Списки пленных на обмен формируются непрозрачно, — участник АТО

По скайпу ведущие «Громадського радио» связались с другом военопленного Алексея Кириченко, полгода пребывающего в руках «ДНР». Александр Фоминцев, который принимал участие в АТО вместе с Алексеем, рассказывает о подводных камнях обмена украинских военопленных и о слабом продвижении этого процесса в последние месяцы.

Анастасия Багалика: Александр, вы находились вместе с Алексеем в зоне боевых действий на Донбассе. Вы были где-то рядом, когда он попал в плен?

Александр Фоминцев: Мы несколько лет дружили до войны, а потом вместе пошли в армию добровольцами. И где-то в июле-августе 2014 года, в самое горячее время, когда мы отслужили полтора месяца, у нас было две командировки. Вторая была в Саур-Могилу, где было окружение, и во время выхода из этого окружения Алексей попал в плен.

Анастасия Багалика: Он находится в плену у боевиков «ДНР», правильно?

Александр Фоминцев: Да, он был в Старобешево, потом в Комсомольском, а теперь больше года находится в Донецке.

Анастасия Багалика: Как вы отслеживаете его перемещение? Есть связь с той стороной?

Александр Фоминцев: К счастью, у него есть связь с родственниками. Раз в неделю ему дают с ними поговорить по телефону.

Анастасия Багалика: Сколько всего за полтора года было попыток обмена?

Александр Фоминцев: Достаточно много с нашей стороны, но все они срывались. Все остальные, кто вместе с ним сидел, уже были освобождены или обменяны.

Татьяна Трощинская: Есть версии, почему они срывались?

Александр Фоминцев: Насколько я понимаю, процесс обмена монополизирован. Такое чувство, что решение об обмене принимают чуть ли не исключительно президенты двух сторон. Сейчас наблюдается небольшое оживление процесса, но до этого 4 месяца никого не меняли.

Анастасия Багалика: Алексей Кириченко ведь есть в официальных списка обмена. На каком именно этапе он срывается?

Александр Фоминцев: Это слишком секретный механизм, и мы никак не можем на него повлиять. На пресс-конференции мы как раз выступали за то, чтобы было больше прозрачности, чтобы списки согласовывались поименно.

Все боятся говорить об обмене также из опасений, чтобы ничего не сорвалось. Поэтому и мы больше года молчали.

Анастасия Багалика: Существует практика обмена пленных за деньги? Родственникам предлагали обменять Алексея на определенную сумму?

Александр Фоминцев: Что касается Алексея, то я лично об этом не знаю, но знаю людей, которых родственники выкупили. Такая практика существует.

Анастасия Багалика: Как Алексей себя чувствует? Он говорит, что ему нужно?

Александр Фоминцев: На самом деле, Алексей очень скромный человек. Он говорит, что ему ничего не нужно. Мы как-то передали ему разговорник английского. Он гордится, что выучил оттуда уже 300 слов.

Он также сообщает, что нужно быстрее обменять людей, которые там давно и которым нужна серьезная медицинская помощь. Там есть люди, которых пытали еще в начале войны, но медики не с «ДНР», а, например, с «Красного креста» к ним не были допущены. Алексей и сам после контузии, и еще до войны у него были проблемы с позвоночником.

У меня был вопрос к нему, как он относится к своим мучителям, и мне передали, что он молится за них каждый день. Для меня это поразительно, поскольку освобожденные из плена часто даже не могут думать о тех, кто их там держал, как о людях.

Анастасия Багалика: Кто отвечает за формирование списка на обмен? СБУ, Минобороны или уполномоченная Президента Ирина Геращенко?

Александр Фоминцев: Эта ответственность будто размазана ровным слоем, и не с кого спросить. Ирине спасибо за то, что она делает, но беда в том, что мало кто отчитывается. Списки формируются непрозрачно, и неясно, по какому принципу это делается.

Анастасия Багалика: Алексей включен в список на ближайший обмен?

Александр Фоминцев: К сожалению, я ничего об этом не знаю.