Штыбликов, Бессарабов и Дудка — идеальные «клиенты» для ФСБ, — сослуживец

Кто эти люди и почему они стали объектом внимания спецслужб? Узнаем у Павла Лакийчука, эксперта Центра глобалистики «Стратегия ХХІ», который лично знаком с задержанными. К разговору подключается журналист Антон Наумлюк.

Татьяна Курманова: Вы знакомы с Дмитрием, Алексеем и Владимиром?

Павел Лакийчук: Я их знаю по службе в Военно-морских силах Украины. Владимир Дудка — мой старший товарищ, мы вместе заканчивали Калининградское училище с разницей в несколько лет. Он служил в Черноморском флоте, я в ТОФ, а потом — в Военно-морских силах Украины.

Дима и Леша — мои коллеги. Мы служили в разведке Военно-морских сил в разное время. Дмитрия я помню, когда он после академии пришел в разведывательное управление ВМС.

Он был очень заметный: умный, разносторонне подготовленный, со знанием английского и греческого языков.

Леша — парень молодой. Я помню его курсантом Севастопольского военно-морского института имени Нахимова. Он служил в Одессе, потом в штабе ВМС. Я помню его по публикациям в журнале «Судоходство». Тогда я положил на него глаз и очень хотел, чтобы он работал с нами в центре «Номос».

Но после увольнения в запас он выбрал журналистскую стезю, окончил институт журналистики в Киеве. Больше работал с «Главредом» и другими изданиями как репортер. Но мы поддерживали тесные отношения.

Ирина Ромалийская: До этого и Дмитрий Штыбликов и Алексей Бессарабов были в разведке?

Павел Лакийчук: Да.

Ирина Ромалийская: А чем занимался Дудка?

Павел Лакийчук: Дима уволился из разведки в 2003 году, Алексей служил в разведывательном управлении штаба ВМС. После расформирования частей, которые он курировал как штабной офицер, уволился по состоянию здоровья.

Владимир Дудка был командиром корабля «Симферополь», потом он перешел служить в штаб и, насколько помню, служил в оперативной смене на командном пункте. Это структура, которая управляет повседневной деятельностью флота и кораблей в море. В 2007-2008 году он уволился и пошел работать на инкерманские штольни, занимался разминированием. Последние два года, насколько знаю, он не увольнялся.

Ирина Ромалийская: А чем занимался ваш центр?

Павел Лакийчук: В 2003 году по инициативе Сергея Кулика в Севастополе создали центр содействия изучению геополитических проблем евроатлантического сотрудничества «Номос».

Мы изучали проблематику безопасности в черноморско-каспийском регионе, начиная от военной безопасности, заканчивая экологической и энергетической.

Дмитрий Штыбликов работал в этом центре. По национальности он еврей, для него проблема терроризма была весьма болезненной. И он активно готовил научную работу, публиковался в европейских изданиях по проблемам международных аспектов борьбы с терроризмом. В результате он сам оказался «террористом».

Татьяна Курманова: Почему на них пало внимание сотрудников российских спецслужб?

Павел Лакийчук: Мое лично мнение, после августовских событий в Крыму, когда ФСБ опозорилась с фальшивыми диверсантами, видимо крымским ФСБ-шникам была поставлена задача найти что-нибудь более «красивое».

И если для легенды, Дмитрий Штыбликов — выпускник киевского общевойскового училища — это разведка, командование разведывательными подразделениями. На роль «главного террориста» он очень подходит.

Россиянам был еще нужен источник боеприпасов и взрывчатых устройств. На эту роль мог подойти Владимир Дудка, который занимался разминированием и контактировал с Дмитрием. Алексея привязали, потому что группа из двух бандитов — мало. Видимо вторичной задачей было опорочить «Номос».

Ирина Ромалийская: А вы не допускаете мысли, что они работали на украинские спецслужбы и были на службе в разведуправлении?

Павел Лакийчук: С юридической точки зрения это маловероятно. Согласно законодательству, которое существовало до 2014 года, вербовка в нашем государстве не была предусмотрена, вербовать их после начала аннексии в Крыму — практически невозможно.

Тем не менее, я не исключаю такой возможности. И товарищам в ФСБ хочу сказать, если Штыбликов, Бессарабов и Дудка — украинские шпионы, то запомните — лет через 50, когда ваши внуки будут выходить на парад победы, их внукам будет не стыдно сказать, что деды защищали свою родину, а вашим внукам придется прятать глаза, окажется, что их деды были предателями.

Татьяна Курманова: Почему они не уехали после аннексии?

Павел Лакийчук: Из Крыма уехало мало бывших военнослужащих, многие не предполагали такой серьезности ситуации. У всех были «якоря»: семья и родственники, имущество. Уехать на пустое место и все бросить для многих было тяжело.

