facebook
--:--
--:--
Включить звук
Прямой эфир
Аудионовости

«Бои были в основном ночью. Наутро только трупы собирали», — доброволец

Боец батальона ОУН с позывным «Паня», рассказал журналисту «Громадського радіо» свою историю. О том, как сразу после событий на Майдане принял решение идти на фронт, защищать свою землю

«Бои были в основном ночью. Наутро только трупы собирали», — доброволец
1x
Прослухати
--:--
--:--

Паня: Попал на фронт, хотел записаться добровольцем в батальон Нацгвардии. Тогда еще второй формировался, резервный. Я туда не попал, потому что перевербовался еще на медкомиссии в батальон «Киев-2». Я встретил ребят оттуда, пообщался с ними и решил пойти к ним.

Дмитрий Пальченко: А почему решил пойти в батальон к ним?

Паня: Причина проста. Я следил за Майданом, особо участия не принимал в нём, но пытался за всем следить. Когда подошел к концу Майдан, и началась война, понял, что пора идти и воевать.

Дмитрий Пальченко: А как родные к этому отнеслись?

Паня: Негативно конечно. В итоге я попал в «Киев-2», это батальон при МВД, пробыл там в учебке несколько месяцев. Там было очень длительное оформление у нас. У нас был взвод ультраправых ребят, поэтому командование не очень нас жаловало и не спешило нас оформлять, всякие бюрократические вопросы в главке МВД.

Дмитрий Пальченко: Куда дальше направили служить ваш батальон?

Паня: Это горячие точки. Чернухино возле Дебальцево. А когда ротация была, то уже были на блокпосту в Волновахе. Это, как нам говорили крайний блокпост. В итоге приехали в Волноваху и начали стоять на блокпосту, нести службу. Наряды по 12 часов, нужно было у людей паспорта проверять.

Дмитрий Пальченко: Какие-то были случаи, что кого-то ловили?

Паня: Были случаи, много «сепаров» было. Некоторых мы принимали, отдавали СБУ, они в итоге их отпускали. Были случаи, когда серьезных брали.

Дмитрий Пальченко: А как вы их определяли?

Паня: По самым разным факторам. По прописке. Если они были из неподконтрольных территорий, то более тщательно проверяли их багажники. Иногда выплывали там всякие вещи. Некоторых просто на разговоре определяли, потому, что они нервничали. Потом проверяли их в социальных сетях, личные страницы и переписки, узнавали много интересного. Это было не то, о чем я мечтал, когда шел на войну. Я шел воевать, а не ловить сепаратистов на блокпосту. Я хотел реально что-то большее для своей страны сделать.

Дмитрий Пальченко: И это желание реализовалось?

Паня: В итоге да, я уволился из батальона МВД и мы все пошли в батальон ОУН, он не официальный, так же как и Правый Сектор.

Дмитрий Пальченко: Какие задачи тогда выполнял батальон?

Паня: Мы стояли на позициях, как и вся регулярная армия, по нам все время работала артилерия. Противник не очень тоже любит подставляться, поэтому бои были в основном ночью. Наутро только трупы собирали.

Дмитрий Пальченко: Страшно не было?

Паня: В некоторых моментах было страшно. Страшнее всего это артиллерия, когда начинается, какая-то перестрелка, то тебе интереснее самому все сделать. Когда артиллерия — чувствуешь себя беспомощным. Просто прячешься, как запуганное и забитое животное.

Мы работали на позициях ходили в разведку, но держались всегда поближе к укрытиям, потому что все позиции в Песках и округе были пристреляны просто идеально. Любое движение замечают и начинают работать туда минометами. Это очень неприятно для пехоты, поэтому приходилось всегда иметь рядом укрытие.

Поучаствовал мой товарищ русский, из Питера. Его немножко задело миной, контузило. Серьезный по нам шел обстрел из «Акаций» — это 152 миллиметровые самоходные артиллерийские установки. Они не так как Град, или мины сверху взрываются. Они нормально пробивают и тяжело спрятаться. Нужен только глубокий подвал. Там ямка от взрыва только ростом с меня. Он сидел в доме и начался обстрел. Осколками его, благо, не задело, но взрывной волной контузило все тело. Параллельно был хаос по всем позициям, медики ездили. Раненые были почти на каждой позиции, мы помогали их оттаскивать. В это время у нас были польские журналисты в подвале, тогда они, наверное, сняли самые лучшие кадры. Мы всех раненых в подвал затаскивали, там были медики Правого Сектора.

Самое опасное, что может быть на войне, — это умереть в таких моментах, когда, к примеру, идешь в туалет. Мы жили на фронте, и там не было передышки. Все время находились в центре сопротивления. Бытовые переходы часто завершались осколочными ранениями у ребят.

Дмитрий Пальченко: А какой опыт из всего этого можно вынести?

Паня: Опыт только у ребят, которые воевали. В основном опыт наша армия не заработала. Пехота только научилась воевать. А командование как было, так и осталось. Его просто нужно менять с верхов, ставить боевых офицеров в командование, а не каких-то бывших депутатов, и людей, мало имеющих отношения к войне, которые не хотят иметь к этому отношения, а хотят зарабатывать деньги. Я буду пытаться пойти воевать, пока не закончится война. Из-за бюрократии два месяца пропустил, была бы моя воля, я не уезжал бы с фронта. Это наш долг, как мужчин, как сыновей своей родины. Мы должны быть на войне, когда война в нашей стране.

Дмитрий Пальченко, программа «Люди Донбасса» для «Громадського радіо»

Kiew_deut_o_c(1)
Виготовлення цього матеріалу стало можливим завдяки допомозі Міністерства закордонних справ Німеччини. Викладена інформація не обов’язково відображає точку зору МЗС Німеччини.

При поддержке

Громадське нетворк
Поделиться

Может быть интересно

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе