facebook
--:--
--:--
Включить звук
Прямой эфир
Аудионовости

Крик, декольте и солидарность: «партизанка» Яна Шостак о беларусах в Польше

Интервью

Интервью из Варшавы об отношении поляков к мигрантам, о продвижении темы Беларуси в СМИ, а также о силе искусства.

Крик, декольте и солидарность: «партизанка» Яна Шостак о беларусах в Польше
Слушать на платформах подкастов
Как нас слушать
1x
--:--
--:--
Примерное время чтения: 16 минут

Яна Шостак: Полицейский спросил меня… я вообще боялась, думала — сейчас нас заберут всех, мы тут сиськи показываем, непонятно что тут кричим.

Палина Бродик: Вы же были в одежде.

Яна Шостак: Я — да, но остальные — нет, частично. И я ожидала какой-то вопрос от полицейского, но не такого, какой он задал в итоге…

Палина Бродик: Сегодня мы в Варшаве. Яна Шостак — белорусская художница, феминистка и активистка.

Яна Шостак: Например, не знаю, покупая и поддерживая фирму Nestle, ты должен осознавать и понимать, что 30% рекламы закуплено в белорусских государственных медиа ими. И ты должен понимать, что, грубо говоря, покупаешь батончик, а один или более раз долбят кого-то дубинкой в Окрестино. И вот так это работает.

Палина Бродик: Яна Шостак представляет гражданскую инициативу «Партизанки», которая помогает релокантам и релоканткам из Беларуси освоиться в Польше. Направления деятельности инициативы называют условно «министерствами», среди волонтеров в основном беларуски, а также польки и украинки.

Яна Шостак: «Министерство спонсоринга» ведет Кася, которая является внучкой женщины, которая спасла 39 евреев от смерти во время Второй мировой войны.

Палина Бродик:  Это подкаст «Пашпарт», о беларусах вне Беларуси. И я, его ведущая, Палина Бродик.

Минуты крика

Палина Бродик: Какое-то время Яна Шостак каждый день выходила на минуты крика одна к офису Европарламента в Варшаве, иногда — с поддержкой. Но первой существенно заметной в СМИ стала акция на пресс-конференции после задержания самолета Романа Протасевича.

Яна Шостак: Я хотела передать эмоциональное состояние всех нас, в котором мы, наверное, все находимся и будем продолжать находиться еще долго. И «минута крика», она именно вот это показывает — это состояние. Во-вторых, она в сумме является таким протестом в знак молчания того, что мы…

  • Мы молчали, на самом деле, 27 лет. Слишком долго, как по мне.

Ну, а во время «минуты крика» на пресс-конференции перед амбасадой Беларуси я была в бело-червоно-белой сукенке, которую приготовила мне польская фирма по моей просьбе, и я вообще не представляла, что это возможно, но это возможно… Я пошла туда без задней мысли, без лифчика, я хожу так, для меня это нормально, удобно, я считаю это натуральным. Именно возле этого разросся медийный конфликт в Польше, который, на самом деле, не утихал и не мог утихнуть долгие дни, недели, потом это разложилось вообще на месяцы. Ну, понятно дело, я его продлевала, и подливала огня в это все, но думаю, блин, раз надо сиськами пропихивать тему Беларуси, окей. Как бы — whatever works.

А все началось с того, что депутатка из «левых», опять же, прокомментировала в Твиттере, мол, почему я думаю, что ее Беларусь не касается, что от нее в сумме как бы ничего от Беларуси не зависит. Аргументируя это тем, что у меня слишком большое декольте, и вообще я тут без лифчика вышла. И это было, конечно, странно и пфф — взорвалось, и количество мемов разных на эту тему, и какая-то такая дискуссия на тему боди-позитива выявилась.

И я потом после нескольких дней решила — так-так, надо, короче, использовать этот момент и опять перенести тему Беларуси, поэтому решила воспользоваться декольте, как местом протеста, как транспарантом и табличкой. И написала: «56% — столько процентов дерева из Беларуси ездит в Польшу». И эти цифры не меняются по последним данным, все так же в силе, все так же остается. Затем ввела и предложила другим людям под хештегом #dekoltdlabiałorusi писать на декольте фирмы, как и польские, так и международные, которые сотрудничают с режимом, чтобы повышать какую-то свядомасть, осведомленность нашу общую о наших выборах.

  • Например, не знаю, покупая и поддерживая фирму Nestle, ты должен осознавать и понимать, что 30% рекламы идет закуплено в белорусских государственных медиа ими. И ты должен понимать, что, грубо говоря, покупаешь батончик, а один или более раз долбят кого-то дубинкой в Окрестине. И вот так это работает.

