«Трэш» в деле Безъязыкова не доказывает его вину, — адвокат Титыч

Генеральная прокуратура продлила на 4 месяца срок досудебного расследования дела в отношении обвиняемого в государственной измене полковника ВСУ Ивана Безъязыкова.

Алена Бадюк: Почему вы решили защищать полковника Безъязыкова?

Виталий Титыч: С просьбой, чтобы я вступил в дело ко мне обратились коллеги из украинских правозащитных организаций, с которыми мы сотрудничаем со времен массовых протестных акций.

Предметом включения меня в процесс являлся установленный ними перечень нарушений базовых прав человека в контексте уголовного дела. Кроме этого, есть ряд важных нюансов.

При ознакомлении с материалами уголовного дела, принимая решение вступить в процедуру, подписывая договор с женой Безъязыкова, согласовывая эти условия с подозреваемым, ключевым моментом было то, что инкриминируются тяжелые преступления: ст. 258 (террористический акт и содействие террористической организации) и ст. 111 (государственная измена). Состава этого нет.

Полковник Безъязыков инструктировал защиту, что он готов идти до конца, доказывать непричастность к данным преступлениям.

Крайне важный для меня фактор — материалы реанимирования уголовного дела заместителем Генпрокурора и все действия, связанные с началом этой процедуры. На этой стадии установлено несоответствие действий СБУ тяжести инкриминированных преступлений Безъязыкову, и в части выполнения их функций как органа вообще.

Независимо от того, как будет идти процесс, я вижу свою роль не столько в качестве защитника Безъязыкова, сколько в роли «нападающего» на СБУ в части невыполнения ими их же базовых требований к органу, который должен обеспечить безопасность страны.

Данное дело связанно с очень важными событиями для нашей страны, на международном уровне. Безъязыков является важным свидетелем в деле по Боингу. По крайней мере, так его видит СБУ и прокуратура. Но очень много вещей на этой стадии я не могу освещать.

Алена Бадюк: Во время судебного заседания вы заявляли об отводе судьи Олега Линника. Расскажите, почему?

Виталий Титыч: Как одно из обстоятельств для отвода судьи Линника было то, что по состоянию на сегодня в его ведомостях есть сведения, что он проживает на территории Донецкой области (сейчас это место недалеко от линии разграничения с бандформированиями), имеет там имущество. Наверняка судья Линник, который в этой области проработал долгое время, в том числе, на должности налогового милиционера, имеет тесные связи с местными правоохранительными органами, в связи с этим на него может оказываться давление.

Второе обстоятельство в том, что судья Линник участвует во многих процессах вместе со мной. Я — как представитель потерпевших (а это как раз дела потерпевших по Майдану). И я в трех уголовных производствах раз пять заявлял отвод по тем обстоятельствам, что во время массовых протестных акций он, в том числе, причастен к вынесению заведомо неправосудных решений в отношении участников акций. Отвод заявлялся на основании этого, а также на основании того, что в отношении Линника осуществляется два уголовных производства, доказательства были переданы для рассмотрения отвода. Отвод не был удовлетворен. Судья Линник слушал и вынес решение продления срока.

Алена Бадюк: Какие показания дали свидетели обвинения?

Виталий Титыч: Сейчас было продление меры пресечения содержание под стражей. В этой части как обоснованность подозрения положены свидетельские показания. То, что я и говорил на заседании: данные свидетельские показания, по моему мнению, в данном случае для интересов производства (избрание меры пресечения) являются свидетельствами на пользу Безъязыкова. Они абсолютно не свидетельствуют о составе преступления.

Например, Косинский говорит о неком факте, о котором сам Безъязыков после освобождения, информировал: то, что он присутствовал при допросе и попытке склонить Косинского к сотрудничеству с «ДНР», молча находился в помещении, был одет в камуфляж оккупационных войск. Это свидетельство есть, при допросе Косинского указано, что он виделся с ним несколько раз после освобождения, он указал, что Безъязыков не искал с ним встречи, не пытался уговаривать давать другие показания.

По моему мнению, логично предположить, если бы человек опасался этого эпизода как свидетельства совершения преступления, он бы употребил любой способ, чтобы его нивелировать.

