«Когда начались эти трагические события, я писал в Фейсбуке, «телеграфировал», если по-русски, подавал сигнал SOS о том, что происходит на самом деле в Луганске».
В апреле 2014-го каждый луганчанин и гости областного центра считали нужным подойти к захваченному зданию облуправления СБУ. Некоторые даже фотографировались на фоне баррикад. Местным журналистам хотелось попасть внутрь и пообщаться с теми, кто захватил его. Слов «боевики», «сепаратисты», «ополченцы» в обращении еще не было. И среди самих представителей СМИ мало кто осознавал, что события, которые разворачиваются, судьбоносны в первую очередь для них. Через два месяца некоторые из них навсегда уедут из Луганска. Остальные сделают это чуть позже.
Но в апреле они с интересом приходили к СБУ и пытались как-нибудь попасть на так называемые «заседания». В первую очередь интересовало, кто заседает.
«С 6 по 7 апреля был при захвате Луганского СБУ. Я просидел с ними ночь, я смотрел, кто они. Я видел русских, я видел нанятых «титушек». 29 апреля я был при попытке захвата Луганского МВД, стоял на воротах под видом «праздношатающегося». Я видел, кто там, слышал, что они говорят».
Валентин Торба вспоминает, как поинтересовался у людей, захвативших здание СБУ, кто же такой Валерий Болотов — якобы первый так называемый «народный» губернатор Луганщины. Кстати, до сих пор неизвестно, какой именно народ избрал Болотова своим губернатором на Луганщине, по этому поводу не было ни одного референдума. Даже фейкового. Хотя, Валентин Торба имеет определенные предположения.
«Когда выбирали Болотова, я задал вопрос: «А кто же этот Болотов?». Ответ: «Потом узнаете». Вот вам и выбор в кавычках. Как же тогда выбирали? Кто его выбирал? Просто назначили из Москвы. Он оказался дураком. Его же преемник Плотницкий оказался хитрее. Болотов, когда переехал в Москву, сказал правду, что Плотницкий обстреливал Луганск из Луганска. Знаете, как принято было говорить «вот укропы нас обстреливают». После этих заявлений Болотов через несколько недель выпил под Москвой кофе и ВДВшник с бычьим здоровьем, от сердечного приступа погиб после этих заявлений».
Захватив все здания и вытеснив украинскую власть, боевики ввели на подконтрольной им территории Луганщины комендантский час. Передвигаться ночью без специального разрешения, подписанного лично Болотовым, стало невозможно. В Луганске начали исчезать люди. Кого-то брали в плен, чтобы требовать выкуп, кого-то — отправляли рыть окопы.
«Я провел девушку и уходил, подошел к храму. Остановился, потому что позади ко мне подъехал автомобиль. Звук был такой, как будто авто ехало на большой скорости, а затем резко остановилось. Оттуда вышли бородач и славянин и спрашивают: «Что ты здесь делаешь?». Говорю: «Я здесь живу». Он: «Ты здесь часто ходишь». Говорю, что, конечно, — я тут живу. Грубо говоря, меня спасло провидение — я сказал: «Мне главное, чтобы здесь был порядок» и они тогда сказали: для этого мы здесь и находимся. Это был импровизированный психологический прием, который сработал, потому что я знаю много людей — их просто брали пачками».
Валентин утверждает — все это время, как мог, писал в свое издание — газету «День». Хотя, это было трудно — в сеть попал расстрельный список луганчан. Попал в него и Валентин Торба. Кстати, формировать этот список начала теперь уже покойная коллега Наталья Максимец.
«Поймите, там еще были списки расстрельные. Я особо не мог ходить по улицам. Почти весь август я провел в изоляции — не было света, телефонной связи. Это было такое испытание. Слава Богу, на подвал не попал».
Уже в столице Валентин Торба познакомился с другими земляками, которым повезло гораздо меньше.
«Меня поразило, когда я узнал о первых пытках. И уже в Киеве, когда я общался с бывшими пленными, некоторые из них сидели на подвалах неподалеку моего дома».
