facebook
--:--
--:--
Включить звук
Прямой эфир
Аудионовости

Большинство военных говорили, что выжить в плену им больше всего помогают мысли о семье — психолог

Говорили с Владимиром Петуховым, военным психологом, полковником ВСУ, работающим с освобожденными из плена украинскими военными и членами их семей.

Большинство военных говорили, что выжить в плену им больше всего помогают мысли о семье — психолог
Слушать на платформах подкастов
Как нас слушать
1x
--:--
--:--
Примерное время чтения: 6 минут

Татьяна Трощинская: Есть ли отдельная система психологической работы по реинтеграции военнослужащих, освобожденных из плена?

Владимир Петухов: По разным данным, у нас сейчас до 4 тысяч военнослужащих находятся в плену, поэтому у нас много работы. Мы с марта работаем по этому направлению, у нас уже состоялись первые освобождения из плена. Многие специалисты уже прошли обучение по стандартам НАТО. И мы собрали команду, которая вошла в эту тему. Это очень многослойная система.

  • На одного освобожденного, по стандартам наших партнеров, приходится 8 специалистов, которые им помогают по разным вопросам.

Татьяна Трощинская: Поскольку вы работаете еще с 2014-15 годов, я хочу спросить, как изменилась работа с освобожденными из плена?

Владимир Петухов: 2014-15 годы характерны тем, что мы общались, можно сказать, с разными бандформированиями, тогда была даже можно сказать торговля людьми, когда за определенную плату освобождали людей. Люди, занимавшиеся обменами, не всегда были военными. Это были и общественные организации, и международные, они тоже договаривались.

  • Сейчас другие условия, враг тот же, но обстоятельства другие.

Татьяна Трощинская: Как враг изменился по отношению к пленным?

Владимир Петухов: Я не могу говорить обо всех, потому что нашу реинтеграцию не все проходят: гражданские, силы обороны и правопорядка, даже военнослужащие не все проходят именно у нас.

Из того, что я вижу, те, кто из ОРДЛО, они более жестоко относятся к нашим военнопленным, чем регулярные войска россиян. Но и те, и другие выполняют одну задачу: лишить наших военнослужащих воли к борьбе.
Вся их система построена на влиянии на сознание, на давлении с помощью физических издевательств и пыток, психологического давления, попытки подписать соглашения на сотрудничество, отказ от моральных ценностей, попытка убедить, что Украина — это ничто, то есть это унижение. Чтобы у людей возникало чувство вины в будущем, и они боялись вернуться либо к оружию, либо в Украину.

Татьяна Трощинская: Есть ли программы для украинских военных, для которых плен является частью профессионального риска? Можно ли что-нибудь делать, чтобы превентивно готовить их?

Владимир Петухов: Есть люди, погибшие в плену, и есть люди, выжившие в плену. Плен тоже имеет варианты. Это выживание, уклонение и эвакуация или бегство. И эти программы рассчитаны на тех, кто имеет больший риск попадания в плен (разведка, специальное назначение), это более длительная и основательная подготовка.

Для военнослужащих ВСУ это просто ознакомительная программа относительно обстоятельств пребывания в плену.

Но мы входим в то время, когда это уже не вызывает вопросов. Поскольку, знаете ли, в начале нам говорили: «Зачем вы это делаете? В плен не попадет никто!» Но время прошло, изменилась военная ситуация.

У нас есть люди в плену, их нужно освобождать, их нужно обменивать, им нужно там выживать. И мы подошли к тому, что такая программа очень важна для наших военнослужащих, которые идут на ротацию и защищают Украину на первой линии обороны.

Татьяна Трощинская: Являются ли журналисты группой риска при попадании в плен? Я имею в виду тех, кто был в довоенной жизни журналистами?

Владимир Петухов: По стандартам НАТО выделяются разные группы: от дипломатов, которые могут попасть в заложники или в плен, до персонала, выполняющего различные международные миссии, сотрудничающие с Красным Крестом или организациями по защите прав человека. Это не обязательно люди, занимающиеся боевой тематикой.

Это риск пребывания во враждебной среде. И со всеми, кто рискует попасть во враждебную среду, должна была проводиться такая подготовка. К сожалению, у нас стандарта, утвержденного для всех категорий, нет. Но иногда привлекаем международных партнеров и сейчас создаем программы в ВСУ. То есть работа продолжается.

  • Где-то 70% военных говорили, что выжить в плену им больше помогают мысли о семье, это наша особая ментальность.

