«Они пытались выжить»: Татьяна Трощинская про токсичных мам и бабушек, которые не знали слова «токсичный»

Случайно встретила текст против токсичных мам в возрасте 50-80 лет, которые «превратили жизнь своих детей в сплошную травму», и поэтому их надо исключить из общества, «оградить детей» и так далее. Люди распространяют, потому что это болезненно, и имеют полное право.

Но, поскольку мне недалеко до 50, я чья-то мама, и мой мир уже не черно-белый, напишу про тех токсичных мам и бабушек, которые не знали слова «токсичный». Впрочем, если бы жизнь их прошла в ковокркинге, большая часть из них точно были бы другими.

Я очень хорошо знаю, что такое токсичные практики и какие последствия они имеют. Я знаю даже больше, но это часть моей личной истории, и она не для обсуждения здесь. И это одна из причин, почему я не применяю насилия, манипуляций, обесценивания, оскорблений к людям, большим и малым, и также к зверькам. Но очень тебе хорошо, когда ты, как цветочек, растешь в лаунж-зоне со смузи в руках.

А у токсичных мам в возрасте 50-80 были свои токсичные мамы, которых вырастили их токсичные мамы, которые родились и жили в токсичных семьях в токсичной стране с токсичными институтами, но никто им не говорил, какое оно все вокруг токсичное. А душу же разрывало.

Они пытались выжить. Выжить, но не распасться на обломки от боли, печали, горя, которые разрывали изнутри.
И у них не было тренингов, фасилитированных диалогов, дистанционных курсов по экологическому общению, подкастов об эмоциональном интеллекте. У них не было ничего, кроме интуитивных ощущений и поступков: тогда это называлось «делать по-человечески».

И они делали. Ведь не все били детей, ненавидели невесток и не давали пространства для развития. Они не имели безопасного пространства ни дома, ни на работе (например, на свекле), ни в стране. Они давали обратную связь по затылку, и никогда не имели собственных границ. Да они и туфель не имели, потому что сколько того лета.

Но эмпатия для них — это посылать младшему брату ежемесячно в город 12 рублей, чтобы он мог учиться. А это могла быть треть зарплаты. Это если она была живыми деньгами, потому что была же и трудоднями. Ассертивность для них — это работать так много, как только возможно, чтобы выжить.

Трансформация конфликтов — это дать пол-огорода одному сыну, пол-огорода другому, чтобы они могли построиться в тяжелые послевоенные годы, а самой сажать картофель фактически в саду, потому что остался только двор.

Я очень много в эфирах и на тренингах говорю про токсичных людей и о том, как не надо. И именно поэтому я так восхищаюсь мамами и бабушками, которые в 70 могут сказать: «Доченька, какие же мы темные были в понимании человеческих отношений! Нас же ничему этому не учили!». Которые могут меняться и спрашивать у детей, какой выбор или решение для них лучшие. Которые не говорят: «Я мучилась, и ты мучайся». А хотят действительно другой счастливой жизни детям. И я таких знаю, и много.

На фото моя прабабушка Дуня, босая, посередине.

Она точно применяла то, что сейчас мы называем «токсичными практиками». Могла схватить сына за шиворот или протянуть кулаком в спину. И укладывала сумки в институты, чтобы дети выучились, и имели иную жизнь. И не толкали своих детей.
И она не рассыпалась от горя, когда в голод 1930-х умер один из сыновей, в 1945 погиб муж, за 3 месяца до конца войны, в голод 1947-м умерла одна дочерей. И вырастила других 5-х детей, чтобы их внуки, такие как я, были очень умными, никого не били, не оскорбляли и не унижали, изучили значение всех мудрых понятий и смогли словами объяснить свои и чужие чувства.

Я не могу перечеркнуть их жизни, я могу делать только все от себя зависящее, чтобы их обстоятельства — личные и общественные — не повторялись.

Громадське радио выпустило приложения для iOS и Android. Они пригодятся всем, кто ценит качественный разговорный аудиоконтент и любит слушать именно тогда, когда ему удобно.

Устанавливайте приложения Громадського радио:

если у вас Android

если у вас iOS