Ирина Ромалийская: Подключаем к разговору журналиста Антона Наумлюка, который сейчас работает в Крыму. Удалось связаться с родственниками Штыбликова, Бессарабова и Дудки или узнать что-нибудь новое об этом деле?

Антон Наумлюк: Родственники Штыбликова вполне охотно идут на контакт. В основном ситуация разворачивается вокруг защиты людей, которым предъявлено подозрение. Адвокаты, которые заключают договора с родственниками, не могут получить доступ к заключенным. Единственный адвокат Оксана Железняк почти случайно прорвалась к своему подзащитному Дудке. Он в это время почему-то находился в Бахчисарайском ИВС, что уже нарушение, поскольку по судебному решению он должен находится или в СИЗО Симферополя, или оставаться в Севастополе.  

Адвокаты считают, что в Бахчисарай их отправили специально, чтобы к ним был затруднен доступ независимым адвокатам. У каждого из них есть адвокаты по назначению. Их вызвали следователи ФСБ, которые ведут дело. Соответственно, семьи заявляют о недоверии таким адвокатам, стараются с ними не контактировать. Именно эти адвокаты, по мнению семей, в том числе несут ответственность за признательные показания, которым семьи не верят.

По поводу Штыбликова, наверно, самая острая ситуация. Адвокат Александр Попков, с которым семья заключила соглашение, не смог за неделю прорваться к подзащитному.

Ирина Ромалийская: Он говорил в нашем эфире, что у него нет доступа и он не может вывести из дела адвоката по назначению. Что сейчас?

Антон Наумлюк: Он к нему так и не попал. Я наблюдал его попытку и в Бахчисарайском ИВС, когда Штыбликов находился там. Адвокат пытался прорваться к нему в Симферопольском СИЗО, куда Штыбликова по всей видимости доставляли для проведения следственных действий. Их возили практически каждый день.

Появился новый адвокат по назначению. Он был вызван следователем ФСБ, те, которые были до него, неизвестны. Мы их подписи и фамилии, по всей видимости, узнаем, когда сможем увидеть материалы дела.

Я виделся с новым адвокатом. Он производит впечатление мягкого человека, который готов помочь родственникам принести передачи. Принес список вещей и лекарств, необходимых Штыбликову. Адвокат имеет с ним контакт, но ни родственники, ни независимые адвокаты попасть к подзащитным не могут.

Ирина Ромалийская: В каком состоянии родственники задержанных?

Антон Наумлюк: Родные Штыбликова напуганы, жену вызывали на допрос, который был странным, судя по ее рассказам — следователи проверяли, можно ли привлечь ее к пособничеству. Вопросы задавали вплоть до того: почему машину ставите на этом место, с него видно такое-то здание или объект?

Татьяна Курманова: Тройке вменяют то, что они хотели совершить теракты против важных объектов. Почему именно это?

Павел Лакийчук: Трудно сказать, не хочу гадать. Мне, как узкому специалисту, в голову приходит совсем нехорошее. ФСБ использовала диверсии и терроры в критических ситуациях для страны. Все знают, что перед выборами Путина ФСБ проводила диверсии в Волгодонске и других городах, в чем обвиняла своих внутренних противников.

Татьяна Курманова: Вы анализировали видео, в котором Штыбликов признается в том, что он диверсант? Могли ли к нему применятся физические действия?

Павел Лакийчук: Все трое — почечники. Насколько я знаю, Алексея взяли только из больницы или захватили непосредственно в больнице. Явно видно, что на первом видео он выглядит лучше. Я не исключаю, что применялись физическое воздействие или препараты, которые могут повлиять на состояние здоровья.

Татьяна Курманова: Вы можете дать советы людям, которые сейчас в Крыму в зоне риска?

Павел Лакийчук: Я неоднократно говорил коллегам, что наиболее реальный и безопасный выход — покинуть территорию Крыма. Для них это зона безвластия. Это касается не только тех, кто уволился в запас, а и так называемых «интегрированных».

Они проходили службу в ВСУ, для Росси они будут расходным материалом. Ими попользовались в 2014, чтобы продемонстрировать спокойствие в Крыму, пользуются и сейчас.

Татьяна Курманова: Что нужно сделать, чтобы привлечь внимание общественности к этому делу, и чтобы им помочь?

Павел Лакийчук: Мы с директором «Стратегии ХХІ» Михаилом Гончаром и группой аналитиков и экспертов организовали сбор подписей иностранных и украинских коллег в защиту наших товарищей, которые незаконно удерживаются в СИЗО в Крыму. Сейчас есть более 150 подписей из 15 стран. Будем доводит это заявление до Парламентской ассамблеи Совета Европы ОБСЕ, органов по защите прав человека в ООН и других международных организаций.

В практическом смысле, наверно, наиболее важно создать фонд помощи заключенным. Это будет необходимо для оплаты услуг адвокатов, помощи семьям.