Нужно не бояться и называть фамилии родственников, которые сидят в плену, хуже уже не будет — семья Тимофеевых

• Александр Тимофеев — бывший пленный боевиков «ДНР», дончанин. Его задержали 26 декабря 2017 года, когда Александр вместе с женой Светланой ехал в оккупированный Донецк проведать больную тещу. Светлану боевики отпустили. Затем шантажировали, требовали у нее деньги за освобождение мужа. Александра долго не включали в список на обмен. Наконец, 29 декабря 2019 года освободили в рамках большого обмена между Украиной и так называемыми «ЛНР» и «ДНР».

Гости студии — Александр Тимофеев и его жена Светлана.

Игорь Котелянец: Примерно четыре месяца назад Светлана так же сидела у нас в студии, но тогда она была очень обеспокоена и взволнована, и требовала от украинской власти включить ее мужа в список на обмен. Александр, Вы отслеживали, как ваша жена боролась за ваше освобождение?

Александр Тимофеев: Я понимал, что если меня кто-то и вытащит из плена, то это моя жена. Конечно, отследить в лагере «ДНР» какую-либо информацию я не мог, мы были полностью «заморожены». Некоторые новости были о том, что якобы готовится обмен. А я верил в настойчивость моей жены и надеялся только на нее, конечно.

Игорь Котелянец: А был хоть иногда какой-то доступ к украинским СМИ?

Александр Тимофеев: В лагере, куда я попал в октябре прошлого года, у нас был 1 + 1, Первый UA, ICTV, то есть была информация, что будет обмен, но о списках никто ничего не знал.

Игорь Котелянец: То есть, у вас был телевизор?

Александр Тимофеев: Да, телевизор был, но о той борьбе, которую вела моя жена, я знать не мог. Хотя, надеялся.

Игорь Котелянец: Вас задержали в конце 2017 года, когда вы ехали из Киева в Донецк проведать родных. Эта поездка происходила не впервые, и вы не ожидали, что тамошние «органы» вами как-то заинтересовались. Как это случилось, что от вас им было нужно, и с чего все началось?
Александр Тимофеев: Они просто на блокпосту забрали мой паспорт, сказали ждать. Через час приехали с МГБ, меня повезли сразу домой в Донецк на обыск и забрали всю технику. Сказали, что, мол, поедем — поговорим. Я понял, что в этой «республике», если едут говорить, то едут надолго. Так и было: пакет на голову — и вперед.

В этой «республике», если едут говорить, то едут надолго. Так и было: пакет на голову — и вперед

Игорь Котелянец: Они обвинили Вас в шпионаже, что Вы вроде бы передавали какую-то информацию украинской власти?

Александр Тимофеев: Да, только доказать они ничего не могли.

Игорь Котелянец: Что стало основанием? Они нашли какие-то фото или записи?

Александр Тимофеев: Были фотографии за 2014-15 год, но их уже потом нашли. Это были фото боевиков под окнами, которые бегали и занимались мародерством. Потому что происходил разбой и ограбления: квартиры, машины, автосалоны, офисы предпринимателей.

Игорь Котелянец: То есть, Вы из окон собственной квартиры видели, как боевики занимались мародерством и засняли это?

Александр Тимофеев: Да. Но на момент ареста они этого не знали. А почему именно они меня арестовали, они так и не сказали. Единственное, что судья говорил, что надо доказать, в чем меня заставили признаться под пытками.

Игорь Котелянец: Они пытали?

Александр Тимофеев: Ну а как же.
Игорь Котелянец: Это снималось на видео или делалось для того, чтобы вы подписали какие-то документы?

Александр Тимофеев: Я не знаю, они снимали пытки или нет, я все время был с пакетом на голове. Затем они делали видеозапись моего признания, где я рассказываю и каюсь в «содеянном». Однако ничего доказать так и не смогли.

Игорь Котелянец: Вам дали 12 лет?

Александр Тимофеев: 14 лет.

Игорь Котелянец: В историях с политическими заключенными, которые сидят в России или Крыму, есть один плюс, которого нет в историях с пленными, находящихся на оккупированном Донбассе — там есть возможность привлечь адвокатов, которые могут в рамках российского правового поля работать с делом и посещать заключенного, чтобы наблюдать за тем, чем он живет, есть ли у него еда, одежда и тому подобное. Была ли возможность у Вас в Донецке пользоваться услугами адвоката?

Александр Тимофеев: Нет. По нашим статьям запрещено. Жена пыталась предложить украинского адвоката, но не позволили под пытками, заставили отказаться. Они предоставляют своих адвокатов, работающих на МГБ, поэтому мы находимся в полной изоляции. Я два года не получал ни писем, ни записок, не мог иметь телефонные разговоры. Вот что посылала жена в СИЗО — какие-то таблетки, вещи, еду — то и получал, но не мог ответить относительно того, что мне нужно.

