Волонтер меняет профессию

Михаил Кукин: Вы ушли в политику, теперь вы депутат Киевского городского совета.

Ирина Славинская: Это орган самоуправления. Возможно, это меньше политика, а больше прямое действие?

Анна Сандалова: Да, я не отношусь к этому, как к уходу в политику — это логическое продолжение. Вначале мы умели стоять, потом лечить, потом снабжать армию, теперь мы продолжаем свое дело.

Михаил Кукин: Вам волонтерство помогло стать депутатом?

Анна Сандалова: Меня колоссально удивила поддержка и доверие избирателей. Это кредит доверия, к которому ты относишься особенно.

Михаил Кукин: От какой политической силы вы шли?

Анна Сандалова: От «Самопомощи».

Ирина Славинская: Какой ваш профиль?

Анна Сандалова: Я выбрала экологию. Я сейчас понимаю, что с экологией у нас все даже хуже, чем было с армией. Я не эколог по профессии, но это мне близко по духу.

Михаил Кукин: А что сейчас с вашим фондом?

Анна Сандалова: Он продолжает работать. Сейчас объем помощи, которую мы предоставляем, существенно уменьшился, но есть ряд доноров, которые продолжают помогать. Пока будут они существовать — мы будем продолжать работать.

Ирина Славинская: Многие волонтеры переквалифицируются. Это означает, что стало меньше работы или пришли новые люди?

Анна Сандалова: Военные, с которыми мы общались, сами меня к этому подталкивали. Они говорили, что все стабилизировалось, они уже удерживают ситуацию. Тогда я поняла, что стоит сконцентрироваться на киевских коридорах.

Михаил Кукин: Многие люди считают, что волонтерство превратилось в бизнес.

Анна Сандалова: Обеспечение армии силами волонтеров — это не системное решение. Так не должно быть постоянно. Большинство людей были честными. Тут есть ответственность доноров в том числе. Они должны контролировать, кому доверяют свои деньги.

Михаил Кукин: На связи Ольга Решетилова. Что вас подвигло к такому решению?

Ольга Решетилова: Я просто вернулась к нормальной жизни. Я была журналистом до войны. Уже прошла критическая точка. Конечно, потребности у армии остаются, но не такие острые. Фонд сейчас работает слаженно, он может функционировать и без меня.

Полтора года активной деятельности очень утомляют. Утомляют психологически те процессы, которые сейчас там происходят. Когда шли активные действия, туда не ездили правоохранительные органы. Сейчас они туда ездят и видят, что там и контрабанда, и мародерство. В этом всем крайними они сделали боевых офицеров. Очень больно, что мы с этими офицерами шли вместе со времен Иловайска, а теперь на них вешают всех собак.

Еще мне нравится то, что многие волонтеры помогают не ради помощи, а ради «лайков» на Facebook.

Михаил Кукин: Вы подтверждаете, что есть факты мародерства, но как вы считаете, журналисты должны об этом говорить?

Ольга Решетилова: В это не лезет ни СБУ, ни прокуратура. Им просто угрожают. Во время боевых действий сложно вести следствие. Сейчас уже все разграбили, так что ситуация с мародерством не такая серьезная.

Эти вопросы нужно поднимать, но правильно.

Бригада — это 5 тысяч человек. Мы не можем обвинять всех, нужно ловить за руку конкретных людей. У нас очень низкое качество мобилизации, в армии много криминальных элементов. Было много людей, которые останавливали мародеров.

Михаил Кукин: Как отличить волонтеров от псевдоволонтеров?

Анна Сандалова: Самое простое — это смотреть фотоотчеты и финансовые отчеты. Нужно заходить на страницы в социальных сетях. Нужно систематизировать, составлять отчеты, выкладывать их в Интернет. Более прозрачной системы нельзя придумать.

Очень важно, говоря об отдельных случаях мошенничества, не дискредитировать все движение.