Я жив только благодаря вниманию общественности, — политбеженец Михаил Савва

В студии «Громадського радио» — политэмигрант из России Елена Глушко и российский политолог, профессор, председатель Экспертной группы «Сова», политический беженец Михаил Савва. На скайп-связи — правозащитник Кирилл Подрабинек.

Алена Бадюк: Появились ли какие-то новости об Ильдаре Дадине?

Елена Глушко: Новостей об Ильдаре нет. Как мы знаем, Ильдар отправлен на этап. Куда он направляется, никто не знает. Последнее письмо от него пришло из Вологды. Письмо было довольно позитивным. Надеемся, что он писал его не под давлением. Источники говорят о том, что он направляется в Киров. Там условия лучше.

Алена Бадюк: По крайней мере, в кировских колониях есть общественно наблюдательные комиссии. Есть ли надежда на то, что Ильдара будут посещать представители ОНК?

Михаил Савва: Буквально на днях приступил к работе новый созыв ОНК. Он катастрофично плох по качеству. Эти комиссии были насыщены ветеранами Федеральной службы исполнения наказаний и органов полиции, а также другими людьми, которые будут послушно исполнять приказы и не будут портить статистику.

Алена Бадюк: В кировской ОНК новый председатель. Это действительно человек из системы, но его заместитель Артур Абашев — это правозащитник, который был в прошлом составе ОНК и от которого мы узнавали хотя бы какую-то информацию насчет украинцев.

Михаил Савва: Замечательно, что в Кировской области сохранилась эта преемственность. В моем родном Краснодарском крае ни одного члена ОНК прошлого созыва не просочилось в новую комиссию.

Алена Бадюк: Такого рода информационная поддержка может повлиять на присутствие или отсутствие пыток?

Михаил Савва: Может. Я лично жив только благодаря общественной поддержке.

Алена Бадюк: Расскажите вашу историю.

Михаил Савва: Я — доктор политических наук и профессор Кубанского государственного университета в прошлом. Кроме того, я работал в некоммерческой организации «Южный региональный ресурсный центр», которая занималась развитием гражданского общества по всему Северному Кавказу. Финансировало нашу организацию Агентство США по международному развитию. Этого оказалось достаточно для того, чтобы в организации 5 раз провели обыски. Меня в апреле 2013 года арестовали по делу о мошенничестве. Замысел был простым: взять меня по любой статье, спрятать в СИЗО и там добиться показаний о том, что я являюсь шпионом. Именно это сотрудники управления ФСБ по Краснодарскому краю пытались проделать в течении 8 месяцев. В течении 2,5 лет до ареста я был заместителем председателя ОНК по Краснодарскому краю. То есть тему пыток я освоил еще тогда. Общественная кампания в мою поддержу для меня была спасением. Один из депутатов Бундестага приехал в Краснодар, чтобы добиться свидания со мной в следственном изоляторе. Ему этого не позволили, но он провел пресс-конференцию. Благодаря вниманию правозащитников, Совета по правам человека при президенте, Бундестага и Государственного департамента США, российские жандармы сделали шаг назад. После 8 месяцев содержания в следственном изоляторе меня перевели под домашний арест, потом еще 4 месяца я провел с браслетом на ноге, затем — приговор и условный срок. Когда возбудили второе уголовное дело, я уехал в Украину и уже около двух лет живу в Киеве. Я получил статус беженца и продолжаю заниматься российскими проблемами. Также я работаю в направлении украинских проблем, которые уже стали близкими, а скоро станут родными.

К разговору присоединяется правозащитник Кирилл Подрабинек

Кирилл Подрабинек: В прошлом я был политзаключенным. Принимал участие в движении за права человека, поэтому оказался в лагерях и тюрьмах.

Людей пытали 40 лет назад при Брежневе, потом людей пытали при Андропове, пытали при Черненко, Горбачеве, Ельцине, пытают людей и при Путине. То есть людей пытали при коммунистах, пытали при якобы демократах и пытают при нынешней шантрапе.

Татьяна Курманова: Изменилась ли система пыток в российских тюрьмах?

Кирилл Подрабинек: Для того, чтобы квалифицированно ответить, нужно снова туда попасть. На мой взгляд, ничего не изменилось. В некоторых отношениях стало хуже. В советские времена наивная власть и наивные правозащитники боялись силы свободного слова. Сейчас власть не очень-то и боится информации.

Татьяна Курманова: Жена Ильдара Дадина говорила о том, что жертв, которые сообщают о пытках, потом подвергают еще большим пыткам. Так ли это?

Кирилл Подрабинек: Да, конечно. Единственная возможность сохраниться — заявлять об этом систематически.

Алена Бадюк: Является ли полезной адвокатская правозащитная работа в отношении ЕСПЧ?

Кирилл Подрабинек: Безусловно. Эффективно защищать жертву пыток можно только путем привлечения внимания к человеку и постоянной юридической работы. Я считаю, что, если против заключенного совершено преступление, заявление об этом преступлении должно подаваться в следственный комитет. Мало просто уповать на Страсбург. Работа должна вестись и внутри страны.

В случае с Дадиным следственный комитет отказался возбуждать уголовное дело против начальника колонии. Теперь я жду, появится ли заявление в суд с протестом против этого решения. А если появится, пригласят ли на этот суд общественность. Постоянное давление на эти государственные механизмы — это наша единственная возможность.

Алена Бадюк: Михаил, что вы можете добавить насчет эффективности правозащитной работы?

Михаил Савва: Необходимо использовать любые возможности для того, чтобы человек остался жив. При этом очень важен настрой самого человека. В этом смысле Ильдар Дадин — пример очень стойкого человека, который борется и за себя, и за других.

Попав в следственный изолятор, я для себя сделал вывод: для того, чтобы там выжить, нужно быть готовым умереть.

Ильдара перевели в другую зону. Это уже важная победа.

Все это напоминает Советский Союз. Огромное отличие в том, что во времена Советского Союза не было интернета. Информация о происходящем в застенках не могла расходиться настолько быстро.