Палина Бродик: Яне Шостак удалось привлечь внимание, и под стены офиса Европарламента в следующий раз пришли и другие активисты и активистки с названиями разных компаний, написанных на груди.

Яна Шостак: Это было классно видеть тоже какую-то другую форму солидарности, активности, протестной деятельности. Потом вообще эта история неочевидным образом понеслась дальше, потому что полицейский спросил меня… Я вообще боялась, думала — сейчас нас заберут всех, мы тут сиськи показываем, непонятно что тут кричим.

Палина Бродик: Вы же были в одежде.

Яна Шостак: Я — да, но остальные — нет, частично. И я ожидала какой-то вопрос от полицейского, но не такого, какой он задал в итоге.

Он спросил: «Вы собираетесь завтра делать этот протест? Потому что можно в другие остальные дни, но завтра Boże Cialo [Свято Тіла і Крові Христових] — праздник религиозный католический важный в Польше, и Божье тело… короче, могут не так это понять, поэтому лучше сделать это послезавтра, если хотите еще раз протестовать».

Я вообще такая — что? Ну, это — welcome to Poland.

Это одна страна в Европе, в которой ты можешь пойти в тюрьму за оскорбление чувств верующих, тут с этим все серьезно. И я тогда решила так, что надо выходить из этой ситуации, поддерживать тему Беларуси, чтобы она не пропала, и давать медиа что-то еще. Думаю, так — что в Boże Cialo можно делать? Пригласить актера знаменитого фильма «Божье тело», чтобы он пошел кричать.

Палина Бродик: Ах вот откуда это появилось?

Яна Шостак: Да, да. И моя подруга — украинская театральная режиссерка нашла его контакт, и он с радостью согласился. Только его не было тогда в Варшаве, а потом через несколько дней он отписал нам. И такой: «Завтра мы получаем премию, и я могу что-то сказать». Я в 12 ночи, еле живая, написала ему текст, который мы проговорили, и так появилась «минута крика» в Европарламенте как один из таких неочевидных жестов солидарности с помощью той же культуры, в которую я лично верю.

И это то, что, я считаю, можно делать и развивать за границей, чтобы давать поддержку тем людям, которые все еще стараются что-то делать и продержаться в Беларуси, несмотря ни на что. Ну, таких вещей разных, на самом деле, вышло в последнее время много, начиная с надписи по-белорусски «солидарность». Чтобы вы понимали, в Польше логотип «солидарность» по-польски — это какая-то монументальная вещь, чуть ли не такая же популярная, как католический крест. Все знают, все понимают, что это значит, это соединяет все и вся. Потому что это символ борьбы за свободу, за независимость. И появилась такая надпись по-белорусски тоже, которую можно за creative commons тоже везде использовать.

Фото Милы Мороз

«Партизанки»

В Польше я уже 11 лет нахожусь, в Варшаве — несколько лет. Приехала сюда за образованием лучшим, до сих пор учусь в докторанских студиях визуальному искусству, и являюсь современной художницей, а также сорежиссеркой полнометражного фильма, который, надеюсь, выйдет скоро. В котором также, конечно, будет визуализация патриархата и о ситуации в Беларуси. Вообще, какбы сложно отделить сейчас одно от другого — личное от активистского, и от профессии, поэтому все в этом фильме будет.

Как моя жизнь изменилась с 2020-го года? Я поехала на выборы 9 августа. Перед этим 8-го была еще тут, выступала на марше. Мне важно было поехать туда, чтобы отдать мой голос там, хотя понимала рационально, что он все равно не будет принят. Потом после нескольких дней протеста в Гродно решила, что мое КПД выше тут, поэтому вернулась сюда.

Палина Бродик: Жизнь Яны Шостак изменилась, когда беларусы массово начали бежать от режима Лукашенко в соседние страны.

Яна Шостак: Наверное, более кардинально с сентября 2020-го года, когда я увидела первых четверых парней, побитых в Варшаве, которым не помогли местные организации, фонды, даже в информационном плане. У них был заблокирован счет, на котором были деньги, которые им отдал BYSOL. Короче, они были в большой *опе. И я тогда поняла, что надо что-то с этим делать.

И тогда начала по знакомым звонить, спрашивать, кто и как может помочь, хочет помочь, и таким образом как-то так закрутилось. Потом другие люди начали подъезжать, подходить. И как-то это все так сформировалось в какую-то помощную структуру, и я представляю ее как такое лицо, потому что не все же хотят показываться публично с тем, что они делают. Я являюсь такой репрезентативной частью группы гражданской — «Партизанок».

