На связи со студией — глава Ассоциации психиатров Украины, диссидент, который 10 лет провел в советских лагерях Семен Глузман.
Татьяна Трощинская: Про оголошення Олегом Сенцовим голодування ви написали пост у Фейсбуці. Я б хотіла, щоб ви більше прокоментували нам це.
Семен Глузман: Это трудно комментировать, потому что мир отсюда кажется несколько иным, нежели когда ты находишься в тюрьме. Когда мы там объявляли голодовки, это были не надежды на осуществление какого-то чуда. Все прекрасно понимали, что советская власть — это надолго или навсегда. Это был эмоциональный порыв. Я понимал, для чего я это делал. Я захлебывался от чувств, от эмоций, от ненависти к этому злу.
Я понимаю, что Сенцов находится в подобной ситуации. Он объявил голодовку, не протестуя против конкретных нарушений по отношению к нему. Это более высокий уровень протеста — требование обратить снимание на судьбы всех арестованных украинских граждан, которые находятся в российских тюрьмах. Ему гораздо хуже, чем было мне. Я это прекрасно понимаю.
Я очень хорошо помню многие обстоятельства, многие свои эмоции, многих уже мертвых друзей. Мне было проще. Я хотел жить, я не надеялся на то, что мир узнает обо мне. Я понимал, что я один против ухмыляющегося тоталитарного зла. Особых надежд на победу не было. Я вышел из этой ситуации, когда был 12-й день голодовки, потому что почувствовал, что умираю.
Ему хуже, он знает, что весь мир может ему помочь, но не поможет, и в этом трагедия Сенцова. Никто не будет посылать войска НАТО или какие-то еще для того, чтобы освободить его из зоны. Это страшная трагедия человека, который, вероятно, будет вынужден либо умереть, либо сдаться. Непонятно, решатся ли русские сегодня на принудительное кормление.
Это очень страшно, поэтому и в этот, и во все остальные дни об этом необходимо говорить. Проблема не в Сенцове, а в том, что, к сожалению, рядом с нами ожил Советский Союз. Может, даже в более страшной форме.
Полную версию разговора слушайте в прикрепленном звуковом файле.