facebook
--:--
--:--
Включить звук
Прямой эфир
Аудионовости

После моего освобождения «омбудсмен ЛНР» сказала: «Жемчугова мы вам не простим»

Когда я начал говорить о партизанском прошлом, с той стороны начали звонить и говорить: «Мы Жемчугова отпустили, не выбили ему зубы, не вырвали ногти плоскогубцами. Но теперь такое не повторится»

После моего освобождения «омбудсмен ЛНР» сказала: «Жемчугова мы вам не простим»
1x
--:--
--:--
Примерное время чтения: 6 минут

Бывший пленник боевиков Владимир Жемчугов вернулся из немецкой клиники, где ему вернули зрение. Говорим в студии с ним и его женой Еленой Жемчуговой.

Анастасия Багалика: Вас не было в Украине больше двух месяцев. Какие впечатления от лечения в Германии? Что удалось сделать, что нужно доделывать?

Владимир Жемчугов: Немецкое правительство организовало нам лечение в Кельне. Там провели весь спектр обследований и операций, которые мне необходимы. Мне сделали одну операцию на левом глазу — вытащили металлический осколок, укрепили сетчатку, сделали донорскую пересадку роговицы.

На правом глазу сделали две операции. Сейчас вставили силикон, через три месяца должны удалить его и сделать донорскую пересадку роговицы и на этом глазу. Сделали операцию на левом ухе — зашили большую дырку, которая была в барабанной перепонке, сделали сложную операцию на животе — удалили опасный металлический осколок, который был возле внутренних органов, удалили грыжу. Ортопеды сделали мне два протеза на левую и правую руку. Также они посчитали, что у меня тяжелое психологическое состояние, поэтому обследовали психотерапевты.

Лариса Денисенко: Это все силами врачей одной клиники?

Владимир Жемчугов: Это очень большая клиника, там, наверно, все представители медицинских профессий. Есть разные отделения. И все было сделано в одной клинике.

Лариса Денисенко: Обеспечат ли украинские врачи надлежащее наблюдение и восстановление? И на операцию нужно лететь туда?

Владимир Жемчугов: Следующая операция в феврале. Нужно найти донорскую роговицу на правый глаз. Обследование, реабилитация будет в Германии. Через год после операции мне должны снять половину швов с роговицы, через два года — вторую половину. Такие сложные наблюдения Германия оставляет за собой. Простые консультации, реабилитации (ухо, работа с протезами) — в Украине.

Елена Жемчугова: Весь план лечения, который сделали в Германии, прописывали украинские врачи. Но у наших врачей сейчас недостаточно возможностей. Пересадка роговицы в Украине еще не разрешена. Они не обнаруживали осколок в брюшной полости, а в Германии обнаружили и удалили. Но весь план, что прописывали здесь украинские врачи, был прописан и немецкими врачами. Все сделано очень хорошо, мы довольны. Немецкие врачи не давали нам гарантий, только говорили о возможных рисках во время и после операций, поэтому мы решали делать или не делать операции. Но бежать было некуда.

Владимир Жемчугов: Сейчас я чувствую себя намного лучше, по сравнению с тем, как было раньше. Я вижу явные результаты. На левом глазу появилось зрение — раньше я видел тени, сейчас могу что-то читать. Я вижу лица, распознаю их, а раньше не мог.

Лариса Денисенко: Но напрягать зрение пока нельзя? Или все можно делать?

Владимир Жемчугов: Можно читать. Никаких ограничений мне не давали, только беречь роговицу, чтобы не травмировать. Два месяца у меня еще должно возвращаться зрение, когда все заживет, мне пересадят хрусталики, я должен видеть своими глазами. Наверно, полностью зрение не вернется и какие-то очки я буду носить, но позитив есть, надеюсь, что все будет хорошо.

Лариса Денисенко: Донора тоже будут искать в Германии?

Владимир Жемчугов: Подходящую донорскую роговицу сейчас ищут в Европе. Говорят, что может быть сложно, поэтому операцию могут перенести с февраля на апрель.

Анастасия Багалика: Вы задумываетесь, что вы будете делать, когда потихоньку возвратятся возможности?

Владимир Жемчугов: Я над этим думаю. Я ответственный человек и не могу кому-то обещать что-то, не понимая до конца степень восстановления здоровья. Мой мозг работает, я здраво соображаю, трезво размышляю, я понимаю свои физические ограничения по зрению и по действиям рук, и я хочу понимать до конца мои рамки: что я могу делать, чтобы потом определиться, в каком направлении я могу жить дальше.

Анастасия Багалика: Бывшие пленные присоединяются к правозащитному движению и к борьбе за возвращение тех, кто сейчас в плену. Вы рассматриваете для себя такой вариант?

Владимир Жемчугов: Я рассматриваю все варианты. Я был человеком умственного труда и готов рассмотреть разные приглашения. Сам ищу себя и пока еще в поиске.

