Ветерану не нужна жалость, ему нужна поддержка, — военный психолог Козинчук

С военным психологом Андреем Козинчуком говорим о новой полиции на Донбассе и о том, как обществу, и особенно журналистам, правильно говорить с ветеранами.

У микрофона Евгения Гончарук и Олег Билецкий.

Олег Билецкий: Сегодня запускается полиция в нескольких городах Донбасса. В чем заключается аспект психологической работы с полицейскими?

Андрей Козинчук: С самого начала меня не устраивала работа милиции, тяжело было коммуницировать с ними. В национальной полиции у меня был проект по обучению патрульных полицейских повышению уровня коммуникации: как общаться с людьми. Самая большая «суперсила» патрульных в коммуникации. Когда патрульная полиция запускается в каком-то городе, важна только реакция общества. Милиция, которая перешла в полицию, тянет назад, хоть там много хороших людей.

Евгения Гончарук: Что вы ожидаете от запуска полиции в этом регионе?

Андрей Козинчук: Востоку Украины не то, чтобы нравится предыдущая милиция, они просто научились с ней работать. Я ожидаю, что у жителей региона будет культурный шок, потому что полиция — люди, с которыми можно пообщаться. Нет ничего сложного в том, чтобы подойти к полицейскому и спросить, как куда-то пройти. Новую полицию очень сильно отличает от милиции мотивация, которая ломает стереотипы.

Олег Билецкий: Полицейские — такие же люди, как и все. Как объяснить высокую мотивацию?

Андрей Козинчук: На таких 20% людей держатся остальные 80%. В этих регионах им будет сложно. Какой бы проблемный не был город, всегда найдется человек, который поет под гитару «Океан Эльзы», с широким мировоззрением.

Олег Билецкий: А чем отличается Запорожье от Киева?

Андрей Козинчук: Для меня была огромная честь обучать полицейских в Запорожье. С одной стороны, это город-легенда, с другой стороны, это город, который все время Советского Союза воспринимался как город-завод, город-дамба. Чтобы научить патрульных общаться с жителями, их должна объединять любовь к городу. Мне, киевлянину из Западной Украины, надо было объяснять, как любить Запорожье. Это получилось.

Ребята, которые пришли из старой милиции в новую полицию, говорят, что очень здорово работать, когда им все так рады.

Олег Билецкий: Много ли ребят пришли из старой милиции Запорожья?

Андрей Козинчук: От 5 до 10%.

Олег Билецкий: По телефону к нам присоединяется врач-психиатр Галина Гук из Запорожья.

Евгения Гончарук: Хороший ли вариант для бойцов стать волонтером или пойти на контракт?

Галина Гук: Я вижу, что нельзя однозначно подойти к ответу. Не могу сказать за всех, но для определенных ребят найти себя сложно. Стать волонтером или пойти на контракт — это один из наименее деструктивных выходов, но возникает второй момент — твое ли это.

Зачастую даже на этапе предварительной медицинской комиссии у них возникают сложности с тем, чтобы оформится во внутренние органы. Волонтерство — профиль, для которого нужно быть легким в общении человеком.

Андрей Козинчук: Когда задумывалась патрульная полиция, то считалось, что часть добровольцев, которые вернутся с войны, или военнослужащих, сможет войти в состав полиции. Но в патрульную полицию берут на общих основаниях. Но тех, кто пришел с войны без ранений и хочет работать в полиции, очень мало.

Я радуюсь за города, в которых работают патрульные, прошедшие войну: у этих людей мировоззрение шире.

Евгения Гончарук: Как журналистам работать с теми, кто возвращается или еще находится на войне?

Андрей Козинчук: Группа моих единомышленников, с которыми я работаю, это общественная организация «Побратимы». Мы работаем с ветеранами — теми, кто вернулся с войны. И работаем именно по социальной адаптации.

Мы обратили внимание, что нужно также работать с обществом. Я работал с такими ветеранами, которых после общения с журналистом «выносило». Не было желания журналиста сделать ему травму. Просто неосторожно общались на сложные темы. Очень много было воспоминаний, которые открыли раны.

Позавчера мы проводили занятия для журналистов, работающих с ветеранами. Мы доносили мнение ветеранов о вопросах. Мы интересовались, какую информацию хотят узнать журналисты, задавая вопрос, убивал ли он, что было самое сложное в плену.

Мы никогда не говорим слово «помогать», потому что помощь — это взаимодействие сильного со слабым, мы говорим «поддержка».

Мы также обращали внимание на терминологию. Например, называют ребят солдатами. Это самое первое воинское звание. Сказав «солдаты», вы забываете о сержантах, полковниках. Мы забываем о добровольцах. Они не являются военнослужащими. Еще говорят «хлопці наступають», но там много девушек.

Мы работали над образом ветерана. Очень часто их считают бедными несчастными героями, которые пострадали от войны. Если ветеран вернулся, значит он выжил. Это такой кладезь энергии. Ее нужно направить в правильное русло. Да, ветеран сильный, но не надо его жалеть из-за этого. Да, он многое пережил, но сюсюкаться с ним не надо, нельзя трогать его достоинство.

Мы просим врачей не называть ветеранов «больными». Если вы общаетесь с людьми, которые вышли из плена или во время войны потеряли маму, которая была в мирной зоне, не бойтесь обращаться к специалистам за консультацией. Журналист тоже «выгорает», ему тоже нужна поддержка.