На сегодняшний момент у «Партизанок» тоже есть такая вступительная структура, когда есть одиннадцать «министерств», в том числе, начиная с «министерства внутренних дел», где происходит верификация людей, которым партизанки помогают. Есть «министерство легкой промышленности», где есть склад. Город Варшава дал нам бесплатно место, в котором супер-женщины уже одели более 1700 людей не только из Польши, но даже высылали вещи за границу.

Есть «министерство справедливости», где прошло более 400 консультаций. Есть «департамент криков», в котором нахожусь я, и где, когда надо, кричу. Не только в минуты крика, но и кричу на сенаторов и депутатов, если это надо, чтобы до них докричаться. Дальше есть «министерство польского языка», которое вот именно отвечает за интеграцию, за помощь в практике польского. И это какая-то вещь, на которую мы сейчас наиболее акцентируем внимание, создавая группы в разных городах.

И суть в том, что мы, с одной стороны, люди из Беларуси, репрессированные, которые хотят практиковать польский, с другой стороны, мы получили пакет по практике польского, как можно, не работая с учителем, практиковать польский. С третьей стороны, есть люди из Польши, и задача партизанок — их соединять и создавать такие пары, что-то вроде такого friendship speed dating. Иногда анекдоты даже из-за этого выходят разные, потому что, оказывается, не только языку и культуре люди могут научиться, благодаря совмещению таких пар, но и, например, толерантности.

Есть у нас «министерство культуры», которое только начало проводить кинопоказы, создавая при этом дискуссии польско-белорусские. Это очень важно. Мы стараемся как группа следить за тем, чтобы люди из Беларуси понимали, и как губка, впитывали весь этот контекст, в котором они находятся сейчас. Это важно.

Человек, который у нас занимается практикой польского с другим архитектором тоже (архитектор из Беларуси, репрессированный, с архитектором Польши) подошел ко мне как-то раз и спросил: «Яна, а Матей гей?». Я говорю: «Ну, не знаю, можешь у него спросить». Сейчас наша группа составляет больше 150 лекторов/лекторш, поэтому я не знаю каждого. Я говорю: «Ну, а что, тебе это мешает? Можешь спросить». Он говорит: «Нет-нет, это все замечательно, мы с ним даже подружились, мне очень даже интересно, и вообще как бы это одна из наиболее эффективных форм практики польского, когда не хочешь сухой учебы, а практикуешь польский. Но знаешь, если б я еще несколько лет назад, когда был в Беларуси, я был вообще даже «правым», я не знаю, как бы поступил сейчас. Но нет-нет, я только ради интереса спрашиваю».

Поэтому это был такой интересный опыт того, что в людях что-то меняется. И это важно, что мы тоже к такому процессу образования и интеграции также присоединяемся и показываем пример. Точно так же, как бабушка с двумя внуками, родители которых сидят в тюрьме, поначалу вообще очень на дистанции относилась ко всем ЛГБТ+ темам, и сама по себе очень консервативная, православная. Мы с ней очень дружим. И когда пришло дело, что к чему, чтобы пойти на парад равенства в Варшаву, она пошла. С детьми, потому что сказала, что она уже западная бабушка. И вообще как бы понимала, что речь на параде равенства идет о всех меньшинствах, в том числе, это меньшинство белорусское, которое находится тут в Польше, и нет никакой проблемы в этом, мы должны все быть вместе, чтобы быть большинством.

Палина Бродик: А сколько примерно вообще человек в группе «Партизанки» сейчас?

Яна Шостак: Около 160. Ну, опять, возвращаясь к такой структуре, я говорила про «министерство спонсоринга» , то, что нам важно всегда как-то было поддерживать идею, что люди могут не материально помогать. Люди могут помогать своими возможностями, своими знаниями, своими вещами, своим диваном, местом на ночлег. И мы стараемся собрать таких людей, чтобы разбудить это чувство солидарности, которое знают поляки, как никто другие, и польки. Поэтому есть «министерство спонсоринга», которое в моменте, когда нужны какие-то вещи на финансирование, тогда появляется оно, и там одно из них — это фонд «Хуманош». Фонд, который тоже, как-то вот получилось опять же, это все так завязано… Например, через монтажистку ранее упомянутого фильма, который я делаю, я познакомилась с Касей. Кася является создательницей фонда и является внучкой женщины, которая спасла 39 евреев от смерти во время Второй мировой войны.