Елена Жемчугова: Владимир немного скромничает в плане того, что он ждет. Он уже делает. Мы вместе что-то делаем. Есть организация «Берегиня» — общественная организация родственников ребят, которые находятся заложниками в «ЛНР», «ДНР». Мы тесно общаемся, строим совместные планы. О них, может, еще рано говорить, потому что это связано с выходом на международные организации.

Пока мы были в Германии, общались с украинскими волонтерскими организациями там, планировали провести акции. Скорее всего, они будут позже. Просто Владимир для себя считает это небольшой общественной работой и не проговаривает это.

Я считаю, это очень большое дело. Ребятам, которые там, очень важно ощущать поддержку. К сожалению, родственники уже в том состоянии, когда они отчаялись и не видят выхода. Те, которые освобождены, и мы, их родственники, можем оказать поддержку, действия, которые могут поднимать дух и способствовать освобождению.

Владимир Жемчугов: Действия, акции, в которых я участвовал (поездка в Страсбург, выступление перед журналистами, участие в волонтерских акциях в Германии, участие в церковных службах в поддержку пленных и по прекращению войны в Украине). Я никогда не отказываюсь. Если у меня есть силы, есть время у меня и Елены, мы всегда участвуем во всех акциях, в которых можем.

Я видел свое участие в поездке в Страсбург. Я единственный человек, который приехал из-за линии фронта. Они в Страсбурге обсуждали вопросы: гражданская война или российская оккупация? И я приехал с той стороны. Я с мая 2014 года участвовал там во всех этих процессах, я очевидец и участник — спрашивайте, как проходили выборы, свержение власти, грабежи, бандитизм, как входили российские войска, какие подразделения стояли, как они убивали украинских солдат. Я все это видел и проходил.

О моем партизанском прошлом мне разрешили что-то рассказывать. Я начал, но оттуда, с той стороны, начали звонить в СБУ, в какие-то организации и угрожать, чтобы мне закрыли рот. Потому что они не ожидали — я, получается, их переиграл. И Копцева на Минских переговорах после моего освобождения кричала: «Я вам Жемчугова никогда не прощу».

Анастасия Багалика: Они же вас обвиняли в том, что вы партизан, когда вы находились в плену.

Владимир Жемчугов: Там было две акции, мне надо было что-то говорить. Фактически, там были доказательства моего участия. Но, что я с мая 2014 года там участвовал, они не предполагали. Когда все всплыло, и они поняли, что я в этом принимал участие, они были ошарашены. Они начали мне закрывать рот через звонки, начали звонить и говорить: «Мы Жемчугова отпустили, мы не выбили ему зубы, не вырвали ему ногти плоскогубцами. Но теперь такое больше не повторится». Меня попросили не злить их и не рассказывать реальную ситуацию о партизанском движении в Луганской, Донецкой области, о реальных настроениях местного населения.

Анастасия Багалика: СБУ недавно арестовала полковника Ивана Безъязыкова, дело касается предполагаемого сотрудничества с боевиками. Как у человека, который прошел через плен, общение с офицерами ФСБ, реально в плену перейти на сторону боевиков или это единичные ситуации?

Владимир Жемчугов: Пытки — это очень серьезно. Тем более, когда они продолжаются несколько дней. Мало кто может их выдержать. Я разговаривал с Генной Афанасьевым, как его пытали несколько дней. Я рад, что он выдержал. На допросах, когда бьют, он соглашался, подписывал все документы. Но когда нужно было повторить это на суде, ему хватило сил отказаться и сказать, что то, что он говорил, было под давлением.

С офицерами, военнослужащими, которые попадают в плен, работают сотрудники ФСБ. Сотрудники ФСБ общались и со мной — их было слышно по московскому говору, вопросы, которые они задавали, выходили далеко за компетенцию «ЛНР», «ДНР».

Давление выдержать тяжело. Я не могу ничего сказать о человеке, которого обвиняют в предательстве Украины, но пытки выдержать тяжело.

Я для себя сделал вывод. Они видели, что я не боюсь смерти. Я сказал, что не буду говорить, что меня заставили силой — я добровольно пошел воевать против оккупации Украины, поэтому ничего другого говорить не буду — можете меня убивать. Когда они поняли, что я не боюсь смерти, начали угрожать: «Ты знаешь, мы можем сделать так, что каждый прожитый день тебе будет казаться лишним». Я как-то смог выдержать. А другие пусть отвечают за себя.

Анастасия Багалика: Вам нужна какая-то поддержка?

Елена Жемчугова: В плане проживания, материальной помощи — нет. Но мы собираем деньги на многофункциональные протезы, которые дорого стоят. Нам объявили цену 120 000 евро. Это не ближний срок, но мы открыли счета и благодарны всем гражданам Украины, которые отправляют нам разные суммы.

Желающие поддержать финансово могут перечислять деньги на счет: Жемчугов Владимир Павлович. Номер карты 5351 4527 0048 3289 (А-Банк). Переводы возможны через систему Приватбанка (терминалы и Приват 24)

Поделиться

Может быть интересно

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе