Защитник Геннадия Афанасьева в суде Эрнест Мезак и правозащитник Николай Дидюк рассказывают о недавнем визите в колонию, где сейчас находится украинский заключенный, его самочувствии и перспективах дела.
Алексей Бурлаков: В каком состоянии сейчас Геннадий? Что сейчас с ним происходит?
Эрнест Мезак: Позавчера я и мой коллега, член общественно-наблюдательной комиссии Николай Дидюк, были в исправительной колонии №31, где сейчас находится Геннадий. Наша поездка была связанна с тем, что Сыктывкарский городской суд организовал в виде конференц-связи участие Геннадия в судебном заседании, в котором мы оспариваем наложенное на него в первые дни пребывания 15 октября 2015 года взыскание. По версии Геннадия, ему подбросили кусочек лезвия. Это послужило основанием для его перевода в, так называемые, строгие условия отбывания наказания. Это влечет за собой ограничение свиданий с близкими родственниками, дополнительные ограничения в получении передач и ограничения личной свободы.
Суд состоялся. Но судом это можно назвать только по форме, а не содержанию. Все наши попытки заявлять ходатайство для обеспечения возможности Геннадию эффективно отстаивать свою позицию по данному делу завершились ничем. Единственное, что позволил суд и пошел на встречу, — допустил нас (меня и Николая Дидюка) в клетку Геннадия. Во всех остальных ходатайствах нам отказали. В частности в допросе осужденного Николая Лаптандера, который 15 октября 2015 года находился с Геннадием в одной камере. Из материалов личного дела Геннадия выяснилось, что именно он заявил, что Геннадий разобрал бритвенный станок, чтобы это лезвие спрятать у себя.
Алексей Бурлаков: Они не объясняют, зачем ему нужно было это лезвие?
Эрнест Мезак: Они много чего не объясняют: зачем ему это лезвие, как оно могло к нему попасть (за исключением версии Лаптандера). Хотя мы обращали внимание суда, что он представитель коренных народных севера и плохо владеет русским языком. Поэтому он не мог дать правильных объяснений на русском языке, которые фигурируют в личном деле. Тем не мене, суд отказал нам в его допросе как свидетеля. Отказал также и в допросе сотрудников колонии, которые изымали лезвие, и еще одного сокамерника (мы предполагаем, что он мог бы прояснить, что Геннадий не ломал бритвенный станок).
Алексей Бурлаков: В СМИ мы читали, что сфотографировали его татуировки и высматривают там националистическое содержание.
Эрнест Мезак: Геннадий не жаловался нам на это. Зато он озвучивал другую жалобу. Ему продолжают навязывать паспорт гражданина России. Его обманом даже сфотографировали на этот паспорт. И Геннадий заявил нам, что готов начать голодовку, если акции такого рода продолжатся. Но мы не сторонники таких мер и предложили Геннадию сделать краткое заявление, которое мы записали на видео. Что он признает себя гражданином Украины, а попытки навязать ему российское гражданство — против его воли.
Суд отказал также и в допросе сотрудников колонии, которые изымали лезвие, и еще одного сокамерника (мы предполагаем, что он мог бы прояснить, что Геннадий не ломал бритвенный станок).
Алексей Бурлаков: Вы каким-то образом сотрудничаете с украинскими официальными структурами?
Николай Дидюк: Цього ж дня я подзвонив консулу у Санкт-Петербург і розказав про цю ситуацію. Там виникає ще одна ситуація: консул привіз його закордонний паспорт у колонію, тому цей паспорт вже є у його справі. Місцева адміністрація сказала, що цей паспорт недійсний, що там підроблений підпис і т. д. Консул в курсі цієї ситуації.
Алексей Бурлаков: Как себя чувствует Геннадий Афанасьев?
Эрнест Мезак: Он пожаловался на то, что у него начала развиваться диарея, и он связывает это с плохим качеством воды. Лечение ему назначают только симптоматическое, а причины не ищут.
Николай Дидюк: Він дійсно сказав, що здоров’я у нього погане. Вітамінів у колонії немає, а ті, що були в нього, — закінчились. Він здає аналізи, після чого йому кажуть, що вони нормальні і дають мезим. Коли в Геннадія серйозно боліло серце — йому дали валідол. Він зі співкамерником намагається робити якісь фізичні вправи, але після цього ж треба якось помитись. Та коли вони знімають куртку — їм одразу роблять документ, що вони порушили режим.
Алексей Бурлаков: Что вы думаете о дальнейшем развитии дела?
Эрнест Мезак: Мы ждем судьбы предыдущего решения Сыктывкарского городского суда. Он никак не может определиться, на какой он «стороне силы». Напомню, что первое дело мы выиграли и Геннадию должны были выбрать новое место отбывания наказания, чтобы он мог видется с матерью. Но завтра — последний день для обжалования этого решения. Мы ждем судьбу этого судебного акта. В производстве суда еще находится дело по оспариванию взысканий.
Алексей Бурлаков: Что вы будете делать, если Геннадий начнет голодовку?
Эрнест Мезак: Я полагаю, что голодовка — неправильный метод. Мы пока отговорили его от таких планов. Если они появятся снова — мы продолжим его отговаривать.