Токсиколог: пожар в Доме Профсоюзов 2 мая 2014 г. — фатальная случайность

«Группа 2 мая» — сообщество одесситов, которые ведет расследование столкновений и гибели людей 2 мая 2014 года в Одессе. Выводы за 20 месяцев работы группы в студии «Громадського радио» представляют токсиколог Владимир Саркисян и журналист Сергей Дибров.

Владимир Саркисян: Мы изначально предполагали, что официальное расследование не принесет тех итогов, которые ждем мы и общество. Так и произошло. Наши попытки исправить ситуацию вместе с группой Совета Европы упираются в стену. Это некомпетентность правоохранителей, отсутствие мотивации, злой умысел и объективный фактор — сложность эпизодов, например.

Оказалось, что наши правоохранители просто некомпетентны. Дело изначально расследовало следственное управление милиции Одесской области, и расследовало весьма своеобразно: оно полностью уничтожило практически все улики — вместо того, чтобы их изъять, оцепить место преступления. Генеральная прокуратура никогда активно не участвовала в расследовании дела, она занимается только расследованием действий милиции в событиях 2 мая. Более того, Генпрокуратура хитро свела все расследование к одному подозреваемому — Петру Луцюку, бывшему начальнику областного управления внутренних дел. Ему предъявлены обвинения в халатности, фальсификации служебных документов. Самая тяжкая статья, которая ему инкриминируется — это оставление в опасности. Сейчас расследование по действиям Петра Луцюка вроде бы завершено и, по некоторым данным, материалы дела переданы ему на ознакомление. Но, интересный факт — подозрение ему было предъявлено 30 апреля 2015 года, спустя год фактически после событий. До того его личность не интересовала Генпрокуратуру.

Ирина Соломко: И заинтересовала под вашим давлением?

Сергей Дибров: В мае 2014 года на его личности акцентирует внимание Валерия Лутковская (Уполномоченный Верховной Рады по правам человека — ред.). С мая по апрель, за год мы «достучались», что его деятельность нужно расследовать.

Дмитрий Тузов: Версии о том, в помещение Дома профсоюзов был пущен газ, насколько состоятельны?

Владимир Саркисян: Я надеюсь, что на текущий момент никто не верит в эти версии. Их используют только в пропагандистских целях.

Сам пожар в Доме профсоюзов — это в большой степени фатальная случайность. Нападающая сторона не знала о том, что в Доме профсоюзов такое большое количество людей. Те, кто пытались организовать оборону, не думали, что будет штурм. После пожара выяснилось, что в здании Дома профсоюзов находились чуть менее 400 человек. Поэтому число погибших при пожаре — 34 человека — это средняя, обычная цифра при пожарах в подобных помещениях — это грустная статистика, но статистика, косвенное подтверждение того, что никаких внешних факторов, кроме факторов пожара, не было.

Ложь пропагандистская про газ была вброшена для того, чтобы демонизировать Евромайдан, но инициаторами этой лжи были не российские пропагандисты, а наши правоохранители. Версию о газе озвучил тогдашний замминистра внутренних дел Виталий Сакал — о том, что был какой-то газ, который образовался, люди умерли мгновенно. Эту версию тут же подхватил тогдашний начальник областного управления ГСЧС Владимир Бодолан, чтобы себя обелить. Начал рассказывать, что люди были мертвы до пожара, как будто видел это своими глазами. Через некоторое время отличился Виталий Ярема, тогда еще первый вице-премьер, он заявил, что найден хлороформ, что люди погибали от хлороформа.

Сергей Дибров: Третьего мая 2014 года мне написал мой приятель из Москвы, близкий к политологическим кругам. Сказал: «Сережа, жди и готовься. В ближайшее время вся пропаганда российская будет направлена только на события в Одессе. Забудут «обстрелы мирных людей» и «горящих беркутовцев», только об Одессе говорить и ни о чем больше. Мне предложили проект возглавить, я отказался, но имей в виду: деньги уже выделены».

Так и произошло. В ночь на 2 мая появился термин «одесская Хатынь», который до сих пор гуляет по Интернету, чисто эмоциональная оценка, ничего общего ни имеют эти два события. Пошел вброс версий: и триста погибших, и подвал, заваленный труппами. И чего только не было. Реально погибло в Доме профсоюзов 34 человека от огня и 8 от падения с высоты.

Владимир Саркисян: Точных данных нет о числе спасенных, потому как спасали не ГСЧС, а спасали евромайдановцы. В тот момент, когда раздался первый крик: «Спасите, мы горим», — штурм Дома профсоюзов прекратился, началось спасение людей.

Ирина Соломко: Почему никто из представителей правоохранительных органов не говорит, что случившееся — стечение обстоятельств?