Татьяна Трощинская: В нормальных условиях функционирования норм международного права, военнопленные, профессиональные военные — это люди, которых ожидает обмен, люди, которые должны иметь все права: от медицинской до правовой помощи. Очевидно, что Россия этого не придерживается.

Владимир Петухов: Есть страны, которые выполняют законы, а есть страны, которые играют. Россия играет в законы. Они обвиняют Украину в поддержке «нацизма», и для того, чтобы создать картинки, они используют пленных. К примеру, татуировка. Они их фотографируют и затем делают передачи, которые прокручивают на оккупированных территориях для своих потребителей и перемежают реальные татуировки с теми, которые они придумали или сделали фотомонтаж со свастикой, нацистскими символами, и подают их как реальность.

  • Россияне активно используют пленных в рамках своих придуманных пропагандистских нарративов.

Или есть накопительный центр пленных в Севастополе, где они показывают их международным организациям: как они их кормят, как они спят, как им там «хорошо». Но это «показательный» центр.

Наши военнопленные находятся в СИЗО, колониях, где к ним относятся как к людям второго сорта, используют для реализации своих патологических социопатических наклонностей.

Мы не говорим о законе, Россия даже не хочет его соблюдать. Людей, которые были подвергнуты пыткам, на время приезда международных организаций вывозят, а затем возвращают.

  • Это для них игра. И один освобожденный из плена очень интересную фразу сказал: «Россия всегда лжет. Даже когда говорит правду, снова лжет».

То есть даже ту правду, что есть — пленник же есть — она использует в искаженном виде. Заставляет людей подписывать какие-то документы о том, чего они не делали, какие-то приказы руководства разрушать города и села, и это все используется в их пропагандистских шаблонах.

Это очень грустная тема.

Татьяна Трощинская: Что помогает выжить в плену? Например, осознание этой лжи или еще что-нибудь?

Владимир Петухов: Надо сказать, что большинство военнослужащих по опросам, которые мы проводим, не были подключены к пропагандистской машине. Им просто не давали информацию.

Но, например, в Севастополе, который мы упоминали, постоянно крутят новостные каналы, влияющие на мозг людей. Некоторые иногда хотят услышать хоть что-то, и начинают это слушать, и это плохо влияет, иногда приходят оттуда и говорят: «Лучше бы я не слушал».

  • К этому нужно готовиться, знать, что во время плена, опять же по нашему опросу, человека поддерживает вера в то, что это закончится и он попадет домой. И то, что его поддерживает семья.

Кстати говоря, очень много историй, когда человек говорил, что уже не мог выдерживать это давление, пытки, и только семья, дети поддерживали их, хотя они даже не общались. Потому что они хотели вернуться в свою семью.

Это очень большая поддерживающая сила. У нас около 70% военнослужащих говорили, что как раз семья поддерживает их больше всего. И я думаю, что это наша украинская особенная ментальность. В роду — наша сила.

Татьяна Трощинская: И наконец, возможно, какие-то рекомендации родным, тем, кто ждет.
Владимир Петухов: Это очень противоречивая тема. Лично я хочу, чтобы мой близкий или любимый человек был в безопасности, но мы не должны забывать, что война продолжается. И есть цена защиты Родины, которую платят наши ребята каждый день. И есть цена выносливости близких, когда нужно фильтровать то, что ты говоришь, и не всегда предоставлять информацию о своих близких в СМИ.

И, к примеру, не входить в сотрудничество с российскими пропагандистами. Люди считают, что они очень умные, они обыгрывают Россию или их специалистов. Но это не так. Там подготовленные люди, они знают, как использовать все слабости других людей и используют слабость семьи. Предлагают определенные вещи, например, приехать в Россию. И потом это используется в рамках своих пропагандистских материалов.

Но мы делаем все, чтобы найти, освободить, помочь в реинтеграционных процессах, государство помогает деньгами, чтобы ни один человек не пропал.

Есть определенные бюрократические проблемы, но они решаются, и здесь нужна настойчивость.

Полностью разговор слушайте в добавленном аудиофайле

Читайте также: Россияне делают все, чтобы развить у людей на оккупированной Херсонщине стокгольмский синдром — Данилов

При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.

Поддерживайте «Громадське радио»  на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:

если у вас Android

если у вас iOS

Поделиться

Может быть интересно

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Россия перемещает гражданских заложников глубже на свою территорию: в Чечню, Мордовию, Удмуртию — Решетилова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

Контрабанда, эмиграция, бои за Киевщину: история Алексея Бобровникова

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе

«Упало все», а не только «Киевстар»: как роспропаганда атаковала на этой неделе