Громадське радио
В студии Громадського радио — правозащитник Виссарион Асеев.
Ирина Славинская: Давайте напомним, когда подали этот иск и в чем он заключался?
Виссарион Асеев: Дело касалось теракта в городе Беслан в Северной Осетии. Тогда в Первой школе Беслана в заложники попало 1128 человек. В результате действий и бездействия российских властей погибло 334 человека, из них 186 — дети. Это было дело «Эмма Тагаева против России». Эта женщина в результате теракта потеряла мужа и двух сыновей. Она осталась одна, но она нашла в себе силы. Сейчас она взяла ребенка и воспитывает мальчика.
Ирина Славинская: Она и стала мотором этого иска?
Виссарион Асеев: Да. Она и ее сестра Элла Кесаева. Дочь Эллы была в заложниках, но она осталась жива. Эти две сестры и были организующей силой движения по установлению правды в Беслане. Они назвали свою организацию «Голос Беслана». Они хотели, чтобы проблема была услышана всеми. Безусловно, решение суда — это их достижение. Это решение суда говорит о том, что власти не предприняли всех необходимых мер по недопущению этой ситуации. Более того, они не предприняли мер по снижению количества жертв. То есть было непропорциональное применение силы. Европейский суд по правам человека сказал, что терроризм — не оправдание чрезмерного применения силы со стороны властей. В этом принципиальность решения суда, а не в сумме иска.
Ирина Славинская: Кого в этом иске назвали виновными?
Виссарион Асеев: Европейский суд не называет имен, он ставит вопрос о том, что система власти не сработала, что российский закон о терроризме дает власти чрезмерные полномочия, но не учитывает интересы жертв, не учитывает интересы заложников. Терроризм не оправдывает власть никак. Да, террористы приходят и делают свое дело. Но с властей это не снимает ответственность за освобождение заложников и их жизнь.
Изначально российские власти переложили всю ответственность с себя на террористов.
Жители Беслана говорили: «Да, террористы — свое, а вы должны были делать свое». Танками заложников никто не освобождает. Европейский суд сказал о том, что танки, огнеметы и другая тяжелая техника — это не инструменты освобождения заложников. Если даже государство вынуждено применить эти инструменты, оно должно это обосновать. Задача борьбы с терроризмом — не уничтожение террористов, а спасение заложников.
Что касается компенсации, Элла Кесаева ею недовольна. Она недовольна не потому, что сумма маленькая. Она считает, что финансовая ответственность — это сегодня единственный вид наказания для российских властей. Она говорит о том, что, к сожалению, виновные в этих событиях со стороны власти в сегодняшней России все равно останутся вне наказания. Мы видим, что в России теракты выгодны власти. Власть на этих терактах только усиливает свои позиции. Бесланский теракт послужил поводом для отмены выборов губернатора в России и изменения всей избирательной системы. Элла Кесаева говорит о том, что надо сделать так, чтобы теракты были невыгодны им финансово, чтобы жертвы терактов получали колоссальные компенсации и это было невыносимо для бюджета. Это единственный вариант, который Элла сейчас видит в России. Она поэтому возмущенна. В этом контексте они рассчитывали на то, что Европейский суд поймет их позицию и присудит более весомые финансовые компенсации жертвам теракта. Элла Кесаева и «Голос Беслана» разработали законопроект о статусе жертв терактов в России. Они закладывали туда именно этот механизм. Это касалось не только Беслана. Речь шла о том, чтобы все жертвы терактов, произошедших на территории России, получали автоматическую компенсацию от государства. Эллу возмущает то, что глава государства, который отвечает за безопасность людей, после теракта выступает в роли благодетеля. То есть Элла недовольна финансовой стороной исключительно в этом контексте.
Лариса Денисенко: Будет ли пересматриваться закон о терроризме, который Европейский суд раскритиковал?
Виссарион Асеев: Мы не знаем. Сегодняшняя Россия выстроена на борьбе с терроризмом. Посмотрите, что происходит по всей России после событий в Петербурге. Под видом борьбы с терроризмом спецслужбам было дано разрешение досматривать людей на улицах. Эта неделя в Крыму просто насыщена захватами людей, якобы сторонников Хизб ут-Тахрир, под видом борьбы с терроризмом. Уже несколько человек лишили свободы. Это же последствия питерского теракта. Поэтому у меня нет никаких иллюзий насчет того, что Россия прислушается к Европейскому суду.
Но ведь вопрос даже не в том, как отреагирует правительство.
Решение суда — это еще и один из важных аргументов в противостоянии гуманистов и антигуманистов.
Государственники оправдывают чрезмерное применение силы государством. Для них это нормально, главное — страну сохранить. Европейский суд сказал: «Нет, главное — сохранить людей».
Ирина Славинская: Насколько сложно правозащитникам работать в существующей России?
Виссарион Асеев: Организация «Голос Беслана» с момента своего основания работала не в легких условиях. Работала и продолжает работать. Их офис захватывали, организацию закрывали, они прошли несколько судов. На протяжении этих 13 лет они находятся под постоянным давлением, потому что они не пошли на сговор с властью. На самом деле, движение в Беслане было более масштабным. Власти России предприняли колоссальные меры, чтобы расколоть сообщество в Беслане, чтобы дискредитировать этих женщин. События 1 сентября показали, что даже в осетинском обществе эти женщины беззащитны, что бесланская трагедия не стала чем-то объединяющим для осетинского социума. Для тех же полицейских эти женщины не являются неприкасаемыми, они наоборот являются объектами нападок.