«Террористка»

Яна Шостак: Слово «джендер» лучше не произносить в польском пространстве, идя просто так, не понимая с кем возле идешь. И это все как бы навостряется, и ты думаешь — стойте, стойте, у нас времени не хватит, если мы будем все постепенно проговаривать, проделывать, вот давайте сначала займемся вещами, связанными с феминизмом, потом займемся вещами, связанными с ЛГБТ-людьми, потом займемся тем и тем. Да мы просто сгорим в этом климатическом кризисе, на самом деле, потому что мы не успеем до него дойти, потому что даже нет места в голове на то, чтобы про это думать. Поэтому я считаю, что это важная вещь, что надо все на раз. Мы живем в каком-то пространстве, в котором надо за пять дел бороться, а не за две, тогда это надо делать за пять на раз. Поэтому это важно как-то про это говорить и проговаривать, и не бояться этого делать, иначе мы не успеем никогда за свою жизнь пройти какой-то этап эволюции.

Фото Милы Мороз

Палина Бродик: Режим в Беларуси считает Яну Шостак террористкой — ранее ее лицо с таким описанием украсило обложку газеты «Советская Белоруссия». Но пропагандистские материалы режима Лукашенко — не единственная травля, не единственный источник травли, с которым ей пришлось столкнуться. Здесь, в Варшаве, помимо истории с декольте, разразился скандал на почве гомофобии.

Яна Шостак: Я получила по голове от здешней диаспоры за участие в параде равенства. Это уже отдельная история.

Палина Бродик: Почему? И почему они считают, что вообще имеют право за это кого-то судить?

Яна Шостак: Вот у меня тоже вопрос был. До этого момента я думала, что я достаточно отпорная на критику, на хейт. Я в моем искусстве использую медиа, масс-медиа с 2016-го года и понимаю, что люди атакуют с разных сторон, с неочевидных сторон.

В Польше есть гражданское движение «страйк кобит» — женский страйк, который создавал одни из самых массовых протестов против заострения абортов на территории Польши. И они участвуют тоже в параде равенства в Варшаве. И предложили в рамках солидарности с белорусками и белорусами половину своей платформы дать для Беларуси. Ну, и, понятное дело, украсить флагами, надписями «Живе Беларусь», и дать нам это место. После чего, это было в субботу, в воскресенье с утра партизанки мне уже там навысылали кучу всего, что в этих чатах подземных разных было странного. Но это меня как бы не порушило особо, но в воскресенье меня пригласили на дискуссию на марш. Чтобы вы понимали, каждое воскресенье в Варшаве под Палацом культуры происходит марш.

Палина Бродик: Белорусский?

Яна Шостак: Да. И меня туда пригласили, чтобы поговорить о дискуссии на тему: «Использование белорусского флага на территории парада равенства».

Пришло около 70 человек, из которых… Я попросила, если вы хотите дискуссию, то давайте в кругу станем, как-то не хочу стоять на пьедестале — вы там внизу, а я там вверху, давайте все вместе вести этот диалог. И потом началось: не успела я сказать «а» и сказать, что мер города является патроном этого марша, и что важно, чтобы показать всех меньшинств, и люди с инвалидностью там участвовали в марше, как отдельная группа, например. Начала я это, и, конечно, меня начали прерывать, окрикивать — как я могла, надо было голосование сделать, как я могла использовать БЧБ-флаг… И что вообще, как бы, что я зараза такая.

И так это было… из 70 людей было около 4 людей, из которых двое из них, и это меня тогда убило наповал, это люди, которым я лично помогала. Помогала соединить с разными министерствами, помогала в нахождении работы, жилья. Соединяла с министерством… у нас еще, не договорила раньше, спонсоринга есть у нас министерство, за которое отвечают проверенные фонды. И, короче говоря, я охренела тогда. Стояла, и вот тогда меня накрыло волной, я не знала, что вообще в людях такое в голове творится, что они должны так эмоции свои показывать, выражать свое негодование, еще меня обзывать с портретом политзаключенных в руках — это уже вообще был what the fuck эффект.

Я пробовала как-то с ними поговорить, этого не получалось. За мной тогда стало около 13 человек сзади, которые были за меня. Классно было, что благодарили мужчины, тоже подходили в большинстве своем, за то, что говорят, что это важно и нужно — проговаривать, и именно сейчас это тот момент. Ну, конечно же, это в основном мужчины, которые подходили ко мне и говорили: «Ой, я там работал в Торонто и знаю, что парад равенства — это нормально», или «Ой, я учился где-то и где-то», — то есть люди, которые имели опыт выезда за границу. И понимали, что парад равенства — это нормальная, обычная вещь в Европе. Хочешь иди, хочешь — не иди, но никому нельзя же запрещать идти, или не идти. А среди 70-ти этих людей большинство, на самом деле, просто стояло в сторонке и смотрело.

