелляцией. Он сообщил мне, что в окончательных списках фамилия Лусварги присутствует, оснований не верить адвокату у меня нет.

 

 

Ирина Ромалийская: Адвокат Валентин Рыбин сейчас с нами на связи. Расскажите о перспективах обмена Лусварги: ведутся ли переговоры, в каком формате, на кого менять?

Валентин Рыбин: Данная информация не является общедоступной, все, что я могу сказать: фамилия Рафаэля Лусварги действительно присутствует в списках лиц, которые запрашиваются «ДНР» для обмена. Мы, не получив подтверждение украинской стороны, не стали ждать вступления приговора в силу и подали апелляцию. В ближайшем будущем мы ожидаем рассмотрение апелляционным судом нашей жалобы.

Ирина Ромалийская: Вы требуете оправдания?

Валентин Рыбин: Ни в коем случае. Мы требуем отмены приговора и направления дела на рассмотрение в суд первой инстанции, поскольку в суде первой инстанции были допущены нарушения.

Мы считаем, так называемый сокращенный порядок судебного рассмотрения был предложен Рафаэлю Лусварги и принят им под влиянием пыток и избиений. Есть данные, которые говорят о том, что Лусварги подвергался пыткам в СИЗО№ 13.

Мы считаем, что не было добровольного согласия на сокращенный порядок, более того, мы считаем, также была нарушена территориальная подсудность. Эти основания важные для отмены приговора.

Анастасия Багалика: В управлении уполномоченного по делам человека, которые посещали Лусварги в СИЗО говорят, что ничего не знают о пытках. Из документов, которые у них есть, между Лусварги и его сокамерниками были конфликты на материальной основе: от него вымогали деньги.

Валентин Рыбин: Дело в том, что я оперирую фактами. В данном случае, 25 января 2017 года вместе с провозглашением приговора, суд вынес определение об обеспечении мер безопасности к Рафаэлю Лусварги в виде отдельного содержания и немедленного медицинского обследования, поскольку на последнем были следы побоев. Медицинское обследование было проведено только через 12 дней после такого определения, через неделю он был переведен в одиночную камеру.

Анастасия Багалика: В январе были следы побоев, СБУ взяла его в октябре. Получается, били в камере?

Валентин Рыбин: Били в СИЗО №13.

Анастасия Багалика: Как это повлияло на ход расследования?

Валентин Рыбин: На ход досудебного расследования это никак не повлияло. Очень важно, что в обвинительном акте сторона обвинения, которую представляет прокуратура Киева, указала, что преступлениями Лусварги материального вреда никому не причинено, потерпевших от его деяний нет.

Рафаэль Лусварги был в следственном изоляторе СБУ в отделе обеспечения досудебного следствия. 17 января был переведен в СИЗО на Лукьяновку, 19 и 25 января были судебные заседания. Возникает логичный вопрос: а зачем так делать, когда он был в одиночной камере СИЗО СБУ, кидать его в Лукьяновское СИЗО? Естественно, в общей камере возникли конфликты, я уверен, что эти конфликты были спровоцированы никак не материальными требованиями.

Ирина Ромалийская: Ваша позиция, что пытки заключались в том, что его не били следователи или оперативники, а они допустили избиения сокамерниками в СИЗО?

Валентин Рыбин: Абсолютно правильно. И это повлекло его согласие с позицией, изложенной в обвинительном акте и с позицией, предложенной судом: на сокращенный порядок судебного рассмотрения.

Ирина Ромалийская: А по сути дела он признает, что воевал на Донбассе?

Валентин Рыбин: К сожалению, сейчас не могу комментировать данный факт, поскольку мы находимся в уголовном производстве. Фактические обстоятельства пребывания Рафаэля Лусварги на востоке Украины никто не оспаривает. Что он делал, как и когда — эти моменты нужно было установить в суде первой инстанции. Этого не было установлено, что и повлекло такой жуткий приговор, я считаю.

Анастасия Багалика: Вы точно знаете, что он есть в запрашиваемых списках от боевиков?

Валентин Рыбин: Я точно знаю, что фамилия Рафаэля Лусварги услышана в «ДНР и его запрашивают на обмен. Есть списки, которые публикует Надежда Савченко, есть списки у СБУ, поэтому надо уточнить, в каких именно.

Анастасия Багалика: Но вы точно знаете, что его запрашивают?

Валентин Рыбин: Конечно.

Ирина Ромалийская: В сюжете был момент, что Лусварги выманили из Бразилии сотрудники СБУ. Расскажи об этом.

Андрей Дихтяренко: Я знаю то, что и так было в СМИ, в Интернете. Рафаэль Лусварги вернулся с Донбасса — у него родился сын. И он начал искать работу в международных компаниях, поскольку считал, что достаточно квалифицирован, чтобы ее получить. И нашел в сети фирму, которая предложила работу охранником при международных морских перевозках. Одним из условий устройства на работу было начать трудовой путь в Одессе. Рафаэль Лусварги, как он выразился, начал проверять данные о фирме, не нашел связей ни с украинским правительством, ни с СБУ.

Финальная капля, которая максимально его убедила в том, что это не может быть охотой на него: они купили ему билет. И он решил, что он не настолько важная персона, чтобы его так красиво ловили

И финал. Человек приезжает в Украину, прямо в аэропорту его арестовывают, и он попадает под следствие. Очень нестандартная операция.  

Ирина Ромалийская: Как тебе показалось, он раскаивается в том, что произошло?

Андрей Дихтяренко: Это сложный вопрос, и я не знаю, что происходит у него в голове. Я задал ему прямой вопрос: если бы он смог отмотать время назад, повторил бы поход на Донбасс, взял бы опять в руки оружие? И он ответил: тогда это было нужно.

Я не думаю, что он считает, что сделал что-то не так. У него есть идеология, он от нее не отказывается.

Я спрашивал: предположим вы освобождаетесь, что будете делать дальше? И он говорит: Я пролетел столько километров, чтобы попасть в Украину, и теперь, если меня освободят, я не хочу, чтобы этот вояж был исключительно для посещения тюрьмы, я хочу поехать на Донбасс, увидеть несколько друзей, но больше не буду брать в руки оружие, это я обещаю.

Ирина Ромалийская: Меня зацепило, что он критикует устрой, говорит, что там было мародерство, и его это разочаровало. Перед нами он предстает романтиком, верящим в идеалы, не подозревавшим, что война не такая.

Андрей Дихтяренко: В любом случае, то что он рассказал о нравах, которые царят среди боевиков, было достаточно ценным. Я говорю о нем как о собирательном портрете. Он говорил, что многие иностранные боевики покидают Донбасс. Я спросил: почему? Почему вы покинули Донбасс? Он говорит: у нас был такой инцидент, мы рука об руку воевали с подразделением «Русич» (жестких русских националистических взглядов), они начали называть нас обезьянами с Южной Америки, когда мы были на передовой. Это очень обидело бразильцев, они просто начали уходить. Сложно быть чужим на этом русском кровавом «празднике». Он, все-таки, оказался там чужим.