Як трагічні історичні події позначаються на подальшому розвитку народів

Гості ефіру — автор та засновник Вільної академії змін Михайло Фельдман, фізіолог, науковий співробітник Bogomoletz Institute of Physiology Олексій Болдирєв та історикиня, фахівчиня з історії кримськотатарського народу Гульнара Бекірова.

Лариса Денисенко: Наше прагнення турбуватися на свята про те, щоб усі були нагодовані. Можливо, це наслідки того, що в країні був голод, це була трагедія українського народу. Які травми ми успадкували?

Олексій Болдирєв: Травма отримана не тільки всім народом. Травма отримана і українською наукою як частиною національної еліти, людей, які жили на цій території. У нас дуже великі проблеми з дослідженням нашого народу.

Українська психологія, яка бурхливо розвивалася у 20 — 30—і роки була фактично повністю винищена.

Біологія також стояна на службі в ідеології, ми всі знаємо, що сталося з генетикою. Про розгром радянської фізіології не так широко відомо в масах.

Гульнара Бекірова: У нас методологически эта тема практически не развивалась. У нас этнопсихологических, этнопсихиатрических исследований нет.

Честно говоря, когда Михаил предложил поучаствовать в разговоре, я отказалась, потому что мне показалось, что тема очень сложно сформулирована, она не ко мне, потому что я историк, а здесь мы чуть ли не апеллируем к психиатрическим аспектам. Немного подумав, я все-таки согласилась, потому что на самом деле этим никто не занимался применительно к депортации крымских татар и вообще к истории крымских татар.

О голоде 21 — 23 года в Крыму мало кто знает, он не назван геноцидом, но тогда погибло около 80 тысяч крымских татар. Голодомор 1932 — 1933 не коснулся таким образом Крыма, но теперь нам достоверно известно, что украинцы, которые жили на границе материка, приходили в Крым, чтобы находить там помощь. Дальнейшие события истории крымских татар — это однозначно геноцид, потому что в результате депортации 44 года крымские татары по официальным данным потеряли четверть своего населения, а по данным нашего национального движения — порядка 46% населения.

Я призываю молодых исследователей применительно к депортации крымских татар попытаться с научной точки зрения отрифлектировать этот психиатрический, психологический аспект. Практически эта тема не изучена. Это связано с масштабными фальсификациями истории, с замалчиванием этноса крымских татар: были граждане татарской национальности, проживавшие в Крыму, после депортации приставка «крымский» была уничтожена. Крым без крымских татар — это была политика власти на протяжении долгих лет.

Михайло Фельдман: Мы не первый раз делаем попытку собрать разных специалистов, представляющих разную научную среду.

Есть разные этносы, проживающие на территории Украины. У каждого из этих этносов есть своя национальная история и историческая память.

Проблема Украины в том, что у нас нет общей исторической памяти.

Каждый из наших народов проходил исторические катастрофы. Мы выставляем этот список вперед и пытаемся показать, что мы жертвы, а жертвам все должны. Это мешает услышать друг друга, посмотреть критически друг на друга, на себя. Мы говорим об этих трагедиях, но не отдаем себе отчета, что каждый из наших народов где-то приложил руку к этим трагедиям.

В случае еврейского народа из поколения в поколение передался страх перед уничтожением. Я задал вопрос своим родителям, почему в их годы не практиковались смешанные браки с представителями других национальностей? Потому что был страх перед тем, что возможно уничтожение. Это патологический страх. Это синдром виктимности, о котором мы говорим. Мы должны перешагивать через эту ступень, выходить на иной уровень. 

Мы должны идти вперед, а идти вперед мы сможем тогда, когда перестанем чувствовать себя жертвами.

Лариса Денисенко: Чи достатньо проговорено у нас відчуття себе як народів-жертв?

Гульнара Бекірова: Конечно, мы не отрефлексировали эту тему. У нас, крымских татар, тоже есть такая установка о том, что крайне нежелательно, чтобы крымские татары женились на представителях других этносов. Это тоже момент защиты этносов от ассимиляции, от моментов забвения. Это все есть. Синдром виктивности исторически обусловлен. Есть причины, которые объясняют это поведение. Это точно так, как сегодня мы не можем понять героическое поведение крымских татар в оккупации. Я вижу, что это все школа крымскотатарского национального движения, школа ненасильственной борьбы. Этот опыт тоже не изучен современной Украиной. В Крыму осталось 600 тысяч украинцев. Где они? Этот сюжет тоже нужно изучать. Несостоявшийся украинский проект в Крыму – это то, что должно  тревожить Украину и сегодня.

Лариса Денисенко: Сховатися в більшості – це ж теж метод? Наскільки він був поширений? Як це позначилось?

Михайло Фельдман: Это называется ассимиляция. Еврейский народ знает огромное количество примеров. В истории изучается количество уничтоженных и пострадавших, но никто не говорит о том, сколько ассимилировалось.  Это происходит со всеми народами, это нормально, когда над тобой висит страх уничтожения.

Повну версію розмови слухайте у доданому звуковому файлі.