Владимир Саркисян: Потому что в это трудно поверить. Семь часов событий, тысячи людей участвуют, дикое количество жертв и все получилось случайно — в это не поверит никто.

Сергей Дибров: Я имею небольшой опыт режиссерской работы, я знаю, каких усилий стоит поставить что-то на сцене. А когда «сцена» длится семь часов, тысяча участников, некоторые из них психически ненормальны… Плюс количество разбитых окон, открытых дверей. Чтобы управлять пожаром внутри здания, нужно было провести колоссальную работу. Управлять ветром, управлять воздушным потоком.

Есть решения людей на Куликовом поле, которые стали фатальными. Например, решение укрыться в Доме профсоюзов. Потом они собрали деревянные предметы, мебель в вестибюле и перекрыли сами себе два выхода из здания. Забаррикадировались и начали бросать бутылки (с зажигательной смесью — ред.) с крыши и из этой баррикады. Бутылки полетели и в обратную сторону. В конце концов, после этого «фейерверка» все начало гореть. Люди начали убегать вверх по лестнице на второй этаж. Там был бензин в канистрах, там был бензин в генераторах, все это загорелось, и люди, которые начали бежать вверх по лестнице, оказались в «огненном мешке».

Дмитрий Тузов: А бензин занесли с собой в здание?

Сергей Дибров: Да. Там было, чему гореть. Занесли в здание готовые «коктейли Молотова», бензин для генераторов, занесли масло. Те люди, которые были в зоне пожара и над ним, оказались в смертельной опасности. Огонь был на площади 100 квадратных метров. Пожарные команды приехали через 40 минут. Когда уже бензин прогорел, когда дерево прогорело.

Дмитрий Тузов: Вы помните, там был персонаж, который называется Боцман?

Сергей Дибров: Это представитель «мобильной группы Куликова поля». Это была силовая группировка для решения оперативных задач. Он жив-здоров. Говорят, что сидит в приднестровской тюрьме, но, наверное, это не так. У него в руках было нарезное оружие, очень опасное, карабин. И, скорее всего, в результате его выстрела погиб десятник «Правого сектора».

Мобильная группа приехала на Греческую площадь около 16.00, когда противостояние стало вязким. Стороны перебрасывались «коктейлями», петардами, кричали гадости. Противостояние можно было локализовать. Но именно выстрел, ранение огнестрельное (десятника «Правого сектора» — ред.) обострило ситуацию донельзя.

Во время нашей работы мы получили письменные показания и от Боцмана, и от Фучеджи (Дмитрий Фучеджи, бывший заместитель начальника ГУ МВД в Одесской области — ред.), который скрывается, неоднократно встречались с Бодоланом, получили ответы от лидеров «Куликова поля», которые находятся или в Крыму, или на Донбассе. То, что следствие сделать не может. Естественно, каждый себя обеляет. Говорит, что «огнестрел» в руках — это не «огнестрел», мол, купил на киностудии холощенное оружие. Директор киностудии говорит, что никогда такого не было, наши эксперты говорят, что идет перезарядка затвора, я находил гильзы. Имея массив информации, мы можем отделить правду ото лжи.

Мы не связаны профессиональным статусом. Поэтому можем себе позволить общаться со всеми участниками событий. На основании наших выводов никого посадить нельзя. Но мы не хотим никого сажать, нам нужна правда.

Ирина Соломко: Каковы будут Ваши дальнейшие действия, какую цель Вы достичь?

Сергей Дибров: Сегодня мы впервые высказали недоверие следственным органам, высказали, чтобы это дело было передано в подследственность управлению спецрасследований Генпрокуратуры. Мы уже направляли такое требование генеральному прокурору, получили отписку. Мы надеемся, что сегодняшнее наше заявление возымеет свое действие. Мы продолжаем уточнять детали. Картину дня мы восстановили. Но нам важны мотивы, которых следствие говорить не сможет. А с нами люди говорят откровеннее.

Дмитрий Тузов: Как сейчас после шока эволюционировало общественное поле в Одессе, что сейчас происходит?

Сергей Дибров: В целом одесское общество сделало вывод, что насилие в Одессе — недопустимый способ решения конфликтов. Да, сейчас в Одессе протестуют против «хунты». И я рад, что в Одессе люди могут протестовать против «хунты». И я рад, что протестуют 50 или 100 человек. «Путин, приди» уже не кричит никто. Есть другая крайность, и слава Богу, и там тоже 50 или 100 человек. Актов мести после событий 2 мая не было. Когда после выборов в местные советы один местный чиновник родом из Грузии попытался поднять народ на протесты, штурмовать мэрию, ему Евромайдан сказал: «Ты что, с ума сошел, хочешь 2 мая повторить?!».

Эта прививка — она действует.

Материалы расследований «Группы 2 мая» доступны на сайте сообщества.