Лариса Денисенко: То есть полицейские ассоциируют себя не со своим народом, а с властью?
Виссарион Асеев: Да. Они и есть власть.
Ирина Славинская: Что стало точками раскола сообщества семей жертв теракта в Беслане? Какими аргументами пользовались для того, чтобы это сообщество расколоть?
Виссарион Асеев: В первую очередь это финансовый механизм. Очень много денег было брошено в Беслан под видом различных благотворительных фондов и гуманитарных организаций. Но понятно, что все это делалось по распоряжению Кремля. Крупные российски корпорации послали в Беслан несколько миллиардов рублей. Кроме того, они строили жилье — кому-то давали, кому-то не давали. То есть жилье получали лояльные к властям.
Я и еще несколько ребят, учителей Первой школы, создали Учительский комитет помощи жертвам терактов. Это была первая организация, которая занималась благотворительностью и какой-то информационной работой. Мы первыми огласили списки пострадавших. Власти настаивали на том, что в заложниках — всего 334 человека. То, что в заложниках было больше 1100 человек, они отрицали до последнего.
У меня была общественная приемная в центре Беслана. Я был депутатом местного собрания. Этот офис был предоставлен для Учительского комитета. На улице, на стене этого офиса мы вывесили списки всех предполагаемых заложников с тем, чтобы люди Беслана проверяли и корректировали информацию. В итоге, благодаря нашей работе, власти не смогли дальше скрывать это все.
Я помню, что первые деньги нам дали американский и французский журналисты — по 100 долларов. 200 долларов — это тогда было где-то 6 000 рублей. Учителя понесли эти деньги семьям заложников. Они встретили женщину на пороге и дали ей тысячу рублей. Ее ребенок был практически голым. Они все свои деньги потратили, чтобы собрать его в школу. Эта женщина как раз выходила, чтобы попросить у соседей денег для того, чтобы одеть своего ребенка. Она была так благодарна этой тысячи рублей, что это не передать словами.
Постепенно мы открыли сайт и люди начали помогать. Учителя каждый день ходили раздавать деньги, которые нам поступали. Потом они приходили и говорили, что больше не пойдут. Они эмоционально не могли выдержать все эти истории.
Первая атака властей пошла на наш комитет и на учителей. Из учителей сделали виновников трагедии. Потом власти поняли, что влияние Учительского комитета растет, что он выполняет роль властей по оказанию помощи. И тогда власти начали выдавать деньги. Они начали работать на упреждение. Они поняли, что мы — угроза их влиянию. То есть гражданское общество может самоорганизоваться, и тогда необходимость в этих властях может перестать существовать.
Только из-за угрозы собственному существованию власти начали помогать людям.
Ирина Славинская: Родители стали такой же мощной и опасной силой для властей?
Виссарион Асеев: Конечно. Потом, в 2005 году, было перекрытие федеральной трассы в Беслане. Вначале у людей было несколько требований, но потом осталось одно — «долой Дзасохова». Дзасохов на тот момент был главой республики. Люди требовали, чтобы власть понесла ответственность за это событие. Отставка Дзасохова — это символическое признание властью своей вины. Люди стояли три дня. Были приняты различные меры, чтобы они разошлись. Но через какое-то время Дзасохов вынужден был уйти. Прошло месяца три, может быть. Но все-таки он ушел, и был назначен новый глава республики.
Во время перекрытия федеральной трассы и образовалась группа людей, заявивших о своих политических требованиях. После назначения Мамсурова для раскола этого единства была создана организация «Матери Беслана». Приближалось 1 сентября, и власти организовали поездку «Матерей Беслана» к Путину на прием. Именно в этот момент и появляется «Голос Беслана». «Голос Беслана» выделился из этой организации. Это были противники поездки к Путину. Им казалось немыслимым, что пострадавшие едут к человеку, который виновен в гибели их детей. Виновный должен был бы приехать к ним и попросить прощения. Это был ключевой момент раскола единого движения пострадавших.
Лариса Денисенко: Как сейчас народ воспринял решение Европейского суда по правам человека?
Виссарион Асеев: Я уже несколько лет не был в Беслане, поэтому мне трудно это комментировать. «Матери Беслана» тоже были заявителями в этой жалобе. На заседании суда присутствовали обе организации — представители «Голоса Беслана» и представители «Матерей Беслана». В этом контексте трагедия у них общая. На каких-то позициях они объединяются и поддерживают друг друга.
Когда-то в Беслане устанавливали дорожный знак — курс Путина как указатель на Первую школу. Инициатором этого была организация «Голос Беслана». Но организация «Матери Беслана» поддержали их в этом.
Ирина Славинская: Решение Европейского суда по правам человека, как символический акт в том числе, — это важно?
Виссарион Асеев: Безусловно. Это очень важный аргумент в борьбе гуманистов и антигуманистов. Борьба идет за колеблющиеся умы, которые не всегда понимают, что правильно, а что неправильно.
Ирина Славинская: Насколько резонансным решение Европейского суда по правам человека стало в Российской Федерации?
Виссарион Асеев: Дело не только в Российской Федерации. Мне кажется, что это решение важно и для Киева. Сейчас страна ведет такую же борьбу с терроризмом и бандитизмом. Это решение важно для того, чтобы здесь не повторилось то, что произошло в Беслане и в России.