Игорь Котелянец: Как вы узнали, что состоится обмен и вы в списках? Вам об этом сообщали? С вами торговались? Вам что-то предлагали?

Александр Тимофеев: 29 июня 2019 года меня еще в СИЗО вывели из камеры, завели в корпус, дали телефон и сказали, что я могу позвонить сыну. Я позвонил сыну, он не ответил, я попросил о возможности позвонить жене. Мне разрешили, я поговорил с ней. Положил трубку, а мне говорят, что вот надо поговорить с неким «Денисом». Он начал говорить, мол, мне дадут 17 лет, но если я дам 30 тысяч долларов, то меня освободят просто из зала суда, как он сказал: «Полетишь белым лебедем на свободу».

Игорь Котелянец: То есть, они специально дали возможность позвонить семье, чтобы Вас разжалобить?

Александр Тимофеев: Да, но я понимал, что это просто вымогательство, отсюда невозможно выйти ни за какие деньги. Я ответил этом «Денису», что подумаю. Когда я положил трубку, то сказал корпусному, чтобы больше меня к «Денису» не вызывали, потому что денег никто не увидит. И добавил, что я все равно выйду до Нового года.

Игорь Котелянец: Вы это чувствовали? У Вас была какая-то информация?

Александр Тимофеев: Наверное, есть какое-то шестое чувство. Так и произошло — я вышел, но не все вышли со мной. В помощи государства нуждаются еще Александр Король, Виктор Дзидзюк, Максим Бугай, Василий Петрович Чурилов, Александр Прокофьев, Александр Погорелов, Артем Йена, Славик Фабер, Олег Таран, Виктор Грицай, Александр Бондаренко, Виталий Атаманчук, Владимир Орехов.

Игорь Котелянец: Это все люди, которые сидели вместе с Вами?

Александр Тимофеев: Да.

Игорь Котелянец: Передавали ли Вы эти имена государственным органам власти?

Александр Тимофеев: Да.

Игорь Котелянец: Светлана, мы привыкли Вас видеть в другом настроении. К счастью, настроение у Вас сейчас изменилось.

Светлана Тимофеева: Я сегодня просто хочу поблагодарить. Поблагодарить Бога, поблагодарить президента, все структуры, учреждения, которые непосредственно занимались вопросом обмена пленными. Поблагодарить все общественные организации, волонтеров, которые меня поддерживали и были всегда рядом со мной эти два года.

Я согласна с мужем по поводу того, что он знал, что я добьюсь его свободы. Да, это действительно было. Но была такая жесткая борьба. Поэтому я хочу сейчас обратиться к родным тех людей, чьи родственники еще в плену. По моему личному мнению, нужно бороться, нужно называть фамилии. Мой украинский адвокат с первого дня сказал — или мы «поднимаем на поверхность» фамилию твоего мужа, или он там может где-то «потеряться». Поэтому я выбрала тактику — бороться. Это риск, но моя борьба сработала. Поэтому я бы посоветовала все же не надеяться на кого-то, или на обмен, нужно самим как-то влиять. Начинать надо с себя: если человек будет действовать на своем уровне, тогда можно спрашивать с государства. Если просто сидеть и ждать, никто ничего не сделает.
Александр Тимофеев: Самое худшее происходит с человеком в плену в первые два-три месяца после задержки. Потом хуже не будет. Поэтому надо не бояться говорить о своих родственниках. Есть пример: маме братьев Хараберюш еще в конце 2017 года говорили, что если она будет молчать, ее сыновья выйдут. Но они не вышли до сих пор.

Игорь Котелянец: Что планируете делать дальше? Просто хочется отдохнуть и собраться с мыслями?

Александр Тимофеев: Некогда отдыхать, ведь нет денег, поэтому надо работать. Единственное, что беспокоит, что наши депутаты никак определят наш статус. Нас приравнивают к внутренне перемещенным лицам, но мы давно уже постоянно изгнанные лица. У нас нет возможности вернуться, мое имущество вообще под арестом, и я его даже продать не могу. Платим за квартиру, чтобы не забрали, но воспользоваться не можем.

Нас приравнивают к внутренне перемещенным лицам, но мы давно уже постоянно изгнанные лица. У нас нет возможности вернуться.

Светлана Тимофеева: Нельзя сравнивать людей, которые были в плену, с людьми, которые просто имеют статус ВПЛ. Потому что они могут ездить на оккупированную территорию к близким, на могилы своих родственников, а мы не имеем такой возможности. Мы должны иметь какой-то отдельный льготный статус.

Я надеюсь, что наш президент нас услышит, уже наконец закончится тот экспертный анализ, который проходит в Офисе президента относительно соответствующего законопроекта, и он будет подан в Верховную Раду.

Полную версию беседы можно прослушать в прилагаемом звуковом файле.

Программа выходит при поддержке Посольства США в Украине. Мнения участников программы могут не совпадать с официальной позицией Посольства США.