У меня есть только обещание президента, что все будет хорошо, — Жемчугов

С бывшим шахтером, партизаном и пленником Владимиром Жемчуговым и его женой Еленой говорим о состоянии здоровья Владимира, лечении и пребывании в плену.

Михаил Кукин: У вас ампутированы руки, почти нет зрения. Одним глазом вы видите только цветные пятна, другим не видите ничего. Это так?

Владимир Жемчугов: Да. Я нахожусь в хорошей больнице. Меня туда привез лично президент Украины Порошенко. Обследование продолжается. Уже началось лечение.

Я почти год был в плену. Раны на руках зажили, осколочные ранения позаживали. Врачи обследуют глаза. У меня есть послеоперационная грыжа, ампутированы руки, какая-то часть кишечника ампутирована, разорвана левая барабанная перепонка, множественные осколочные ранения ног, живота, груди, лица, глаз. Очень много осколков еще осталось в моем теле. Правый глаз почти не видит.

Левым глазом я вижу только пятна, светлую одежду на человеке, все в тумане.

Михаил Кукин: Есть надежда на восстановление зрения?

Елена Жемчугова: Да, есть.

Владимир Жемчугов: Доктора говорят, что есть, но все говорят, что если бы я попал к ним в ноябре-декабре прошлого года, то шансов было бы больше. Говорят, что будут прикладывать все усилия. Даже в той клинике, где я нахожусь, говорят, что у меня очень тяжелые поражения глаз. Мне нужно ехать в узкопрофильную клинику.

Елена Жемчугова: Сейчас государство беспокоится о том, чтобы Владимир прошел лечение в профильной клинике. Мы согласовываем все вопросы.

Михаил Кукин: Лечение полностью бесплатное?

Елена Жемчугова: Да. Нам не говорит, кто платит. Но так как клиника государственная, то государство платит.

Владимир Жемчугов: Я же не участник АТО, не член ВСУ, я — партизан добровольческого отряда на оккупированной территории. У меня нет никаких статусов. Меня пытаются как-то юридически защитить. Пока у меня на руках только честное слово президента, что все будет хорошо, — Жемчугов

Анастасия Багалика: Как вы стали партизаном добровольческого отряда?

Владимир Жемчугов: С 2007 по 2014 год я работал в Грузии. Я периодически приезжал. В Красном Луче жила моя мама. Ее уже нет, к сожалению. В апреле 2014 года я приехал на Пасху. Я увидел блокпосты, которые уже стоят на перекрестках. Я пошел поговорить с этими людьми. Это были низшие социальные прослойки. Я выяснил, что за этим стояла мер Красного Луча Филиппова. Они привозили этим людям «тормозки», давали деньги на сигареты и водку, чтобы они стояли на блокпостах.

Я сразу понял, что будет война. Я общался с людьми, которые пережили абхазский конфликт, южноосетинский конфликт, Нагорный Карабах, войну в Грузии 2008 года. Когда я увидел, что включен административный ресурс, идет серьезное финансирование, я сразу понял, что будет война. Я начал подготавливать маму, чтобы выехать.

Потом я вернулся в Грузию, оформил необходимые документы и поехал помогать родным. Уже тогда я начал искать связь с ВСУ, чтобы помогать в борьбе с оккупацией. Я был разведчиком-добровольцем. ВСУ ко мне относились несерьезно. Я помогал, как мог. Параллельно я помогал близким, родным, помогал людям продуктами, выехать оттуда.

Потом я понял, что началась конкретная война. Я хотел предоставлять не только информационную помощь украинской армии, а и быть активным участником. Меня связали с действующим партизанским отрядом Луганской области. Меня связали с командиром. Я начал свою деятельность. Мне подсказывали, помогали. Мы начали вооруженную борьбу против оккупантов. Она выражалась в подрывах техники, коммуникаций. Я не могу много рассказывать. Партизанский отряд действует по сегодняшний день.

Борьбу партизанов в «ЛНР» и «ДНР» пытаются скрывать.

Михаил Кукин: Когда вы попали в плен, они понимали, что вы не просто волонтер?

Владимир Жемчугов: 28 сентября мне было дано боевое задание. Я вышел ночью.

Я возвращался с успешно выполненного боевого задания и наступил на растяжку. Я помню, что зацепился правой ногой. Была высокая трава. Я услышал хлопок, протянул руки вперед, чтобы отцепить ногу. Так подорвался.

Елена Жемчугова: Какие-то полдня они, видимо, не понимали, кто он. Они взяли его как тяжело больного. Только после того, как произошел взрыв. 29-го произошел взрыв российской линии электропередач, которую он заминировал. Через полдня они поняли.

Владимир Жемчугов: Меня привезли в реанимацию. Когда я пришел в себя, я понял, что пришел МГБшник и сказал, что ставят здесь охрану. Они сказали, что этот человек им нужен. Пришло много людей. Сказали делать все, чтобы я мог говорить. Со мной постоянно была охрана. За мной следили. Врачей терроризировали, боялись, что меня могут ликвидировать.

