Гомофобия усугубляется тем, что она бывает внутренней

«Я не хочу бороться. Но как только я перестаю возражать, перестаю говорить, что гомофобия — не круто, как только я перестаю становиться в оппозицию к мизогинам и другим угнетающим практикам, получается, что эти практики становятся немного более нормальными. Получается, что насилие становится чуть-чуть нормальнее, если не сказать: «Мы не должны так делать. Мы не должны бросать зеленкой, перцем и выбрасывать людей в мусорки, даже если эти люди нам очень не нравится». Мы должны идти более длинным путем, должны влиять на власти, на суды, и правосудие. Мы не можем оставаться в стороне, я не могу оставаться, потому что это означает, в современном украинском обществе, что я поддерживаю насилие или угнетение. А если я не поддерживаю, то я должна об этом говорить», – рассказывает Анна Шарыгина. 

Каждый раз выходя на мирные собрания активистка Анна Шарыгина боится, что на них нападут. По ее словам, праворадикальные силы постоянно отслеживают представителей ЛГБТ-сообщества. Перфоманс-акцию ко дню противодействия гомофобии и трансфобии 17 мая в Харькове даже не дали начать. В целом, считает Анна, в современном украинском обществе преобладают гомофобные настроения.

«Вообще страшно, когда 17 мая в Харькове приходила, я чуть раньше пришла, до последнего думала, что я не смогу из дому выйти. У меня подгибались ноги, меня тошнило. Началось еще в 2015 году, когда напали на Прайд в Киеве. И когда на нас напали, возник этот страх. По-моему, я посадила себе желудок. У меня сразу хватает желудок, ужасно, как будто кислота разъедает. Но у меня нет выбора. Я выбрала, если я не буду бороться, то это будет не жизнь. Единственный вариант для меня жить – это бороться».

Анна Шарыгина считает, что кроме изменения на законодательном уровне по легализации однополых браков, доступу партнеров в реанимацию и праву на воспитание детей в случае смерти одного из партнеров, нужно работать и с общественным мнением.

«Мне кажется, важно расширять границы сознания и границы восприятия людей и расшатывать стереотипы, гендерные стереотипы, в том числе о ЛГБТ, обо всех группах, о геях, о лесбиянках, о транслюдях». 

В то же время важно говорить и с представителями самого ЛГБТ-сообщества. ю Длительное время открытые и закрытые встречи с гомосексуальными и трансгендерными людьми в Харькове проходили в «Комьюнити-центре». Летом этого года его финансирование приостановилось, но активисты не намерены прекращать свою работу, говорит Анна. 

«Потому что гомофобия от того, что ты гомосексуал, она не проходит. Когда ты живешь в условиях, где пи***р – это плохой человек, когда ты вдруг понимаешь, что ты пи***р, от этого тебе легче жить не становится. Я знаю нескольких геев, которые состоят в достаточно агрессивных клубах, и если они идут бить пи***ов, то они идут вместе с ними. Это называется внутренняя гомофобия».

От внутренней гомофобии страдает и сама Анна Шарыгина.

«Гомофобия, например, это когда я иду по улице, внутренняя гомофобия, со своей партнершей по улице и вместо того, что взять ее за руку или приобнять ее, потому что у меня прилив чувств, я начинаю оглядываться по сторонам и думаю: «А есть люди, которые меня могут знать, что подумают люди, а будет ли достаточно безопасно для нас».

Деятельность и ориентация Анны отражается и на жизни ее сына. Как-то он признался маме, что ему было бы легче, если бы их семья была более обычная, рассказывает Анна Шарыгина.

«Он не употребил тогда слово «нормальная», он сказал «обычная». Он был маленький и так рассуждал: «Вот есть люди, они рассказывают, у них есть мама, папа, мама делает то, папа то делает, а я не могу ничего рассказать». А второй случай был в новой школе, и одна из одноклассниц  узнала, ей родители сказали, что я лесбиянка, активистка. И она начала всем рассказывать. Он был расстроен. А я сказала: «Что здесь такого?». И он сказал: «Мама, ты не понимаешь, 100% подростков в Харькове – гомофобы». Потом мы немножко поговорили, как это можно остановить. И договорились, если это повторится, то я пойду к директору или мы уйдем в другую школу. Он немного успокоился. Я не могу перестать делать то, что я делаю, иначе я перестану быть собой. И это вопрос моей самореализации. И вопрос того, что я считаю важным и вопрос моих ценностей».

Поэтому Анне приходится балансировать между собой и ребенком. Втягивать сына в свою борьбу она считает неправильным. Но и изменить свою жизнь, прекратить свою деятельность Анна не может.

«Среди основных аргументов наших оппонентов, которые нам говорят: «Вот, дети увидят». Я думаю, в современном мире дети видят гораздо больше ужасов и гораздо больше страшных вещей, чем два мужчины, держащиеся за руки. Например, мужчин с автоматами. И многие дети это видели своими глазами. Почему это видеть детям было нормально, а если мужчины проявляют друг к другу любовь, то это ненормально? Точно также, как и женщины. Или если по человеку непонятно, какого он пола, почему это должно кого-то волновать? Нам очень важно воспитывать наших детей в условиях не насилия, а в условиях культуры взаимоотношений, культуры коммуникаций, и если кто-то кого-то любит, то тебя это не касается».

Анна Шарыгина говорит, что и дальше будет вести образовательные встречи, участвовать в мирных акциях, отстаивая свои права и права представителей ЛГБТ-сообщества.

Светлана Гуренко, «Громадське радіо»

Материал подготовлен при поддержке Фонда имени Г. Белля