Но, прежде чем подойти к этой теме, продолжили говорить об амбассадорах политзаключенных. В прошлом эфире программы мы говорили о политзаключенном Сейране Салиеве с кинорежиссером, писательницей Ириной Цилык, которая стала его амбассадором. Сейчас была телефонная связь с писательницей Викторией Амелиной, которая стала амбассадором Османа Арифмаметова.
Осман Арифмаметов — гражданин Украины, крымский татарин, политзаключенный, учитель математики и информатики, гражданский журналист и активист «Крымской солидарности». Задержан российскими силовиками в оккупированном Крыму в марте 2019 года. Османа обвинили в участии в запретной в РФ организации Хизб ут-Тахрир и в подготовке к насильственному захвату власти. Осман является одним из фигурантов так называемого «второго Симферопольского дела Хизб ут-Тахрир». В настоящее время его рассматривают в суде Ростова-на-Дону. Арифмаметову грозит до 20 лет лишения свободы. Дома его ждут жена и двое детей.
Анастасия Багалика: Виктория, расскажите, почему вы выбрали именно Османа?
Виктория Амелина: Здесь следует напомнить, что организаторами этой амбассадорской программы по поддержке украинских политзаключенных из Крыма являются Центр прав человека ZMINA и Украинский PEN-клуб. Когда мне из PEN-клуба написали и предложили выбрать, кого я буду поддерживать, я спросила — возможно ли выбрать наугад, ведь поддерживать надо всех и непонятно, какие критерии. Но для того чтобы это было как можно эффективнее, я попробую выбрать какие-то общие черты в наших биографиях. И когда я попала на Османа, я увидела, что он, как и я, получил образование по информатике, и тоже, как и я, работал программистом. В отличие от меня, правда, и это то, что ужасно понравилось мне в его биографии, он занимался репетиторством и учил детей программировать на языке Скретч, который очень полезен для детей.
Такие программы, как эта программа амбассадоров, дают возможность услышать конкретные истории, потому что часто называют цифры, и это могут быть и цифры погибших на фронте, или цифры по количеству политзаключенных, и мы не сочувствуем цифрам. А когда мы знаем имена детей политзаключенных, их жен, как их ждут, слышим их слова, это производит другое впечатление, и, я надеюсь, нас будут слышать таким образом.
Игорь Котелянец: Возвращаясь к основной теме эфира, поговорим об еще одной заложнице — Людмиле Гусейновой, которая долгое время, проживая на неподконтрольной территории, возила гуманитарку детям и оказалась на подвале.
Людмила Гусейнова — гражданка Украины, жительница оккупированного Новоазовска, общественная уполномоченная по правам ребенка в отдельных районах Донецкой области. Пленная боевиков «ДНР». После начала боевых действий помогала детям из Новоазовского интерната и регулярно собирала для них гуманитарную помощь. Боевики арестовали Людмилу якобы по обвинению «в шпионаже, экстремизме, терроризме и призывах к свержению государственной власти «ДНР». По данным правозащитников, она провела 40 дней в секретной тюрьме «Изоляция» и уже более двух лет заключена в Донецкое СИЗО. 9 декабря Людмиле Гусейновой присудили Национальную правозащитную премию-2021.
О Людмиле Гусейновой мы поговорили с журналисткой и подругой Людмилы Ольгой Мусафировой.
Игорь Котелянец: Каждый раз, когда нам становится известно о новых заложниках, особенно когда это женщины, особенно когда оказывается, что люди занимались правозащитной деятельностью, такая информация вызывает очень много внимания. Также мы понимаем, что реально есть люди на подконтрольных территориях, о которых мы ничего не знаем, но они там, в условиях оккупации, совершают какие-то чудеса. Расскажите больше об этом — чем занималась Людмила на Донбассе все эти годы оккупации?
Ольга Мусафирова: Все годы оккупации на Донбассе, начиная с того момента, как в Новоазовск зашли российские спецназовцы, Людмила заботилась о детях школы-интерната Новоазовска. Эту школу-интернат вскоре боевики расформировали, потому что зачем кормить каких-то непонятных чужих сирот?
