После войны я вытянул себя сам, — Валерий Ананьев

Когда попадаешь на фронт, все твои стереотипы о мире, о людях, все то, чему ты учился на гражданке, как привык все воспринимать, рушится. Ты понимаешь, что все то, что знал и чему учился, не такое, — Валерий Ананьев.

 

Татьяна Курманова: Почему вы уволились?

Валерий Ананьев: Меня списали.

Татьяна Курманова: Из-за травм?

Валерий Ананьев: Много разных нюансов. Все долго вылезало, беспокоило, я не лечился, и постепенно все ухудшалось.

Татьяна Курманова: Вы писали, что буде скучать по войне. Скучаете?

Валерий Ананьев: Там есть много нюансов, которые приятно вспоминать. Помимо всего плохого, что происходит, там очень много хорошего, все более откровенно, чем тут. Я, например, не знаю, из-за чего можно поругаться на гражданке с людьми — за пять месяцев еще ни с кем не поругался. Я не знаю, как это объяснить.

Татьяна Курманова: Вы сейчас активно развиваете видеоблог.

Валерий Ананьев: Мне делать нечего, я и снимаю видео.

Татьяна Курманова: Вы хотите заниматься именно этим?

Валерий Ананьев: Я не знаю, чем хочу заниматься, но точно знаю, что не хочу работать на заводе: до армии работал, еще в 17 лет. Мне не понравилось.

Татьяна Курманова: Вы профессиональный военный?

Валерий Ананьев: 14 июля мне исполнилось 18 лет, а 15 июля я был в военкомате и писал заявление, что хочу служить. Я решил сначала не поступать на военную кафедру, а пойти на контракт, чтобы послужить и посмотреть. Мне казалось это глупым идти, сходу связывать жизнь с ем-то, чего я не знаю.

Об армии я могу выдумывать что угодно — как оно на самом деле, я не знал

Я пошел, послужил. Тогда армия была такая, что туда приходят мотивированные, идейные, но рано или поздно разочаровываются. То, как скоро ты разочаруешься в армии, зависит от того, как сильно ты себя накрутил. Я себя очень сильно накрутил: если кто-то разочаровывался через месяц-два, мне понадобилось около года.

Когда пришло время, я начал собирать документы. Уже почти все собрал, но решил не поступать, а дослужить контракт и податься куда-то дальше. Когда в 2014 году контракт закончился, я уже полгода был фронте. Почти все мои сослуживцы, которые пришли со мной в одно время, уволились.

Мне было как-то неудобно увольняться, хотелось воевать еще, и я остался. Контракт снова не подписывал. Тогда можно было остаться просто так — продлевают на неопределенный срок. И я остался.

В 2016 году все сильно ухудшилось, возник инцидент с человеком. И я подумал, что надо брать себя в руки.

Татьяна Курманова: Многие ребята говорили, что ваши ролики им помогали. Вы поддерживали боевой дух. Как вам пришла эта идея?

Валерий Ананьев: Июнь 2014 года. По телевизору рассказывают страшные вещи. Я, находясь на фронте, читал, что у нас происходит, и мне становилось еще страшнее. А мама моя все это читает, смотрит новости!

Я решил снять видео для мамы, показать, что у нас все нормально. Я снял, загрузил во Вконтакте, кто-то его выгрузил, залил на YouTube. И там оно собрало около 2-2,5 миллионов просмотров. Так все началось.

Мои самые преданные поклонники — «ватники» из России. Они следят за каждым моим постом. Когда пытаются меня «уколоть», выковыривают слова из постов, которые я когда-то писал, отсылаются на вещи, которые я уже сам забыл. Они все это помнят.

Я люблю «ватников» — мне бы было без них грустно. Когда я заливаю какой-то ролик на YouTube, он собирает 10000-20000 просмотров, люди отписывают что-то. А потом такое впечатление, что мой ролик заливается где-то во Вконтакте, они сбегаются толпой, и начинается «трэшак». Читать это все — очень веселые вечера.

Алена Бадюк: Как у вас проходит адаптация к мирной жизни?

Валерий Ананьев: Моя адаптация прошла более-менее удачно только потому, что я сам себя вытянул. У меня было очень много нехороших мыслей. Одно время я попросил, чтобы меня убрали с фронта, потому что не хотелось, чтобы у меня в руках был автомат. Я уехал и немного отдохнул.

Когда попадаешь на фронт, все твои стереотипы о мире, о людях, все то, чему ты учился на гражданке, как привык все воспринимать, рушится. Ты понимаешь, что все то, что знал, чему учился, не такое. Люди другие, мир другой, отношение к тебе, твое отношение к людям — все это рушится.

Многие ребята не справляются с этим, они ходят как потерянные. Много моих товарищей себя убили: кто повесился, кто гранатой себя подорвал, кто застрелился. Я помню, как они себя вели перед этим. Я знаю, что было у меня в голове.

Мне повезло потому, что я смог, с большим трудом, но собрать заново пазл, который у меня развалился на войне

Многие ребята говорят: мы чувствуем себя больными в нормальном обществе. Нет. Это не болезнь, и они не больные. 

Надо научиться воспринимать мир с тем опытом, который они получили. Это очень дорогой опыт, и это не болезнь, а дар. Они увидели и пережили то, чего другие люди никогда в жизни не научатся. Они получили мудрость, которую многие до конца жизни не осознают.

Это очень тяжело, к этим мыслям надо привыкнуть и смириться с ними. Очень сложно заново собрать эту картину мира с тем опытом, который есть, с тем, что смерть и жизнь — это явления. Когда близкие люди уходят, это больно. Но дело в том, что на фронте близкие люди могут уходить по несколько раз в день.

Алена Бадюк: Вы даже в одном интервью говорили, что старались не сближаться на фронте.

Валерий Ананьев: Да, потому что это очень больно. Это депресняк. А когда депрессия, а ты на фронте, это может закончиться для тебя плохо. Надо брать себя в руки. Я подумал, пока я не научусь держать себя в руках, я не буду ни с кем близко знакомиться.

Алена Бадюк: Вы говорили одному медиа, что шли на войну не потому, что вас вел туда патриотизм. Почему же тогда?

Валерий Ананьев: Я это не называю патриотизмом лишь потому, что сейчас произошла подмена понятий вообще. Все говорят «патриотизм», но объясняют его по-разному. И ведут себя по-разному. А назвать себя патриотом — я не знаю, к какому именно патриоту я тогда себя отношу.

Татьяна Курманова: Расскажите о ваших планах и книге воспоминаний? Когда ее ждать?

Валерий Ананьев: На данный момент написано около 100 книжных страниц. По тому, как все это у меня в голове, это где-то около трети. Но я не знаю, как оно будет, когда я закончу.

Алена Бадюк: А стихи войдут в книгу?

Валерий Ананьев: Да. Стихи, которые я написал, — неотъемлемая часть моего пребывания на фронте. Это то, что мне очень сильно там помогало. Я помню, был момент, когда было очень тяжело, опять началась депрессия, и я начал писать стихи. И стало легче. Домой ты не позвонишь, не расскажешь: мам, у нас тут умерло 10 человек, я их на руках выносил, весь в кровищи, одежды нет, потому что вся запачканная. Между собой мы это тоже не обсуждаем — что обсуждать? Я начал писать стихи, и стало легче.