Вначале я пережила этот обстрел, а потом уже пошла работать, — журналистка

Альбина Гаврикова: Мы проснулись от того, что весь дом трясло. Тряслась кровать, на которой я спала, трясло люстру. Было ощущение, что это землетрясение. То есть мы сначала даже не понимали, что происходит. После этого, я считаю, меня Бог спас. Когда встала с кровати, все стекла посыпались на кровать, именно туда, где я спала.

Мы услышали взрывы и только тогда поняли, что это обстрелы. Мы не понимали, из чего стреляют, но звуки были очень громкие. Я очень хорошо помню те чувства, когда мы упали в коридоре на пол. Закрыли головы и почувствовали привкус пепла. Когда 30 секунд ты лежишь на полу, то ощущение будто это не полминуты, а уже 2 часа прошло, и у тебя перед глазами вся жизнь пролетела.

Лежишь и не понимаешь, что будет через секунду. А когда прекратились взрывы, и мы вышли на улицу, то стало страшно. Ни в одной квартире не было стекол. Их просто вынесло взрывной волной. Самое страшное, что на улицах лежали трупы людей. Я помню, что лежала женщина, а над ней плакал сын. Она пошла на рынок за продуктами и уже возвращалась домой, но так и не успела вернуться.

В этот момент мне позвонили из редакции и сказали, что нужно снимать. А у меня рядом родственники перепуганные. Просто до меня невозможно было дозвониться, и они ехали специально на Восточный, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Они настаивали, чтобы я уезжала с района, как это сделали многие. Просто собрала вещи и уехала. Но ко мне уже ехал оператор, и нужно было работать.

Ничего не оставалось, как согласиться. Я понимала, что, возможно, нужно научиться быть не человеком, а журналистом. Отключить все эмоции и абстрагироваться от всего. Неважно, что испытала только что сама, нужно работать и снимать

Наша съемочная группа оказалась первой на месте событий. На самом деле в Мариуполе на тот момент никто не знал, что происходит. Мы понимали всю ответственность и важность нашей работы. Мы понимали, что должны рассказать людям об этих трагических событиях: что случилось и какие последствия.

Сложно было пойти и просто задавать людям вопросы: «Что вы видели?» или «Что вы слышали?». В ответ люди просто отказывались говорить.

Алексей Бурлаков: По официальной статистике, был 31 погибший, потом 30. Как вы оцениваете эти данные?

Альбина Гаврикова: Из всего, что я видела сама, могу сказать, что там было около 15-20 (погибших — ред.). Информация каждый раз менялась. То одного человека дважды в список внесли, то кого-то как мертвого посчитали, а он в реанимации. Были разные сведения и довольно противоречивые. И если брать неофициальные цифры, то я их озвучивать не могу, но среди мариупольцев говорят, что официальные цифры занижены.

Валентина Троян: Я так поняла, что это был ваш первый опыт работы в условиях конфликта и очень чрезвычайной ситуации. Как удалось переключиться?

Альбина Гаврикова: Такой опыт в первый раз. И все происходило очень тяжело. В том плане, что рядом стоят родственники, которые тебя отговаривают. А в редакции сказали, что ехать некому. И тогда я решила, что раз работаю журналистом, значит должна переступить через себя. Как врачи работают? Они просто отключают эмоции и делают то, что должны. Они же не стоят в реанимации и не плачут над пациентом. Так и я должна была поступить.

Алексей Бурлаков: Какие сегодня проводятся мероприятия в Мариуполе?

Альбина Гаврикова: Сегодня с утра в церкви, которая там же на Восточном, была литургия. Далее был ход от церкви до памятника погибшим. Там уже было возложение цветов и объявлена общегородская минута молчания, когда по всему городу звучали сирены.