Здесь надо добавить, что Люда начала это делать не с начала войны, она еще в мирное время занималась детьми. Возможно, она особенно остро чувствовала сиротство этих детей из-за того, что у самой детей никогда не было. И они с мужем к детям относились, как к родным. Когда школу-интернат расформировали, я тогда писала об этом и подавала запрос в соответствующее министерство.
Анастасия Багалика: О каком количестве детей идет речь, вы не помните?
Ольга Мусафирова: Помню. Речь идет о 35 детях, и практически все они оказались в селе Приморское. Это такая деревня, которая сейчас расположена на линии фронта. Этих детей вернули в семьи родителей-алкоголиков, к старикам и в подобные семьи.
Поэтому Люда продолжила оказывать помощь этим детям. Она собирала гуманитарку в Киеве, направляла ее в Мариуполь, а в Мариуполь она уже с мужем ездила на своих Жигулях. И вот они малыми партиями, через КПВВ, через проверки, через блокпосты, под обстрелами, по страшным трассам возили гуманитарную помощь почти каждую неделю.
Это очень чистая, гуманитарная история высокого уровня. Возможно, я немного необъективна, потому что за эти времена Людмила из героини моих материалов превратилась в подругу, в очень близкого мне человека. И я каждый день ее заключения воспринимаю как личное горе. Ведь она находится на территории, где не действует право и закон. Она до сих пор находится в СИЗО №5, в камере на 30 человек, и все остальные — это женщины-уголовницы. Но, что удивительно, Людмиле присуща особенная для наших времен черта: она в каждом человеке видит человеческое. Поэтому она разыскивает, как может, родственников этих уголовниц в Украине, которые сидят с ней, просит меня, чтобы я их находила, передавала контакты, и чтобы они просили украинские власти, чтобы эти женщины отбывали наказание в Украине.
Анастасия Багалика: То есть она не оставила свою гуманитарную деятельность?
Ольга Мусафирова: Нет.
Анастасия Багалика: Как случилось, что Людмилу задержали? Боевики должны быть заинтересованы, чтобы их детям возили гуманитарку, и эта деятельность никак не связана с тем, в чем ее обвиняют.
Ольга Мусафирова: Совершенно. Однако причины сейчас будут больше из области моих предположений, поскольку у меня не было возможности проговорить об этом с Людой. За эти военные годы она внутренне возросла от обычной, доброй, искренней женщины, которая любит детей и о них заботится, до сознательной и определенным образом радикализованной гражданки Украины. Она почувствовала себя полностью гражданкой Украины. Она каждый раз просила: «Вы собираете библиотеку? Оля, смотри, чтобы там обязательно были украинские книги».
Я ей говорила, что будут проблемы на блокпосте. «Они книги не смотрят», — отвечала она. Затем она просила, чтобы все благотворители, которые передавали вещи, обувь, сладости и т.п., обязательно писали открытки. Содержание открыток должно было быть следующим: «Дорогой друг! Ты не один, мы тебя не бросили. Тебя ждут в Украине. До свидания! До скорой встречи. Мы тебя любим». Я думаю, что о деятельности Людмилы в Новоазовске знали буквально все. Тем более что она каждый раз ходила в местную администрацию и ее боялись. Она приходила и говорила: «Вы здесь преступники. Вы знаете, что там у детей начинается туберкулез от недоедания?». У нее со временем появилось много недоброжелателей: «Сиди молча, оно тебе нужно?», «Чего ты дергаешься, чего ты нас дергаешь?». Она вступала во всевозможные разговоры: «Вот вы пошли на референдум, теперь ешьте, пусть глаза вылезут».
Я умоляла, что так нельзя говорить, что вокруг враждебная среда. Я очень чувствую здесь свою вину, потому что несколько раз до ареста в октябре 2019 года она приезжала в Киев. У нее были колоссальные идеи по поводу того, как нужно обустроить те же КПВВ, что, мол, там не нужно раздавать никакие газеты, которые печатаются за сумасшедшие средства, ведь ни один сознательный человек, который едет на оккупированные территории, не возьмет туда украинскую газету. Надо написать, например, телефоны для соцпомощи, телефоны для детей, которые будут поступать в вузы — это все ее слова и идеи. Она ходила, выражала эти свои мысли, ее хвалили за высокое гражданское сознание, и она дальше отправлялась в свой путь делать свою миссию. А я чувствовала, что каждый раз она берет на себя функции украинской власти, которая осталась на этих территориях. Она рисковала своей жизнью и жизнью своих родных.
