В Счастье бойцам остро не хватает техники и людей, — репортаж из-под обстрела

Корреспондент «Громадського радио» Мария Завьялова побывала на Фасаде ночью, пообщалась с бойцами, которые стоят здесь уже почти год, и их командиром Юрием Бондаренко.

Рассказывает Мария Завьялова:

«Мы выехали, когда было уже совсем темно, днем сейчас слишком опасно — работает снайпер. До самого «Фасада» шли пешком, с соблюдением мер предосторожности. Странное ощущение: лето, звезды яркие над головой, Млечный путь, речка шумит — обычная мирная картина. И несколько людей в броне и с оружием идут и тихонько переговариваются. Над нами летит вражеский беспилотник, под ногами звенят осколки, только это и напоминает, что здесь идет война.

На самом «Фасаде», кажется, еще темнее. Глаза привыкают и я начинаю различать фигуры людей. К журналистам традиционно относятся с подозрением, во-первых — гражданские, во-вторых — не передают так, как есть. Обещаю, что главное из нашего разговора, передам обязательно. Естественно, сразу говорят о наболевшем, главное из которого — это запаздывающий на 20 дней дембель. Никто, кроме Юры, не представляется, я просто пишу голоса в темноте».

Боец: Привозять дембельску форму: футболка, труси и берци, даже носкiв не привезли. Кажуть, вам обов’язково треба наказ президента. Що вони мені привезли — футболка, труси і берци.

Юрий Бондаренко: Я приїхав додому, хотів собі оформити землю, як учасник АТО. І що мені подобається, я прийшов до міськвиконкому, то, се. Він каже — ти кадровий офіцер, ти пішов свідомо на цю роботу. А я приїжджаю в частину и є офицери, які просто-напросто відмовилися їхать в АТО. Той почав косить, той на границу, той ще кудись, а я що такий? Давайте якось кадрових прирівнювати…

Корр: А вы можете отказаться?

Юрий Бондаренко: Да, я могу отказаться.

Корр: А почему не отказываетесь?

Юрий Бондаренко: Ну тому що… Я йшов свідомо учитися якось. І ще тоді у 16 років розумів, що я йду на офіцера, і йшов захищати свою Батьківщину, мене так батьки виховували, що треба. І я вважаю, що я маю йти туди. Як на мене будуть дивитись… мені соромно буде просто.

Тех, кто готов служить на «Фасаде», действительно, мало. Страх, непонимание ситуации и повсеместное накручивание паники приводят к тому, что такие офицеры, как Юрий — на вес золота. Главное отличие этих людей — они знают, зачем здесь находятся. Пока военные удерживают линию фронта, на большой земле должны происходить реальные перемены, считает Юрий:

Юрий Бондаренко: Потягнули все на Майдан, потім потягнули все на війну, добровольців тут завалили, тут третя хвиля, третьої хвилі ж скільки лишилось, третя хвиля всеж тримається. Навіть взяти цю 92-гу бригаду, скількі хлопців тут… Ну втрат мало, слава богу, тут втрат мало, командир тут скорегував, і в принципі як-ніяк, цей мост, поранених багато, а убитих не так багато, як на донецькому напрямку чи десь там. Хоча були масивні обстріли, і Градами били, мінометами, танками, САУ, всім били.

11 месяцев без ротации, а причина одна — люди боятся идти в АТО, и уж тем более на нулевые позиции, — рассказывает Юрий. Тут все смеются, когда военные в Сватово или Старобельске получают участника боевых действий, чуть ли не на передовой стоят, — поддерживает его один из бойцов. Процесс получения боевой тысячи тоже был налажен не сразу.

Юрий Бондаренко: От якщо в нас є вогневий контакт, якщо нам доповіли, наприклад, що по нам стріляють Градами, а ми у відповідь відповідаємо автоматами, це вважається як вогневий контакт, тобто ми даємо отвєтку. О це би так, заплатили. А те, що нас просто обстрілюють Градами, то це не рахується.

Боец: Просто ніхто про нас не думає. Складається таке враження, що це все робиться спеціально.

Юрий Бондаренко: Приїжджає комісія — ми приїхали щось вам поміняти, щось допомогти. Я приїжджаю, я просто розповідаю, що в мене немає командирів взводів. Я командир роти, в мене має бути три командири взводу. В мене немає командирів взводів, техніка стара, люди втомлені, ротації немає. І вони походили: «Ну, що ми зробимо, ми тільки  можемо подати, ну успіхів, хлопці, тримайтеся, все».

Вместо офицеров Юрий ставит сержантов, выхода нет, — говорит он. При этом воевать — это не просто опасная, это тяжелая физическая и психологическая работа, которую мало кто в состоянии долго выдерживать. Напряжение, усталость накапливаются у всех, и задача офицера поддерживать боевой дух своих солдат, но и я же не вечный, — продолжает Юрий. Я спрашиваю, почему те, кто выполняет самую опасную, трудную и важную задачу на передовой, не находятся в государственном приоритете.

Юрий Бондаренко: Тому що радянська система, їм вигідно, вони просто не хочуть, може, їм по 50, по 60 років, навіщо їм щось міняти. Їм вигідно все. Він тут не воює, він не бачить ось цих смертей. Я знаєшь, скількі всього бачив. Я бачив, як ноги відриває, руки там, я бачив, як хлопці мучаються, я все бачив. Все, що можна було побачити, я все бачив. А він не бачив все це, він не бачив ці муки, не чув ці сльози по телефону, як плачуть. Він не чув, і йому на***ть. От і все.

Начался обстрел, и разговор был окончен. Когда стихло, комбриг Ветер повел нас обратно. Не успели дойти до машин, и снова послышались выстрелы.

На следующий день медик из 92-й, Сергей Филиппов, «Пират», повез меня делать фотографии. До «Фасада» мы уже не доходили, слишком опасно, но посетили позиции до моста. Там кипела работа, туда-сюда по 39-градусной жаре аккуратно перемещались люди. Они выполняют свой долг здесь, выполняют сознательно. Хочется надеяться, что тыл сделает все возможное, чтобы им не пришлось жалеть о своем выборе.

Мария Завьялова из Счастья специально для «Громадського радіо».