Работаю на скорой помощи уже более десяти лет врачом, в последние три года работаю в бригаде областного подчинения, которая обслуживает Донецкую область.
Для меня Евромайдан начался еще 30 ноября, когда я узнал, что были избиты студенты в Киеве. Мы начали поддерживать инициативу киевских студентов. Первого декабря я внимательно следил за процессом, происходящим в Киеве. Созваниваясь со своими друзьями, которые поддерживали Майдан в Донецке, мы решили, что будем всяческими мерами поддерживать. Сам Майдан в Донецке начался где-то в середине декабря с выступлением нескольких студентов Национального университета, которые создали общественное объединение «Поштовх».
Однако к самим акциям я подходил более-менее сдержано, поддерживал, но активной участи не принимал. Когда моя пассивность закончилась, это было 20 января, когда происходило одно из самых кровавых столкновений на Майдане в Киеве, я в своих «Одноклассниках» опубликовал: «Независимо от своих политических взглядов врачи должны оказывать помощь всем своим согражданам», и просил всех, кто может и чем может помочь киевским врачам, волонтерам-медикам лекарствами. За это я буквально через два дня поплатился тем, что был вызван к своему главному врачу скорой помощи Малееву Александру Аркадиевичу, который в ультимативной форме пытался меня запугать.
Я в то время находился на больничном, и были слухи, что я поехал в Киев волонтерить. И тот список, который я выложил в «Одноклассниках» был список для меня, для создания моей аптечки как волонтера, но я спокойно к этому отнесся. А от главврача прозвучали угрозы, что мои данные передадут в прокуратуру не только как подкуп больничного, но так же как за призывы к неповиновению государственной власти. Хотя при разговоре с главврачем я сказал, что это не Ваша компетенция, что я пишу и как я пишу. Я не призывал никого, я писал только: «Друзья, давайте поможем киевским медикам».
Тяжело воспринял этот разговор, потому что «главный» не двусмысленно дал понять, что он это добьется любым путем, что у него есть связи в прокуратуре. Я вынужден был обратиться в «SOS-Евромайдан», спасибо ребятам, что помогли. После того, как приехали репортеры с европейских изданий, я получил извинения от главного врача. Меня не уволили, единственное, он меня попросил не высказывать свои политические взгляды, на чем мы и сошлись.
В принципе, все шло тихо-спокойно, были эксцессы на донецком Майдане, забрасывали кое-кого яйцами, кое-кого обливали зеленкой, но до рукоприкладства дело не доходило.
Основные акции начали проходить в конце февраля, когда уже была в принципе победа Евромайдана, однако в Киеве это была победа, а в Донецке – самый разгар. Наш Донецкий Евромайдан начал проводить акции в защиту целостности Украины под девизом «Єдина країна», собирались от 1,5 тыс. до 5 тыс. человек каждый день. И тогда уже мы официально дежурили как врачи скорой помощи. Акции сопровождались выкриками противниками Майдана в сторону евроинтеграторов, тогда начались более сильные беспорядки, кидали питардами, камнями в толпу, к нам начинали приходить пострадавшие.
Самый страшный митинг произошел у нас 5 марта, когда на поддержку целостности Украины собрались более 10 тыс. сторонников Украины против 15-20 тыс. противников и титушек. Самое главное, что Евромайдан подавал заявку на проведения этого митинга, наша заявка была принята и в то же время была принята заявка Антимайдана. Власть делала все, чтоб было какое-то столкновение. Волей судеб мне дали дежурство на сопровождение митинга как врача. Мы в таких случаях ставим машину и бригада всегда находится в том месте, где нас видят абсолютно все, и мы не имеем права проявлять никаких участий в митингах ни за какую сторону. В принципе, так и было.
И тут со стороны Антимайдана начали надвигаться титушки, парни криминальной внешности, лысые, было много кавказских лиц, не местных. Один кордон милиции разошелся, второй кордон, титушки начали кидаться петардами, камнями, пошли первые жертвы. К этому времени начали подвигаться другие бригады скорой помощи. Нам подносили людей, кто сам подбегал. Моему коллеге поднесли первого официального погибшего – это Диму Чернявского, студента Национального университета, ему было 18 лет, у него было ножевое ранение подключичной артерии, он погиб на месте. Вот такое 5 марта.