Она всегда говорила один тезис. Что бороться за взрослых людей можно, но это достаточно неблагодарное дело, а за детей должны бороться, потому что они вырастут, не зная, какая она, эта Украина, и тогда уже точно вырастут врагами. «А я не хочу, чтобы дети из Новоазовска вырастали врагами твоим, Оля, детям», — говорила она. Это было столь болезненно и пронзительно. И ощущение того, что что-то нехорошее должно произойти, у меня было.
И мы с ней виделись за два месяца до ареста. Мы гуляли по Киеву, по кафе, фотографировались. И она говорила: «Какое счастье, что ты можешь так свободно ходить и ленту на сумке носить». Она это воспринимала так остро, как будто чувствовала, что что-то должно произойти нехорошее.
Это был очень показательный арест. В то время ее муж как раз уехал на заработки в Харьков. И тут пришли из «МГБ ДНР» демонстративно на работу — арестовывают «шпионку». Дают ей возможность сделать последний звонок мужу, и она говорит: «Ни в коем случае не приезжай сюда, разберемся, выпустят». Но он, понимая ситуацию, едет в Новоазовск, идет в МГБ, где его предупреждают, что и его тоже арестуют.
Игорь Котелянец: Что сейчас с мужем?
Ольга Мусафирова: Он чудом выехал через Луганск, через Россию — в Харьков. Сейчас он работает, зарабатывает деньги на адвоката своей жене.
Игорь Котелянец: Участвует ли государство в помощи этой семье?
Ольга Мусафирова: Мы очень благодарны правозащитнице Татьяне Катриченко, которая разъяснила, куда писать заявление на материальную помощь, и муж Люды был очень поражен, когда приходили деньги.
Игорь Котелянец: Известно ли вам о том, есть ли Людмила в списках на обмен, и есть ли какие-нибудь переговоры по этому поводу?
Ольга Мусафирова: В списках она есть, переговоров нет. Я думаю, что это всем известно, ведь эта сторона требует в первую очередь — выполнение политических обязательств Минского процесса. А поскольку Украина не идет на выполнение политических обязательств, потому что их невозможно выполнить, то и никак эта гуманитарная составляющая не двигается.
Игорь Котелянец: Есть ли какой-нибудь контакт с Людмилой и возможность делать какие-то передачи?
Ольга Мусафирова: Да.
Анастасия Багалика: Недавно мы начали обсуждать тему, что, оказывается, родные передают пленным не только еду, одежду и медицинские средства, а оплачивают боевикам их содержание в колониях, уголь для отопления, иногда дают деньги, чтобы их родных не пытали. Известно ли вам что-нибудь подобное по отношению к Людмиле?
Ольга Мусафирова: По этому поводу я ничего не слышала. Однако на какие-то бытовые расходы в камере нужны деньги. Я здесь просто наброском скажу о составляющей того, что «политическая» сидит в камере с уголовницами. По крайней мере, я сейчас уже хорошо понимаю, что означает термин «греть камеру». Это значит передавать передачу не только Людмиле, но и тем женщинам, которые сидят рядом с ней, чтобы их отношение к ней было таким, чтобы по крайней мере 29 человек не курили одновременно, потому что у нее астма.
Анастасия Багалика: Есть данные, что Людмилу первые 40 дней держали в «Изоляции». Известно ли об оказываемом на нее давлении? Было ли только психологическое давление или еще и физическое?
Ольга Мусафирова: Было и физическое давление.
Полную версию разговора можно прослушать в добавленном звуковом файле.
Создание этой программы частично или полностью финансируется в рамках Фонда Прав Человека Посольства Королевства Нидерландов. Содержание и мнения, изложенные в этом выпуске программы являются ответственностью авторов и необязательно соответствуют позиции Посольства.
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:
если у вас Android
если у вас iOS