Отвод войск с серой зоны — это эксперимент, к сожалению, на людях

Сергей Грабский, военный эксперт, полковник запаса, рассказывает о перспективе разведения сил в АТО.

Елена Терещенко: Кому, на ваш взгляд, нужно было отведение войск АТО?

Сергей Грабский: Я думаю, что это была политическая договорённость, на фоне которой рассматривался и отрабатывался, к сожалению, на людях эксперимент, когда войска покидают зону боевых действий. В этом есть определенная логика. Когда в городе есть военные, всегда есть риск, что по ним будет нанесен удар. И от этого удара в первую очередь пострадают гражданские. Поэтому я не могу сказать, что решение об отводе войск совершенно неразумное. Его цель — обеспечить безопасность гражданского населения.

Михаил Кукин: То есть, возможно, в таком случае обстрелы пойдут на убыль?

Сергей Грабский: В любом случае, если следовать обычной человеческой логике, отсутствие воинских подразделений в населенном пункте должно вести к уменьшению количества обстрелов.

Елена Терещенко: Но опыт этой войны показал, что логика здесь не всегда работает.

Михаил Кукин: И более того, нет доверия к другой стороне.

Сергей Грабский: Это все абсолютно правильно. Но люди уже все понимают и из двух зол выбирают меньшую: лучше остаться со стабильной властью, более-менее налаженным бытом и обстановкой, чем рисковать и своим будущим и будущим своих детей. Потому что никто не знает, как поведет себя противоположная сторона. Никаких подвижек к тому, что противоположная сторона будет отводить свои подразделения пока нет. Кроме того, из города уходят военные — значит, и власть, способна защитить людей.

Кто будет отвечать за безопасность мирных жителей? Миссия ОБСЕ? Поверьте мне, я сам бывший офицер ОБСЕ, и я гарантирую, что они этим заниматься не будут. Кроме того, у ОБСЕ есть четкий приказ: с наступлением темноты вся деятельность сворачивается.

Елена Терещенко: Вчера в Луганске был огромный митинг, на который собрали всех бюджетников, против вооруженной миссии ОБСЕ. Что это за оксюморон?

Сергей Грабский: С точки зрения нормального человека, это абсолютный маразм, потому что миссия ОБСЕ не может быть вооруженной, в принципе. У ОБСЕ нет ни опыта, ни возможностей даже теоретически собрать и провести такую миссию.

То, что провели митинг против вооруженной миссии, говорит о том, что люди с той стороны просто не желают решать этот вопрос по-другому. Они понимают, что пока существует такая ситуация неопределенности, всегда можно поиметь свою выгоду. В данном случае, очевидно, что любая вооруженная миссия, которая войдет, будет действовать под мандатом ООН. Это обязательное условие. И при таких миссиях даже есть военное подразделение полиции, которое может принудить к исполнению порядка в городе.

Елена Терещенко: Золотое и Петровское — это контрольно-пропускные пункты и Станица Луганская тоже. Какой смысл отводить войска именно в контрольно-пропускных пунктах, учитывая враждебные настроения жителей по другую сторону линии разграничения?

Сергей Грабский: Присутствие вооруженных сил — это перманентная угроза применения силы по военным подразделениям. Но наибольшие потери всегда несут гражданские жители. Логика в этом есть.

В Случае Золотого и Петровского, разведение сил противоборствующих сторон на определенное расстояние, ни в коем образе не меняет общую тактическую ситуацию в зоне АТО. Достаточно 5-10 минут, чтобы войска вернулись на исходное положение, если ситуация изменится. 

В случае Станицы Луганской, возможно, логика была в том, чтобы отработать возможность разведения противоборствующих сторон в населенных пунктах, потому что часто линия фронта проходит просто через город. Если мы рассматриваем в перспективе данную ситуацию, то мы будем вынуждены рано или поздно принимать такие решения. В данном случае Станица Луганская выглядит, как пробник.

На сегодня мы получили достаточно однозначную реакцию, которая говорит о том, что, наверное, пока преждевременно говорить о разведении сторон как глобальной задаче, которая может быть выполнена. Потому что к этому не готовы обе стороны.

К разговору телефоном присоединилась слушательница из Старобельска Луганской области.

Наталья: Я вообще не могу понять, как можно было принимать к рассмотрению Минские договоренности, в тексте которых не назван оккупант. Почему, согласно документу, к Украине, жертве агрессии и оккупации, применяются те же критерии и требования, что и к оккупанту. Если бы Украина с Россией вступили в борьбу за какой-то остров, то это имело бы какой-то смысл. Но в нашем положении — это отступление.

Почему мы наравне с оккупантом должны производить какие-то движения? Это просто унизительно. Об Украину вытирают ноги, причем наше высшее политическое и военное руководство.