После этого активисты донецкого Евромайдана не собирали людей. Но люди настаивали, было после этого еще два митинга, но как только собирались, сразу прибывали вооруженные титушки с беркутовскими щитами.
В начале апреля был захват обладминистрации, областного СБУ, по городу начали ходить люди непонятной внешности с оружием, с пистолетами, автоматами. Милиция пока никак не реагировала. А где-то седьмого апреля был первый митинг сторонников политики Путина, после этого был захват облгосадминистрации, они пытались сделать на подобие киевского Майдана, шины подвозили и не расходились. Скорая дежурила на этой площади, и через два дня я заметил, что милиция спокойно делиться и спецсредствами, касками, автоматами со сторонниками Путина. Милиция заходила в здание исполкома, где был штаб этих сторонников.
Вы не хотели покинуть город?
Мы тогда со сторонниками Майдана договорились, что уходим на пассивную борьбу, то есть собираем сведения, нужные для истинно украинских властей, фиксировали нарушения, собирали разведданные. К стати, по поводу обеспечения скорой, мы после митинга 5 марта просили руководство обеспечить нам безопасность, хотя бы выдать каски. Но каски нам не выдали. Я обратился в «Евромайдан Донецк-SOS» с просьбой помочь нам касками, отозвались народные депутаты, выделили деньги, мои друзья закупили эти каски, я передал их в скорую, после этого мы уже выезжали в касках.
По городу начали расти блок-посты, начали тормозить, мне пришлось убрать всю украинскую атрибутику с машины. Начали рыскать по машинам6 проверять, на законные требование сказать, кто они такие, они отвечали клацнаньем оружия.
По сути, власти не было никакой. У кого оружие, тот и прав. Я начал переживать за свою жизнь, но скорую покидать не собирался, думал — до первого выстрела.
«Донецк SOS Евромайдан» подходил к главному врачу обласной службы скорой помощи Онищенко, о он сказал что наши люди, то есть скорая помощь на огнестрелы выезжать не будет.
Это так и было?
Нет, ну а как скорая не выедет на огнестрелы! Конечно выезжали.
В июне мы уже видели, что заходила техника, БТРы. Работа ставала труднее и страшнее для совей безопасности.
Того, что я был свидетель, нас вызвали в «лечсанупр», к нам выходили вооруженные боевики и говорили, что нам нужно делать. Сказали, что в случае неподчинения – расстрел.
Скорая помощь обслуживала боевиков?
Обслуживала, да. Потом начался захват машин, правда не у моей бригады, но у моих коллег. Бывало даже так, что приезжали на адрес, а с адреса шли пешком, потому что захватывали боевики: «Нам нужна ваша машина. Все».
Был очень тяжелый захват областной милиции. Когда был освобожден Краматорск и Славянск, все боевики перетянулись в Донецк. Они что-то там не поделили, и был захват областного управления МВД. Я тогда обслуживал ребенка с инсультом, и мне по рации сказали срочно бросать все, выезжать на областное управление МВД, там перестрелка, очень много раненых. Управление было все занято боевиками, мы пытались во двор заехать, нас не пустили, мы подобрали девочку-сотрудницу МВД с огнестрельными ранениями. Она нам рассказала, что когда боевики ворвались в здание, был рабочий день, мужиков всех повалили лицом в пол, а женщинам сказали уходить. Когда они начали уходить, то те начали им в спину стрелять.
У нас за месяц покинуло скорую помощь около восьми врачей и двадцати фельдшеров. А покинуть Донецк меня заставило не так работа, как предательство близких родственников, которые начали угрожать семье. Угрожали написать в соцсетях и в службе безопасности ДНР наши координаты. Мы в течении пяти минут собрались и уехали.
Сейчас моя семья начала привыкать к мирной жизни в Краматорске. Теперь только молимся за наших хлопцев, чтоб они побыстрее Донецк взяли».
Дмитрий Пальченко для Громадського радіо