Большинство людей общались со мной нормально, медики и медсестры. Санитарки из ожогового отделения написались по вечерам и приходили издеваться надо мной, обзывались, толкали. Охрана просто смотрела и смеялась.

Анастасия Багалика: Они были сторонниками боевиков?

Владимир Жемчугов: Их такими сделало безразличие к проблемам Донбасса, которое сложилось. Луганская область была отдана на откуп Ефремову. Может быть, люди хотели перемен. Основная проблема в том, что они не видели, что такое война.

Михаил Кукин: Был момент, когда вы хотели покончить самоубийством в этой больнице.

Владимир Жемчугов: Я не хотел попадать в плен. Перед тем, как ехать туда, я сходил к нотариусу, оформил доверенности, завещание. Когда я оставил все документы, моя жена заподозрила, что я готов к смерти.

Я не был готов к такому серьезному ранению. Я понимал, что не хочу попадать в плен. Когда я лежал на спине, подорвавшись, думал, что умираю. Но смотрю, что кровь останавливается, я пополз в сторону дороги. Я хотел, чтобы меня задавила машина. Из человека можно вытянуть все. Самым страшным для меня было предательство. Я дополз до дороги. Колона со снарядами меня объехала. Наверное, он и сообщили. Сразу после этого меня забрали.

Второй раз я пытался покончить с собой в больнице, когда начались допросы. Я не знаю, что и как было. Было несколько операций, наркозы. Я понял, что я мог кого-то сдать. Я не мог этого пережить.

Я решил покончить с собой. Дождавшись ночи, я начал перегрызать капельницу, дуть в нее, чтобы попал воздух в вены. Охрана увидела это, начала меня связывать, я начал бить их ногами. Два дня, как мне сказали, я бредил, кричал «Слава Украине!», читал стихи декабристов. Мне что-то кололи. Пришел врач и сказал, что у меня не получится покончить с собой, сказал, чтобы я перестал это делать. И я успокоился.

Михаил Кукин: Когда вы узнали, где Владимир?

Елена Жемчугова: Я узнала это в первый день. Я рассказывала, что в ноябре должен был состояться обмен. Но «ЛНР» изменила условия, обмен не состоялся. Он понял, что его разыграли. Дальше он относился к этому, как к спектаклю. Только в декабре, когда началось судебное расследование, был предоставлен адвокат, он понял. Ему сказали, что связались с женой. Я думаю, он понимал, что за его борются.

Первая связь была нелегальна. Адвокат договорился о двух скайпах. Потом были звонки. Он сказал, что ему сообщили, что семья от него отказалась.

Анастасия Багалика: Вас физически не пытали?

Владимир Жемчугов: Меня не били. Шкрябали по телу ножом, разыгрывали спектакль, что меня застрелят. Когда был первый обмен, мне сказали, чтобы я не врал, не наговаривал. Я ответил, что врать не буду. Он сказал, что понял.

Если бы вы видели меня в том состоянии. Минно-взрывное ранение — это самое страшное ранение. Происходит термический, химический ожег, разрывы мягких тканей и множественные осколочные ранения.

Санитарки говорили мне, что я был черный. Все тело у меня было в мелких осколках. Второй раз я умирал в хирургии. У меня начался перитонит. Меня спасли.

Я нужен был им живой. Они хотели, чтобы я говорил.

Михаил Кукин: Когда вы узнали об уже состоявшейся попытке обмена?

Владимир Жемчугов: 16-го числа вечером пришел начальник санчасти Луганской тюрьмы. Им дали задания меня помыть, побрить, постирать мою одежду. Он не сказал, что готовит к обмену.

Сначала я подумал, что приедут журналисты. А 17-го числа охранник сказал собирать мои вещи. Тогда я понял, что, наверное, будут менять, но я не верил до последнего. Я думал, что это очередной спектакль.

Только когда меня обняла жена, я понял, что меня поменяли.

Тогда было покушение на Плотницкого, сработали луганские партизаны. Я ожидал, что они будут искать связь со мной.

Елена Жемчугова: Я поверила в то, что будет обмен, когда мы летели туда. Я переживала, состоится ли все.

Михаил Кукин: Всех поразила история с Грэмом Филлипсом. Он себя вел мерзко.

Анастасия Багалика: Откуда у вас взялись силы в таком состоянии так с ним разговаривать?

Владимир Жемчугов: В течение этого дня у меня с Грэмом было три интервью. Он показывает второе и третье. Первое он не показывает, потому что он вышел из этого разговора отсталым журналистом. На все вопросы, которые он мне задавал, я ответил, четко разложил все по полочкам. Ему нечего было сказать. Во втором интервью он начал на меня давить. В последнем интервью он конкретно начал меня оскорблять.

Михаил Кукин: Хотите еще что-то добавить?

Владимир Жемчугов: Важно рассказать о мнениях людей, которые остались в оккупации. Кто-то смирился. Но они хотят в Украину. Важно, чтобы не думали, что все они – предатели.