Символ Яблонской — женщина-победительница, — Гаяне Атаян

Лариса Денисенко: Как человек, рожденный в Смоленске, стал украинским художником?

Гаяне Атаян: Мама боялась рассказывать о том, как стала украинской художницей, до конца своих дней. Она все-таки родилась в 1917 году, знала, что такое Сталинская эпоха, Брежневская эпоха. Она на себе прочувствовала все ветры тех времен. В Украину она попала в 1920-х годах в период Красного террора. Ее отец был образованным человеком, преподавателем гимназии, и он захотел уехать. В 1905 году он исповедовал идеалы революции, но когда в 1917 году начался ужас, он решил увести своих троих детей в Европу. Вот вам Евромайдан: это было стремление из России на запад.

Они искали родственников заграницей, не нашли. Сперва поехали в Одессу, хотели перебраться в Румынию, связывались с темными личностями, — не получилось. Потом они приехали в Каменец-Подольский.

Мама пишет в мемуарах: «В то время там собрался цвет российской интеллигенции.» К столетию хочу сделать книгу с издательством «Родовид».

Мамина судьба дает ключи ко многим событиям, происходящим сейчас.

Анастасия Багалика: Она писала дневники?

Гаяне Атаян: Дневники, мемуары. Это все сложено в двух коробках, но я уже работаю над тем, чтобы объединить это в тексты. В связи с происходящими сейчас событиями, книга сама просится в жизнь.

Когда уехать не удалось, отец испугался, что на них могли донести, сделать лишенцами или заслать в Сибирь. Чтобы замести следы, они резко уехали в Луганск. Некоторое время мамины родители там жили, отец даже преподавал в Луганском училище.

Мама из Луганска поступила в художественный институт в Киев. Так она стала украинской художницей, и никогда об этом не жалела. Она очень полюбила Украину, прикипела к ней душей.

Даже когда она была уже в старости, она говорила мне с совершенно непоказным патриотизмом: «Я ложусь спать на подушку и чувствую, что под моей головой Украина.»

Она очень переживала за все, что происходит. Очень хотела, чтобы эта страна была сильной.

Лариса Денисенко: В 1960-х годах она поменяла свой стиль, надышалась народным творчеством. Была ли ваша мама в гостях у Марии Примаченко?

Гаяне Атаян: Вряд ли повлияла Мария Примаченко, хотя я уверена, что маме нравилось ее творчество. Об этом нет никаких упоминаний в ее текстах.

Она очень увлекалась народным искусством: цветными корзинами, цветами из стружек, веночками. В детстве мама водила меня на Житний базар на Подоле, и я была в восторге от этих цветных вещей.

Ее украинская серия была вдохновлена наивной, восторженной любовью к народному искусству. В Киеве многие начальники боялись выставлять ее работы этого украинского цикла, чтобы показать свою коммунистическую принадлежность. Был смелее директор музея в Запорожье, и в Третьяковке ее выставляли.

Лариса Денисенко: Можно ли отследить по картинам художницы взросление дочерей?

Гаяне Атаян: Конечно можно. Мы всегда были объектами мамы. С самого начала я знала, как скучно позировать. Есть глобальные картины с дочерями, а есть наброски.

Лариса Денисенко: Это был диалог или монолог мамы, рассказ о вас?

Гаяне Атаян: Я начала включаться, когда стала взрослеть, разговаривать с ней как коллега.

Лариса Денисенко: Как она относилась к известным художникам, Каземиру Малевичу? Какие у нее были любимые художники?

Гаяне Атаян: Она уважала талант. В разные периоды она тянулась к разным художникам: в юности это могли быть импрессионисты или Суриков с Репиным, конечно это были Примаченко, Билокур, просто народные глечики, Писсарро ее увлек вплоть до подражания, китайская живопись, Дега ей очень нравился в молодости. В 1972 году она изучала итальянские музеи, тогда ей очень нравилось Высокое Возрождение.

Лариса Денисенко: Что мама привозила из зарубежных вояжей, например, альбомы искусства?

Гаяне Атаян: Альбомов было тогда мало. Из Италии она привезла открытки, слайды, жаль, что они покраснели, на них мама так экономила валюту. Старалась привезти как можно больше репродукций.

Лариса Денисенко: Какой он, любимый Киев Татьяны Яблонской?

