Украинская гражданская идентичность существовала на Донбассе задолго до войны, – Менендес

Поговорим об этом с активистом, главой организации «Ответственные граждане» Энрике Менендесом.

Андрей Куликов: В последнее время на Громадськом радио, которое постоянно уделяет внимание ситуации на Донбассе, были представители некоторых социологических центров и смежных организаций. Речь шла об очередной волне опросов на Донбассе. Например, Алексей Гарань, исполнительный директор фонда «Демократические инициативы» в недавнем интервью сказал, что исследование фонда позволяет делать вывод о том, что на подконтрольном Донбассе сформировалась четкая проукраинская идентичность. Каково ваше мнение по этому вопросу?

Энрике Менендес: Я с большим внимание слежу за всеми социологическими опросами – и отечественными, и западными, стараюсь читать все публикации, которые тем или иным образом касаются Донбасса. Я не могу сказать точно, что именно Алексей Гарань вкладывал в понятие «украинская идентичность». В целом, за все время своей жизни на Донбассе, я не могу сказать, что на Донбассе не было этой проукраинской идентичности. Я много исследований читал по поводу идентичности, и могу утверждать, что с начала 2000-х годов по всей территории Донецкой и Луганской областей был устойчивый рост украинской гражданской идентичности. Она была сильна и на момент начала войны на Донбассе в 2014-м году.

С начала 2000-х годов по всей территории Донецкой и Луганской областей был устойчивый рост украинской гражданской идентичности

Сейчас этот кризисный этап, с которым мы столкнулись, это конфликт, внес, конечно, свои коррективы, как в позитивную, так и в негативную сторону. Что касается положительной стороны, то на Донбассе сформировалось довольно сильное гражданское общество. Этому способствуют и международные донорские организации, которые активно занимаются развитием гражданского общества, и кризисная ситуация, которая заставила пассионариев быть более активными. Людей, которые имеют позицию, стало больше, и они стали громче. Это касается как подконтрольной части Донбасса, так и неподконтрольной.

Отрицательным моментом стало то, что точка зрения и идентичность людей на Донбассе фрагментировалась. Это означает, что традиционные инструменты социологии, наверное, не могут охватить такого большого количества спектра мнений. То есть образовалось гигантское количество микрокгруп, которые существуют изолировано друг от друга. Когда меня сейчас просят рассказать, как там на Донбассе, у меня возникает встречный вопрос: «А на каком именно Донбассе?», потому что ситуация в разных частях Донбасса, в разных разрезах и плоскостях очень разная.

Когда меня сейчас просят рассказать, как там на Донбассе, у меня возникает встречный вопрос: «А на каком именно Донбассе?»

К примеру, Донецкая область сейчас разделена на северную и южную часть, и эти части между собой имеют очень плохую логистику. Из Мариуполя в Краматорск ехать на машине 5,5 часов, на поезде – 18 через Запорожье и Харьков. Плюс по дороге есть три внутренних блокпоста. И на каждом из них проверки занимают по 40минут. В итоге дорога занимает 7 часов. О чем это говорит? О том, что внутреннее перемещение людей, идей, точек зрения, бизнеса в регионе имеет довольно ощутимое препятствие. Это приводит к тому, что Мариуполь и Краматорск начинают жить в совершенно разных повестках дня. Говоря о Донбассе, нужно очень четко держать в голове то, что разные части Донбасса находятся не просто в разных позициях, а в разных трендах.

Полную версию разговора можно прослушать в прикрепленном звуковом файле.