«Первыми на войну пошли и погибли те, кто был воином внутри» — психотерапевт и вдова военного Оксана Королович

«Мой муж был человеком-воином с самого начала»

Оксана Королович: Я вдова, и 13 число каждого месяца, и где-то уже с 9 числа у меня начинается такая внутренняя очень тихая, очень интимная встреча, когда я начинаю листать страницы нашей любви, нашей семьи, разбитой Московией 13 марта.

Это не только о смерти моего любимого, отца моих детей, моего друга, моего товарища внутреннего, человека, с которым мы двигались совместно к тому, что мы мечтали сделать для Украины. Это не только о нашей истории, это о семье (а у нас трое детей), которая 13 марта около 4 часов утра в мгновение ока была разрушена.

За полгода очень многое было: и точки соприкосновения с такой болью, которая раздирала мое сердце, и плач и боль моих детей только усиливал, и боль от того, что так мало это было, потому что мы были в браке 12 лет. И кто-то говорит: «Боже, Ксана, так хорошо, что это было». И моя какая-то часть, моя голова понимает это, что я очень благодарна судьбе, что и 12 лет это было. Это те отношения, где я могла сделать все то, что называется зрелой любовью.

Когда меня спрашивают, может ли боль уменьшится? Нет, никогда, если в вашем сердце была настоящая любовь. Она просто не так будет ранить.

Мой муж был человек-воин с самого начала. Он сказал, знаешь, даже с таким возбуждением:

«Наконец-то война. Наконец-то мы сможем закончить эту проклятую войну с москалями». Он даже немного обрадовался, он сказал: «Я буду иметь честь быть причастным к тому, что мы сможем их изгнать не только из нашей страны, а может мы сможем изгнать всю эту нечисть из сердец наших украинцев».

13 марта утром я проснулась с ощущением, что что-то случилось, и с ним уже не было связи. Дальше я узнала по новостям (о ракетном ударе), и это был ужас.

И сегодня, как психолог, я скажу: у нас все классно, мы выходим из советской системы, когда человек — никто, но у нас до сих пор нет службы, которая бы цивилизованно, экологически, поддерживала семьи в этом процессе.

С какими проблемами мы сталкиваемся в состоянии острого горя?

Оксана Королович: Первая проблема. Когда вы в состоянии острого горя, неокортекс просто не работает. Ты чувствуешь, что будто что-то происходит с миром, но этот мир какой-то новый, и здесь какие-то люди мне говорят что-то делать, что-то говорить, а я не знаю, что. Я скажу честно, мне везло с людьми, но то, что я слушаю от женщин! Нет терпимости, у нас нет понимания, что такое женщина в горе.

Мы все с этой войной прикоснулись к трансгенерационным нашим травмам, которые подняли всю боль, и некоторые люди просто не хотят это чувствовать, поэтому они дистанцируются от боли.

И потому с этой точки, защищая себя, свою психику, они могут как-то держать дистанцию ​​с женщиной. А у женщины есть большая потребность в поддержке. Не в том, чтобы ей сейчас рассказывали, что делать. В это время очень экологичным и толерантным будет не говорить, что ей делать.

Просто будьте с ней. Просто спросите, что я могу для тебя сейчас сделать. Обнять, если она нуждается. Потому что боль — она проживается, если ее разделить с кем-то.

Поддержка должна быть такой, которая важна для человека, а не такой, когда мы хотим компенсировать что-то свое. И не надо ей говорить, что она молодая, и еще будет любовь и всякое такое. Да, это возможно, но сейчас это неуместно.

Второе, если мы говорим о компенсациях, льготах. Первое, с чем сталкивается каждая женщина, ты даже не можешь себя внутренне собрать, боже. Как я пойду сейчас о каких-то деньгах говорить. Мне говорили: «Ты должна, это же компенсация!». А я внутри понимаю: хоть что-то должно государство компенсировать моим детям, не мне, не родителям, но я даже не могу представить, как.

И это не женщина должна делать, а ее адвокат, потому что я считаю, что нельзя покидать женщину в этот момент, когда она очень беспомощна, и мы не знаем, кто это будет использовать.

Почему, когда ребята туда идут, мы говорим, какие они классные, а когда они погибают, их вдовы должны что-то доказывать?

Я сейчас работаю с женами «азовцев». И у меня еще все нормально. А там — «тела нет, денег нет». Как она может получить тело, если ее муж был в разведке там и погиб?

Что я поняла. Проживание горевания за ребенком — одна динамика, за родителями — другая, а горизонтальные [отношения], вдовы — они точно совсем другие. И это нужно понимать. Нельзя взять книжечку, «как проходят этапы горя». Нет, у нас нет книжечки, которую написали именно об этой вдове. Нам нужно уважать эту конкретную историю и знать нюансы семейных процессов, чтобы помочь конкретно этой женщине, когда ее разрывает изнутри и она не знает, что с этим делать.

Мамы, говорите детям: «Ты должен жить»

Оксана Королович: Дети, естественно, будут быстрее выходить из этого состояния, если им оказать поддержку в острой фазе. Мы должны быть телом рядом с ними, обниматься, по возможности: мамы, бабушки, подруги — возьмите людей, которые в ресурсе, и дайте детям возможность опираться на это. Это очень серьезный первый опыт, когда дети встречаются с фигурой смерти.

Не надо комментировать: «Что ты сейчас побежал! Что ты сейчас улыбаешься, у нас тут горе, отец умер». Я очень всех прошу: разрешайте своим детям или детям семей погибших быть в контакте с энергией жизни.

Потому что они поплакали, а потом обрели смысл в игре, могут улыбаться, а потом они снова через некоторое время погрузились в печаль. Но не табуируйте это, не табуируйте их потребность общаться с жизнью.
Для ребенка важно: взрослая фигура, помогающая прожить этот процесс, это первое.

Второе: много телесности, обнимашки. Дать ребенку возможность прожить это через рисунки, пластилин, краски. Эту боль он должен пропустить, прожить и превратить в опыт.

Моя самая маленькая Даша в острой фазе 24/7 лепила, она просыпалась и брала пластилин. А средняя — рисовала и читала. Тяжело было старшему сыну, ему 23 вот будет в следующем месяце. Он много работал, я ему даже говорила: «Давай поспи». А он говорил: «Я не могу, потому что хочу кого-то убить». У него столько боли поднималось: «Почему он, мама, он же такой классный!». С подростками нужно быть другом, нужно говорить.

И очень внимательны будьте к тем деткам, которые ведут себя вроде бы тихо и спокойно. Сидят в уголке и все у них вроде бы нормально. Дайте этим детям и людям внимания гораздо больше, потому что их внутренний процесс не имеет выхода наружу.

Мамы, говорите детям: «Ты должен жить». Разрешайте детям проживать этот сложнейший процесс.

Полностью программу слушайте в аудиофайле
Читайте также:Более 5 тысяч детей в Украине потеряли одного или обоих родителей в результате полномасштабного вторжения РФ — Хоменко

При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.

Поддерживайте «Громадське радио»  на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:

если у вас Android

если у вас iOS