Гаяне Атаян: Киев она полюбила сразу. Впервые попала сюда перед поступлением в институт, она детально описывает его в своих текстах. Как впервые увидела вечером с бульвара Шевченко Бессарабку и дома над ней. Она это очень красиво описывает, как короба домов золотились в фиолетовом вечернем свете.

Анастасия Багалика: Какие еще города Украины ее вдохновляли?

Гаяне Атаян: Черкащина, она ездила по местам Шевченка, там была задумана работа «І спогади, і мрії». У нее есть очень выразительный текст о Каневе, который тянет на самостоятельное литературное произведение. Черниговщина, Седнев — там создана масса маминых работ.

Она ездила по всей Украине, говорила, что ее хлебом не корми, дай покататься по дорогам Украины.

Лариса Денисенко: Готовясь издать книгу, какую маму вы для себя открываете?

Гаяне Атаян: Она была очень жизнерадостной, даже о грустном писала весело. Она очень старалась проникнуть в суть вещей. В ее текстах нахожу новые глубины, ответы на вечные вопросы, которые актуальны сегодня: культура и бескультурье или русское и украинское.

Лариса Денисенко: Повлияла ли она на вас как на художницу? У вас было подражание или отторжение?

Гаяне Атаян: Было подражание и желание проявиться самостоятельно. Я понимала, что если буду много работать, то я буду сама собой. Мама учила, что неприлично искать свой путь искусственно. Нужно исходить из сути.

Лариса Денисенко: Что она делала с работами, которые ей не нравились?

Гаяне Атаян: От злости могла продырявить холст кистью, если что-то не получалось. Был у нее такой период. Иногда жгла в камине целые свертки. А потом жалела, потому что они дорого стоили.

Анастасия Багалика: Где в Украине можно посмотреть ее творчество?

Гаяне Атаян: В Национальном художественном музее есть 2 или 3 работы. Это наверное моя вина, что до сих пор не был издан альбом. В Шанхае он отлично продается. Последний альбом был издан в 1991 году.

Лариса Денисенко: Были ли полноценные выставки во время независимости?

Гаяне Атаян: Были, в 1990-е годы она очень активно выставлялась.

Лариса Денисенко: Какая она для вас женщина, какая мать, какая женщина в искусстве?

Гаяне Атаян: Она была строгая.

Анастасия Багалика: Если говорить о феминизме, было ли дома разделение труда?

Гаяне Атаян: Мама изворачивалась, она за все отвечала сама. Сама все покупала, нанимала домработницу. У нее было много работы: она творила, занималась активной общественно работой, за мной следила, чтобы я делала уроки, уделяла время старшим детям.

Она была очень организованной, собранной. Не распылялась по мелочам.

Лариса Денисенко: У нее есть женственные или универсальные работы?

Гаяне Атаян: Женская суть все равно проявляется. Она изображала женщин, детей, у нее есть всего лишь одна картина о войне «Безымянные высоты». У нее нет мужской агрессии, зато есть лирическое начало, которое присуще женщинам.

Лариса Денисенко: Какой в ее творчество символизм?

Гаяне Атаян: Сильная женщина, женщина-победитель. Женщина — держательница всей жизни. Женщина-мать, женщина, которая отвечает за жизнь на земле.

Лариса Денисенко: Насколько она была строгая?

Гаяне Атаян: До сих пор ее боюсь, когда смотрю на фотографию. Она до сих пор меня контролирует. Но строгость — это тоже проявление любви. Если любишь, то будешь строг к ребенку. Она была очень теплая, любила людей, любила жизнь. Но была резкой, что заметно в ее текстах.

Лариса Денисенко: Это касается личных вещей или реакций на реалии?

Гаяне Атаян: И то, и другое. Она часто была безжалостной и к себе, просто хлестала плеткой. Она была немного парадоксальной, могла говорить одно, а потом другое. По ее текстам видно, как человек менялся, как менялось его мышление.

Анастасия Багалика: Выставляются ли работы вашей матери в Европе?

Гаяне Атаян: Знаю, что когда Третьяковская галерея возила свою выставку в Китай, там были и работы моей мамы — картина «Утро», где моя старшая сестра делает гимнастику. И было горько увидеть, что это подается как русское искусство. Оно не русское, оно украинское.