Украина не делает ничего, чтобы заставить РФ почувствовать потребность в обмене заключенными, - Илья Новиков

В студии Громадського радио — адвокат Илья Новиков. На связи со студией — правозащитница Татьяна Щур и мать Станислава Клыха Тамара Клых.

Михаил Кукин: Вы сегодня только прилетели в Киев?

Илья Новиков: Сегодня я прилетел в Киев, а позавчера был у Станислава в Верхнеуральской тюрьме Челябинской области.

Михаил Кукин: Несколькими днями ранее Станислава посещал еще один адвокат Роман Качанов. Роман говорил, что это был первый раз, когда он смог общаться с подзащитным не через стекло. Как общались вы?

Илья Новиков: Роман сделал большую работу. Когда мы приходим, подаем документы и ждем, когда к нам выведут нашего подзащитного, мы не знаем, что происходит за дверью. В тот же день, когда я посещал Станислава, к нему приехал украинский консул. Я приехал и увидел, что перед воротами стоит машина с красным дипломатическим номером 146. Я понимаю, что это украинский консул, который мог приехать только к Клыху, потому что больше украинцев в этой тюрьме нет. Консулу удалось получить выписку из истории болезни Станислава. Мы не можем быть уверены, что она полная, но даже по ней уже понятно, что не все безоблачно с его лечением. То, что он болеет, понятно уже давно, но нас постоянно уверяют, что его качественно лечат, что в российской тюрьме замечательная медицина. Мы будем дополнительно советоваться с медиками, но даже мне понятно, что лечить тяжело больного человека глюкозой, анальгином и циклодоном (который является сильным психотропным препаратом) слегка ненормально.

До этого я Станислава видел почти год назад, еще до того, как его этапировали из Грозного. Когда его этапировали из Грозного, на него было страшно смотреть: он выше меня на полголовы, у него просвечивали ребра, он весил меньше меня, это было жуткое зрелище. Сейчас он внешне выглядит немного получше, но он не может есть тюремную еду, он питается только тем, что есть в ларьке. Это сладости. От них человек становится полнее, но не становится здоровее. Когда он пробует есть еду, которую дают заключенным, его тошнит.

Сейчас Станислав внешне выглядит немного получше, но он не может есть тюремную еду, он питается только тем, что есть в ларьке

Мы тоже общались не через стекло. Представление Станислава о том, что происходит в мире, исчерпывается теми письмами, которые проходят цензуру и российским телевизором. Он не в состоянии удерживать нить разговора.

Михаил Кукин: В российской правоохранительной системе возможно привлечение посторонних медиков для обследования, постановки диагноза и лечения?

Илья Новиков: Как общее правило это не предусмотрено. В исключительных случаях этот вопрос решается на наивысшем уровне с привлечением Уполномоченного по правам человека.

Каждый раз, когда кто-то из украинских политзаключенных оказывается в опасном состоянии, начинается кампания для того, чтобы пустили независимых медиков, в эту кампанию уходит ресурс, который должен быть направлен на то, чтобы человека отпустили.

Новогодний обмен не затрагивал людей, которые находятся в российских тюрьмах. Сейчас есть тонкие сигналы, что, может быть, будет что-то связанное с Россией. Для меня симптомом было то, что состоялся приговор Виктору Агееву. Кандидатура Станислава Клыха должна рассматриваться как одна из возможных кандидатур, если речь будет идти об обмене.

Михаил Кукин: Благодаря местной правозащитнице Татьяне Щур мы узнали о посещении Романа Качанова. Татьяна, насколько я знаю, раньше вам было намного проще действовать как правозащитнице, потому что вы были в составе общественной наблюдательной комиссии, но в прошлом году состав поменяли.

Татьяна Щур: Да, вы совершенно правы. Комиссии очень разные. Наша челябинская комиссия тоже была очень разная. Там было несколько правозащитников, мы выделились в группу независимых наблюдателей и свободно посещали Александра Кольченко. Когда к нам привезли Стаса, мы уже не были членами наблюдательной комиссии, ни одного правозащитника в челябинской комиссии не осталось. Мы начали искать возможности, каким образом мы можем контролировать его положение. Мы стали привлекать адвокатов. Сначала это была Магнитогорская коллегия адвокатов. Там их 5 человек. Ни один из них не решился взять на себя ответственность за посещение украинского политзаключенного, ведь это особый статус в наших колониях. Мы наняли адвокатов, их задача была техническая: посмотреть, жив ли он, в каком состоянии, устроить так, чтобы он мог получать продукты из магазина, письма. Сейчас кончился наш договор с Магнитогорской коллегией, и мы договорились с правозащитным адвокатом — Романом Качановым. 31 января он был у Станислава. Я думаю, что нам удастся провести психолога к Станиславу.

Михаил Кукин: Тамара Ивановна, как давно вы виделись со Стасом?

Тамара Клых: Я была у него 4 месяца назад, жила с ним трое суток, разговаривала. Он был очень болен. Мне было очень тяжело, но я старалась его поддержать.

Михаил Кукин: Илья, у вас есть ощущение, что прогресс возможен?

Илья Новиков: Прогресс возможен. Агеев не один такой. Уже осужденных россиян, связанных с событиями на Донбассе, несколько человек, мне известно 14 фамилий, по которым есть подтверждения, что это россияне, что они могут быть обменяны. Практически ничего не делается с украинской стороны для того, чтобы на фоне выборов, до которых осталось совсем немного, на фоне Чемпионата мира по футболу сделать наличие россиян в украинской тюрьме проблемой для российской администрации. Приезжают переговорщики, украинская сторона хочет получить своих, россияне ничего не хотят. Чтобы создать потребность у российской администрации получить своих обратно, отдав для этого украинцев, не делается практически ничего. Нет ни одного ведомства прямо уполномоченного заниматься такими вещами.

Полную версию разговора слушайте в прикрепленном звуковом файле.