Первые пленные — представители луганского Евромайдана. Потеряв возможность свободно собираться в центре города, они перешли к подпольной работе: срывали листовки с призывами идти на так называемый «референдум», или делали надписи «Луганск — это Украина!». И очень быстро это зарисовывалось или исправлялось — «Луганск — русский город!».
«Была очень большая опасность, люди не всегда осознавали это. Я на первых порах не осознавал, насколько это опасно. Я просто знал, кто есть враг, я знал, что продолжается оккупация. Но я не знал, что дойдет до такого, как говорится, «беспредела», в это не очень верилось».
В конце июля Луганск отключился от любых коммуникаций: не было света, воды, мобильной связи. Не было и газа — местные жители готовили еду прямо во дворах. Частично был дефицит продуктов. Вспоминает Валентин эпизод с человеком, который приезжал Станицы и продавал еду.
«Было такое, что приезжал тогда из освобожденной Станицы Луганской человек с сыном, и когда выстроилась очередь, он же говорил — ребята, там же цивилизация, что ж вы здесь делаете. Он раз это сказал и потом замолчал — не стал больше ничего говорить».
Все эти моменты Валентин Торба описывал для читателей газеты «День». Пока мог это делать.
«С мая по начало августа, потому что второго или третьего августа была последняя связь с окружающим миром. Я регулярно писал в газету «День» о том, что происходит, а потом уже физически не было связи».
В ходе ожесточенных боев за Луганск Валентин был с отцом. Тот говорил ему, что надо ехать, но Валентин был твердо уверен, что украинская армия выбьет противника из города. Тогдашняя исполняющая обязанности главы Луганской областной государственной администрации Ирина Веригина уверяет: ее команда возила гуманитарную помощь военным на окраине Луганска. Но, противник не только остался, но и получил подкрепление.
«Мы с отцом вместе сидели, когда света не было. Он говорил мне, что надо было ехать раньше. Я же говорил, что наши уже подходят — нужно подождать. Когда я узнал, что на восточных кварталах высадился огромный десант русских войск, а наши явно отступили — это было видно из многоэтажки, я понял, что дела очень плохи и надо спасаться».
2 сентября 2014 года Валентин Торба решил уехать из города. Говорит, опаздывал на свой автобус, но рядом со своим домом увидел карету «скорой», и, что неожиданно, медики подвезли его к остановке, откуда ехали автобусы на Станицу.
«Тогда курсировала маршрутка между Луганском и Станицей. Надо было проехать через КПВВ (тогда оно еще иначе называлось). Спасло меня то, что вместе со мной ехали три бангладешца, и когда зашли эти «персонажи» с автоматами, они обратили внимание на них, потому что, подчеркну, они расисты. И, конечно, все внимание было на них направлено. Они их все равно пропустили, но для бангладешцев это все равно было очень болезненно».
***
«Если бы не эти события, я бы никогда не узнал, сколько адекватных луганчан и дончан, потому что здесь, в Киеве, очень много людей, которые начали новую жизнь, начали строить бизнес — у кого-то удачно это происходит, у кого-то — неудачно. Когда встречаюсь со своими земляками, вижу палитру этих судеб — радует то, что очень много адекватных людей».
Валентин из тех, кто хранит ключи от луганской квартиры и они для него имеют значение, но….
«Знаете, я к ним не прикасаюсь. Но до сих пор помню их тактильность. Есть разные виды памяти: зрительная, слуховая. А есть тактильная. Это как подойти к двери… Лавочку помнишь, где сидел с подругой, заходил в какой-то магазин. Поэтому пусть они будут. Мы еще откроем двери в Луганск…».
***
Полный выпуск подкаста слушайте в аудиофайле (запись от 10 февраля 2020 года)
Підтримуйте Громадське радіо на Patreon, а також встановлюйте наш додаток:
якщо у вас Android
якщо у вас iOS