По моему мнению, это и есть указанием того, что полковник Безъязыков данный эпизод абсолютно не рассматривает как какое-то доказательство, поскольку не осуществлял действий, чтобы минимизировать последствия. Вокруг этого эпизода, который был ранее исследован СБУ, контрразведкой, следствием и строится все обвинение. Это практически все из того, что сегодня есть в материалах уголовного дела, что можно рассматривать как некие косвенные доказательства.

Показания Гаркавенко, следуя указаниям УПК, нельзя брать во внимание в силу объективных и субъективных обстоятельств, в частности, определенных характеристик данного лица и действий. В связи с этим мы и заявляли ходатайство о вызове данного свидетеля в суд и его допросе, чтобы судья мог самостоятельно убедиться, можно ли брать во внимание показания данного лица.

Татьяна Курманова: По-моему, в деле нет ни одного прямого доказательства. Все-таки, что послужило для открытия производства?

Виталий Титыч: Я ожидаю, как бы странно не звучало, что СБУ что-либо в это дело положит как доказательство. Тот «трэш», который там есть, не может даже близко напоминать доказательную базу по таким тяжелым преступлениям.

Сначала следователь закрыл данное уголовное производство в связи с отсутствием факта преступления, но постановление о закрытии дела было отменено заместителем Генерального прокурора, следствие было начато.

Заместитель отменил постановление о закрытии после докладной записки начальника СБУ Житомирской области, в котором речь шла о том, что ним установлены данные, что Безъязыков — агент ГРУ, ФСБ, пытается устроиться на секретный завод, чтобы добывать секретные данные.

После такой записки действия СБУ, правоохранительных органов должны были осуществляться в одном направлении: брать разрешение на негласные следственные действия, документировать деятельность Безъязыкова хотя бы в момент попытки завладения секретными данными, а в идеале — в момент контакта с предполагаемыми участниками сети (как сказано в рапорте), брать всех вместе и разоблачать эту сеть.

Вместо этого, нарушая положения КПК, выезжают к нему домой, задерживают. Обыск не проводят надлежащим образов: поверхностно собирают вещи — сами следователи не верили в тяжесть обвинения, на основании которого началось уголовное производство.

Алена Бадюк: Вы виделись с Безъязыковым? На него не осуществляется давление?

Виталий Титыч: Мы виделись с ним во время процессуальных действий. По сравнению с тем, где он был, вряд ли его можно испугать каким-то давлением. Как давление можно расценить определенные предложения, которые поступали от следствия в начале производства. Как обычно, следователь предлагал признать вину в определенной части, а в обмен на это получить минимальный размер наказания.

Татьяна Курманова: Почему вы говорили, что статья о госизмене — недопустимая квалификация?

Виталий Титыч: Это двойное вменение. Объем обвинения и фактаж остался один и тот же. Его можно трактовать либо как участие и создание террористической организации, либо как госизмену. Одновременно эти две статьи не могут быть инкриминированы.

Алена Бадюк: Как вы считаете, появятся ли новые доказательства за эти два месяца со стороны СБУ?

Виталий Титыч: Я очень на это надеюсь. Мое участие в этом процессе и связано с тем, чтобы привести действия служб безопасности в соответствие к ситуации, которая есть в Украине. Без сомнения, в Украине действует сеть и ГРУ, и ФСБ, агенты, которые осуществляют действия. То, как они реализуют деятельность, декларируя, что Безъязыков — участник этой сети, говорит об очень плохом состоянии наших правоохранительных органов.

Алена Бадюк: Вы говорили, что Безъязыков является важным свидетелем по делу Боинга, кому здесь его возможные знания могут навредить?

Виталий Титыч: Я не уверен в части Боинга. Есть такая версия, мы говорили с Иваном Николаевичем о причинах реанимации уголовного дела и начале его серьезного преследования. Один из вариантов: это кадровый офицер высокого уровня, который участвует в обороне стране с самого начала, в тот момент он на профессиональном уровне констатировал состояние полной дисфункции нашей армии, что она фактически была не в состоянии на тот момент выполнить свои функции. Он знал это и констатировал. Мы знаем, что весь генералитет остался со времен Януковича и до него. Если мы говорим, что наша армия была уничтожена, это означает, что все эти люди несут ответственность за эту ситуацию.

Кроме того, Безъязыков фактически был свидетелем тех организационных провалов, которые повлекли к массовым жертвам среди наших военнослужащих: Дебальцево, Иловайский котел.