Воспринимая жителей Донбасса как одну группу, им не помочь, — психолог

Благотворительная организация «Украинский дом» получила грант на оказание психологической помощи переселенцам. О новом проекте говорит психолог и переселенка Лариса Волошина. По ее словам, психологическая помощь нужна не только переселенцам, но и тем общинам, которые их принимают — всем, кто вовлечен в новые процессы: «Вовлеченность — это уже определенная степень травматизации», — говорит Лариса Волошина.

«Государство в разработке программ помощи ставит цель возвращения переселенцев. «Но мы должны учитывать, в каком состоянии человек вышел, и чего он хочет, какие цели ставит перед собой». Лариса Волошина уточняет, что новая программа призвана сосредоточиться на вопросах субъектности каждого отдельного переселенца.

«Мы привыкли относиться в переселенцам как к одной группе. Их всех объединяет конфликт, но их различает сделанный выбор уйти или остаться. Государство в разработке программ помощи ставит цель возвращения переселенцев. Но мы должны учитывать, в каком состоянии человек вышел, и чего он хочет, какие цели ставит перед собой» — добавляет психолог.

После переезда сама Лариса Волошина поменяла профессию — ее опыт репрезентативный как опыт изменения собственной идентичности: «Любой из нас имеет четкое представление о своем «я». Человеку в травме, сложно сказать, кто он сейчас — он знает только, кем он был. Многие из нас имеют кризис самоидентификации, даже не будучи переселенцем — мы травмированное общество», — говорит психолог.

Татьяна Трощинская: Расскажите о гранте?

Лариса Волошина: В эти минуты в Украинском доме проходит круглый стол, задачей которого является оценить те риски, с которыми столкнулась Украина, став перед проблемой колоссального числа внутренних переселенцев. Также понять, что кризис — это не просто проблема, повод для беспокойства, но это и возможность для роста всего общества. Благотворительная организация «Украинский дом» пытается внутреннею проблему переселенцев сделать обще украинским поводом для роста.

Ирина Славинская: Если мы говорим о переселенцах с Донбасса и Крыма — это люди, у которых психологическая травма. Много таких? Насколько это распространенное явления?

Лариса Волошина: Практически все. Мы понимаем, какое это решение — бросить все, сменить свои жизнь, шагнуть в никуда — это травма для человека. Просто уровень травматизации варьируется в зависимости от того опыта, который прожил человек. Мы должны понимать, что травма — это реакции психики на насилия. Иногда переселенец в своем опыте сталкивается с физическим насилием. Кто-то сталкивается с эмоциональным, экономическим насилием. То есть, мы говорим о том, что травматизации подвержены все переселенцы — это во-первых. Во-вторых, травматизации подвержены те люди, которые встретили их. То есть, травма — это такой процесс, в котором участвует все общество.

Мы с вами говорим о переселенцах, и каждый переживает это эмоционально. Вот эта эмоциональная реакция, вовлеченность — это уже определенная степень травматизации, с которой необходимо работать.

Татьяна Трощинская: Также у людей, которые получили травму, присутствует кризис самоидентификации?

Лариса Волошина: Да — это один из признаков идентификации. Если мы посмотрим на себя, то мы поймем, что многие из нас имеют сегодня этот кризис самоидентификации, даже не будучи переселенцем и не видя бомбежек. Мы — травмированное общество.

Татьяна Трощинская: Это нормально?

Лариса Волошина: Это нормально. Мы должны понимать, что человек — существо грандиозное, он хозяин природы. Мы так привыкли о себе думать. Нам кажется, что строя планы на будущее, куда-то стремясь, мы контролируем свою жизнь и обстоятельства. Когда в нашу историю вмешиваются такие глобальные процессы, как война, Майдан, человеку приходится признать, что он не все может предугадать. И когда он меняет себе, свою самоидентификацию, он меняет способ думания о себе, он фактически начинает справляться уже с новой ситуацией, он ее признает.

Ирина Славинская: Как научится человеку с травмой думать о будущем?

Лариса Волошина: Человек, переживший травму, из-за того, что он не понимает кто он, ему очень сложно строить планы. Что такое план? Это определенные возможности, которые я в силу того, кем я являюсь, у меня есть определенная цель, и я примерно обозначаю пути ее достижения. Когда все меняется, у человека может быть цель, но он воспринимает ее, как некую абстрактную мечту, он не понимает, как он может реализовать эту цель.

Сейчас переселенцам невозможно обозначить свою мечту, как вполне реальный план. А с другой стороны мы должны понимать, что для людей, покинувший свой дом, представление о будущем очень разнится в зависимости от того, как они понимают, кто они были в этом конфликте, какую сторону они занимали.

Одни с людей хотят вернуться. Их там все устраивало, для них там было комфортно. И мы должны говорить об этой группе людей, как о людях, которые бегут от войны. Они говорят, что кризис для них образовался тогда, когда начали бомбить.

Мы привыкли говорить о переселенцах, как об отдельной группе. Но на самом деле они делятся по-другому. Их все объединяет конфликт, в центре которого они оказались и который оказал влияние на них. Также у них разные причины, почему они ушли. Кто-то ушел переждать, а кто-то решил начать новую жизнь. Мы не можем помочь переселенцам, если мы будем их воспринимать, как единую группу.