Палина Бродик: Неопределившиеся.

Яна Шостак: Да. Вот, это такая визуализация портрета Беларуси, мне кажется.

Палина Бродик: Это в очередной раз, наверное, подчеркивает то, что ценностно мы все-таки не на одной волне, несмотря на то, что эти люди, как и мы, борются и боролись, и будут бороться за перемены в стране, но они эти перемены видят, возможно, иначе. И у нас еще впереди очень долгий путь в попытке достигнуть полностью соблюдений прав человека в Беларуси.

Яна Шостак: О, да. Это отдельная тема, думаю. Мне кажется, это важно говорить сейчас сначала все сразу.

  • Если у нас уже революция, пускай она будет революцией тоже в голове.

Но что хотела еще сказать — про бабушку с внуками. Бабушка с внуками за меня заступалась, потом еще и ей досталось — такой типичный бульба-срач из этого всего вышел. И это неимоверно важно, чтобы как-то пробовать создавать образовательно-культурные дискуссии, чтобы мы учились разговаривать. Это у нас очень, мне кажется, долгий путь, о котором надо говорить сейчас, и который немаловажен, несмотря на то, что одновременно, понятное дело, по Маслоу нам сначала надо найти всем, что есть, где спать и какие-то базовые потребности закрыть.

Фото Милы Мороз

Палина Бродик: Как утверждает Яна Шостак, многие в Польше понимают, что сегодняшние процессы в Беларуси — это только начало. Несмотря на определенную усталость, все равно есть достаточно большой процент людей, которые помогают развивать белорусско-польскую солидарность.

Яна Шостак: В основном, к белорускам и белорусам, конечно же, относятся хорошо тут. Ну, чтобы тут не говорить, мы тут белые крестьяне, а не другого цвета кожи мусульмане, которые сейчас у нас приедут, заберут работу и выведут какой-то новый вид вируса. К сожалению, Польша очень моногамична, с этой точки зрения. Я даже порой чувствую какую-то маленькую несправедливость, когда… даже не маленькую, когда в лагерях для беженцев… знаю, потому что раньше сталкивалась, в связи со своей предыдущей работой в искусстве с 2016-го года, я понимаю, насколько тяжело людям из Чечни, Конго, Нигерии получить тут статус охраны международной. Это занимает около четырех-пяти лет. А приехали белорусы и белоруски, и в течение около полугода большинство людей получает этот статус охраны.

И, понятное дело, это как бы основная суть политики заграничной Польши, чтобы принять намного больше людей белых христиан и потом показать Евросоюзу, что мы же помогаем, поэтому можем теперь с легкой руки закрыть возможность перехода людям из Афганистана, Конго и Ирака. Поэтому тоже это какой-то дополнительный аспект, почему тут все-таки хорошо чувствовать себя как белорусу и белоруске. Ну, смотря тоже, с какой перспективой мы смотрим времени.

В 2010-м при другой власти в Польше это было еще намного проще, еще более приятней все относились. Ну, понятное дело, времена поменялись, контекст геополитический тоже поменялся. В больших городах нет никаких проблем, или есть, но они очень маленькие, непонятные. В меньших городах этого намного больше, конечно. Я сама помню по себе, что достаточно было, чтобы моя семья приехала сюда.

Я говорю по-польски без акцента, они говорят с акцентом, и достаточно, чтобы мы пошли в магазин и какой-то там кассир, которому что-то не понравилось или он услышал акцент, может как-то фыркунть или как-то не то сказать. Но это вообще, мне кажется, human aspect — надо просто понять и простить, больше ничего с этим нельзя сделать, по крайней мере, на данный момент.

Фото Милы Мороз

Палина Бродик: Последний вопрос: что для тебя Беларусь в трех словах?

Яна Шостак: Ой-йо-йо. Сложный. «Живе Беларусь!» Выкшикник! Вот. Как-то так.

Палина Бродик: Что такое «выкшикник»?

Яна Шостак: Восклицательный знак!

Над выпуском работали:

Саунд-дизайнер Алексей Нежиков,

Авторка сценария Мила Мороз

При поддержке

Фонд поддержки креативного контента
Этот подкаст создан при содействии Фонда поддержки креативного контента
Поделиться

Может быть интересно

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе