«Откровенно никто не угрожал на тот момент. Были недоразумения с руководством по поводу того, как и что освещать, потому что я с коллегами поддерживал Евромайдан и мы требовали, чтобы мы освещали позицию Евромайдана. Наш главный редактор и некоторые другие коллеги поддерживали Антимайдан. Соответственно, они требовали, чтобы мы освещали другую позицию. По возможности, по крайней мере, в новостях, где я работал, мы пытались прийти к какому-то согласию. Часто это не получалось. В этом, конечно, есть и моя вина. Но что-то удавалось «выбить».
Впрочем, с начала марта 2014 года, когда началась так называемая Русская весна, Алексей и другие журналисты почувствовали опасность. Работать на митингах становилось все труднее. Митингующие живо интересовались, какое СМИ человек представляет. С недоверием относились к корреспондентам центральных украинских телеканалов.
Сам Алексей утверждает, что на эти акции специально свозили неадекватных людей, которые нападали на журналистов. После одного из таких нападений к съемочным группам начали приставлять милиционеров.
«Помню один митинг, на который мне «выдали» как сопровождение двух милиционеров в полной экипировке. Действительно, если бы их не было… Они не то чтобы защищали — они сдерживали агрессию толпы, потому что у людей в голове была вавка, они ни на что не обращали внимания. Они думали, что есть их и неправильная позиция, которую нужно уничтожить. В таком контексте было тяжело работать, даже прийти и спросить их: «За что вы здесь стоите?», без контекста, когда действительно хочешь разобраться, ведь люди вышли, людей много. Ты их спрашиваешь, а у них агрессия, они начинают бросаться, винить в продажности — всякое было».
Алексей вспоминает: с началом митингов Луганск поменялся. Обычно это был спокойный, даже аморфный город. Но тогда люди начали приходить на акции даже без указаний «с горы». В частности, шестого марта 2014 года к зданию облуправления СБУ пришло около тысячи человек.
«Мы тогда намекали, что мы не хотим войны, и что пусть один карлик из соседнего государства забирает свои войска из Крыма и уходит в пешие эротические путешествия. Для Луганска тысяча людей, выходящих на непроплаченный митинг, непринудительный митинг — это много».
Из-за того, что Алексей поддерживал Евромайдан, руководство телеканала постепенно отстранило его от освещения этих революционных событий. Тогда он начал ходить на некоторые мероприятия как блоггер.
«Но там лучше было не светить, что ты вообще имеешь какое-то отношение к медиа, потому что моим коллегам, представлявшимися журналистами, угрожали убийством, угрожали разбить им технику. Мне в этом плане было немного легче — я не афишировал, но, как говорится, тихо молча делал свою работу».
Несколько раз Алексей просился на фронт — хотел освещать, как воюет украинская армия и добровольцы. Главный редактор сказал, что съемочная группа уже ездила к так называемым ополченцам и показала, как они живут на фронте и готовятся к боям.
«Я говорил: «Давайте, съездим и то же снимем об ВСУ», которое на тот момент стояло в Счастье. Говорил, давайте съезжу, поговорю с ними — людям тоже будет это интересно. На что мне главный редактор отвечал: «Я не могу рисковать твоей жизнью. Не дай Бог, там что-нибудь случится и ты погибнешь!”. Отправлять группу к боевикам, которых набрали непонятно каких: наркоманов, алкашей и еще кого-то — можно, а когда человек просится и говорит: «Давай, поеду туда» — нет. Такие диалоги с главным редактором у меня несколько раз были. Завершились они ничем».
В мае 2014 года на территорию телерадиокомпании, где работал Алексей, пришли вооруженные люди. Пришли и остались, пока предприятие окончательно не прекратило работу. В частности, вооруженные люди заняли помещение проходной, столовой, дежурили в переходе между двумя корпусами. Логично, что у сотрудников предприятия возникли вопросы: кто эти люди и что они делают на телерадиокомпании.
«И нам на них дали адекватный ответ: сказали, что эта банда — одна из наиболее адекватных и она защищает нас от менее адекватных, поэтому нам придется их либо терпеть — либо прекратить свою работу».
Алексей говорит: такое объяснение можно принять за правдивое.
«Здание СБУ захватили несколько разных банд. Разные этажи контролировались разными бандами — до того, как пришли русские наемники и «зачистили» все под одного человека, подчинили. Там были разные банды, они подчинялись своим начальникам, приказам и контролировать их было очень проблемно на тот момент — не было единого центра управления».
Примечательно, что до этого на территории телерадиокомпании дежурили украинские правоохранители — якобы для того, чтобы предприятие не захватили. Однако перед тем, как на ЛОГТРК появились боевики, украинские правоохранители ушли оттуда.
Работа же Алексея на Луганской областной телерадиокомпании завершилась в тот же день, когда боевики закрыли предприятие. Произошло это в первых числах июля.
В течение двадцати минут находившихся на работе сотрудников взяли в заложники.
«Пятница. По сути, последний рабочий день. Приходит информация, что в восточных кварталах Луганска отключили свет — я там жил. А у меня в субботу поезд и командировка в Одессу. Два месяца я готовился к этой командировке — долго «выбивал» возможность поехать поснимать — проплатили билеты, договорились о жилье, съемках. Только начал собирать вещи, на телекомпанию въезжает бусик, оттуда выпрыгивают вооруженные люди и разбежались по телекомпании, один остался дежурить во дворе.
Собрал вещи, спокойно выхожу. Этот вооруженный наркоман (подозреваю, что это был дядя под кайфом), наставляет на меня автомат и говорит: «Куда?» Я говорю: «Домой». Он: «Нет, никто никуда не идет». Я говорю: «Чего это?». Он говорит: «Будем выяснять с вашим руководством, а вы пока сидите здесь». Я спросил, долго ли мне сидеть. А он: «Пока ваше руководство не договорится с нашим руководством». В сущности, нас взяли в заложники. Я переспросил, долго ли мне сидеть, на что он передернул автомат и сказал: «Мальчик… — это уже читалось в его взгляде — мальчик, ты что ли самый умный? Потому что сейчас шмальну”.В результате мне пришлось перезвонить в редакцию, сидеть. Я в окошко наблюдал, как этот тип потом бегал и среди елок целился в снайперов на жилых домах».
Спустя двадцать минут на телерадиокомпанию приехало руководство. Сотрудникам дали менее получаса, чтобы собрать вещи и покинуть территорию.
«Всех работников телекомпании собрали во дворе. Как оказалось, в пятницу вечером было много народу — до 50-70 человек. