«Убивал чуть ли не целыми подъездами». Что пишут про пленного журналиста Станислава Асеева в «ДНР»?

Об этом и не только рассказал в эфире Громадського радио Денис Каплунов —  друг пленного журналиста Станислава Асеева.

 

Алена Бадюк: Ранее в интервью Егор Фирсов говорил о том, что именно вы заявили в полицию, когда поняли, что Стас исчез. Когда и как это было?

Денис Каплунов: Ситуация тогда разворачивалась довольно сложно, мы получали от Стаса информацию, периодически с ним общались. В определенный момент поняли, что очень долго нам не удается через телефонную связь получить от него сигналы о том, что все в порядке, он работает. После этого мы связались с мамой, она тоже подтвердила информацию, что Стас долго не выходил на связь. Это обеспокоило нас, но тогда вышла его статья о поездке, если не ошибаюсь, в Торез, —  это нас где-то убедило в том, что все в порядке. Через несколько дней — неделю нам вновь позвонила его мама, сказала, что Стас обещал приехать к ней несколько дней назад, но не приехал. Это натолкнуло нас на мысль, что тут явно что-то не так – Стас не тот человек, который бы так себя вел, не выходил на связь. Телефон был отключен, мама не могла дозвониться в течение трех-четырех дней. Мы тоже пытались набирать его, но телефон был отключен. Все этого послужило для нас сигналом: что-то пошло не так.

Мы проанализировали ситуацию и поняли, что он не просто так не выходит на связь. Мы решили сделать первое заявление – публикацию о Станиславе Васине. Тогда боялись называть настоящую  фамилию — вдруг мы ошибаемся, вдруг он заболел, потерял телефон, его задержали, например, не как журналиста, а если мы скажем, что Васин — это Асеев, мы сделаем только хуже. Но решили все-таки сделать заявление, поскольку боялись, получили сигналы о том, что кто-то (либо сам Стас) пишет через Фейсбук нашим общим знакомым. Для нас это послужило сигналом. Мы знали, что Стас общается с патриотами на той территории, а если это пишет не он, то таким образом могут выйти на других людей. Это подтолкнуло нас к тому, что нужно дать сигнал о том, чтобы контакты на время прекратились, мы могли обезопасить этих людей.

Мы сделали публикацию, Егор Фирсов получил сообщение в Фейсбуке от Стаса, который пытался объяснить, что все в порядке, что он попал в больницу (или что-то такое). Мы тогда были вместе и Егор писал: «Я все понимаю, но возьми трубку или перезвони маме – она в истерике, объясни, что с тобой. Тогда мы будем убеждены, что ты – это ты».

Он не перезвонил ни маме, ни нам, телефон по-прежнему был отключен, в Фейсбуке ничего аргументированного или убедительного либо Стас под присмотром, либо другой человек написать на эти комментарии не смог. Это окончательно убедило нас в том, что Стаса схватили, он больше не может самостоятельно писать и звонить.

После этого мы были вынуждены запустить и формальную сторону процесса, чтобы об этом заговорили, чтобы он попал в списки. Мы хотели сразу написать в СБУ, поскольку их контактный центр занимается освобождением пленных, но там сказали, что сначала нужно написать заявление в полицию. Написали заявление в полицию, а после этого я с корешком о том, что дело завели, пришел в СБУ и в контактном центре написал еще одно заявление.

Алена Бадюк: Сколько времени прошло между подачей заявления в полицию и контактом с СБУ?

Денис Каплунов: Тогда я торопился, мы все думали: а вдруг, если мы все быстро запустим, сможем получить информацию. На тот момент мы вообще не понимали, Стас ли нам пишет. Мы пытались запустить все возможные механизмы, а их не так уж и много. Заявление в полицию и в СБУ я подал чуть ли не в один день – вечером приняли заявление в полиции и в этот же вечер (или на следующий день) я уже был в СБУ.

После того, как я подал заявление, мне раз в два месяца звонили из СБУ: просили предоставить информацию о Стасе, прислать его фотографию, уточнить год рождения, хотя все это я указывал в заявлении. СБУ не делилась информацией: просила что-то прислать. Самое грустное то, что около четырех месяцев назад мне позвонили из контактного центра, сказали, что им нужно готовить очередной отчет и стали задавать мне вопросы: «Скажите, пожалуйста, а знаете ли вы, где содержится Асеев?  А вы знаете, по каким статьям его обвиняют?» Потом начались вопросы о том, кто у него следователь, адвокат. Я сказал: «Расскажу все, что знаю, но настораживает сам факт того, что вы звоните мне и задаете такие вопросы».

Алена Бадюк: Больше на связь не выходили?

Денис Каплунов: Нет, с тех пор не выходили. Периодически звонили из полиции. Они почему-то спрашивали, не появился ли Стас, не пришел ли домой и не хочу ли я забрать заявление. Периодически звонили и говорили: «У нас там неопознанный труп в Донецкой области — как вы думаете, может ли это быть Стас?» Я им спокойно каждый раз объяснял, что это невозможно, он содержится там-то: «можете не звонить по таким вопросам, поскольку это невозможно». Хорошо, что заявление написал я. А если бы его написала мама или кто-то из родственников, каждый раз, получая от полиции подобные сигналы, они явно реагировали бы не так спокойно.

Алена Бадюк: На этой неделе Егор Фирсов обнародовал информацию о дневниках Стаса, о том, что оригинал у Егора, но в то же время в «ДНР» выходят некие публикации, которые якобы написаны Стасом.

Денис Каплунов: Мы следим за этой информацией, пытаемся ее анализировать и разбираться в том, почему она выходит и почему выходит такой, как мы ее видим. Мне кажется, публикации дневников были реакцией:  может, совпало, но они вышли сразу после того, как Егор написал пост о том, что Стас объявил голодовку.

Алена Бадюк: В каком виде публикуют дневники? Почерк от руки или печатные «цитаты Стаса»?

Денис Каплунов: Они публикуют печатные цитаты. Я так понимаю, целые главы. Они расписывают и представляют Стаса как человека, который работал каким-то шпионом, разведчиком, который занимался диверсиями и подробно описывает всю свою деятельность: кого он там выслеживал, убивал, взрывал. Они его «цитируют», он «говорит» о том, что создавалась какая-то целая агентурная сеть, потом что-то взрывалось, где-то появлялся украинский флаг, морги были заполонены трупами – это буквально цитата, будто Асеев говорит, что они убивали чуть ли не целый подъезд – огромное количество людей.

Я с трудом представляю Стаса в роли такого суперразведчика, Джеймса Бонда. Мы с ним получили классическое гуманитарное образование – философия и религиоведение. Стас приезжал на свободную территорию Украины пять-десять раз, на несколько дней, — я не представляю, как он мог за это время получить такой колоссальный объем знаний для того, чтобы вести там очень сложную разведывательную работу.

Позиция боевиков мне понятна. Я так понимаю, они не нашли действительно важных обвинений и не понимают, что ему можно предъявить. А обвинять нужно. Продержали такое большое количество времени, а теперь, наверное, решили пойти таким путем и стали публиковать якобы его дневник.

Алена Бадюк: По информации Егора Фирсова, в июне у Стаса был бронхит и высокая температура, на этом фоне он объявил голодовку. Известно ли что-то о состоянии здоровья Стаса?

Денис Каплунов: Насколько мы знаем, Стас всегда отличался не самым крепким здоровьем. Условия содержания в этой «Изоляции» чуть ли не самые ужасные среди всех таких мест в «ДНР» и «ЛНР». Это подтверждают люди, которые находились там в заключении.
Они работают с утра до вечера, не получают никаких медицинских препаратов должным образом. Состояние людей там очень нехорошее, поэтому у нас есть все основания переживать за Стаса. Насколько мы знаем, он жив, чувствует себя нехорошо, но даже то, что он объявил голодовку, говорит о том, что он сохраняет присутствие духа и какую-то внутреннюю борьбу. Это для нас определенный сигнал того, что человек борется и не сдается.

Слушайте полную версию разговора в прикрепленном звуковом файле.