Елена Терещенко: Наталья, что люди в Старобельске говорят по поводу отведения войск?

Наталья: Меня больше всего раздражают мирные люди, которым все равно, лишь бы их не трогали. Но самое страшное, что в Киеве, в государственных институциях есть люди с точно такой же ментальностью. Им все равно: кусочек туда, кусочек сюда, — лишь бы их активы не трогали.

Меня раздражает, когда наши политологи говорят, что Путин хочет показать Украину не договороспособной. Так мы и не должны быть договороспособными, если предмет договора — независимость, безопасность и целостность страны. Мы даже не должны рассматривать это как предмет договора. Это само по себе просто кощунственно.

Михаил Кукин: Сергей, прокомментируйте услышанное.

Сергей Грабский: Нельзя рассматривать Минские соглашения, как догму. С военной точки зрения, Минские договоренности сыграли свою исключительно положительную роль, когда они позволили на каком-то этапе снизить накал напряженности и набраться сил нашей армии и государству. Я, как военный эксперт, скажу, что на сегодня у противника нет шансов прорвать нашу оборону где-либо. Что касается тактических перемещений, то даже в боевом уставе сухопутных войск ВСУ предусмотрены разные виды маневров, одним из которых является отступление для занятия более выгодной позиции.

Михаил Кукин: Но, возможно, тогда это надо как-то объяснять местному населению?

Сергей Грабский: А вот это наша беда. К сожалению, информационно-психологическую борьбу мы пока ведем с позиции слабой стороны. Мы не доносим до наших людей идею, заложенную в Минских договоренностях, которая предусматривает снижение градуса напряженности и выигрыш времени для подготовки сил и средств.

Михаил Кукин: Возможно, пунктом о разведении войск каждая сторона также преследовала какие-то свои цели. И, возможно, Россия и непризнанные республики, таким образом, хотят очередного примера о невыполнении Украиной своих обязательств?

Сергей Грабский: Такое тоже может быть.

Михаил Кукин: Но тогда это не приближает нас к окончанию конфликта, а только затягивает его.

Сергей Грабовский: К сожалению, у нас нет выбора.  У нас очень ограниченное поле для маневра и отступать нам особо некуда. Земли у нас лишней нет, поэтому мы должны бороться за каждый ее кусочек, что мы и делаем.

Михаил Кукин: Согласны ли вы с мнением, что конфликт длится так долго, что уже многим выгоден, в том числе и в Киеве?

Сергей Грабский: Не согласен. Во-первых, я бы не сказал, что этот конфликт длится очень долго в сравнении с другими аналогами. Самое главное, чего мы достигли, в том числе Минскими договоренностями, — это то, что нам удалось купировать этот конфликт и локализировать его в отдельных районах Донецкой и Луганской областях. Это огромная победа. Ведь военная операция на востоке готовилась Российской Федерацией не один год, а десятилетия.

То, что случилось в Украине за два года — это колоссальный прорыв. Это величайшее напряжение сил всего нашего общества, для того чтобы остановить агрессора, которого мы, по всем канонам военной науки, остановить не могли.

Михаил Кукин: Есть мнение, что агрессор и не собирался дальше продвигаться, что ему лишь нужно было создать локальный конфликт и его удерживать, чтобы через него влиять на Украину.

Сергей Грабский: Вы сейчас повторяете московские шаблоны. После того, как российским оккупационным войскам было нанесено ряд поражений, они начали говорить, что больше ничего и не собирались делать. Но, если мы обратимся к источникам, в том числе пропагандистским темникам, там меньше, чем о захвате Киеве, ничего не говорилось.

Елена Терещенко: Это время, которое мы выиграли с помощью Минских договоренностей, должно было использовано для построения новой украинской армии. Считаете ли вы, что мы уже на этом пути?

Сергей Грабский: Армия уже меняется. Я в прошлом еще и офицер НАТО и могу сравнивать нашу армию с натовской. Я бы, конечно, хотел, чтобы наша армия менялась значительно быстрее, но военная организация государства напрямую зависит от экономической политики страны. Хотелось бы, чтобы наши бойцы ездили на новейшей технике и имели новейшее вооружение, хотелось бы, чтобы наши солдаты жили в комфортабельных казармах и были всем обеспечены. Но, например, стоимость одного солдата литовской армии составляет порядка 50 000 долларов в год, а украинского — в 10 раз меньше. И, к сожалению, пока мы не можем позволить себе что-то большее.

Нам предстоит тяжелая и напряженная работа. И, к сожалению, я вижу, что должно смениться целое поколение в наших конкретных условиях, чтобы мы получили армию нового типа.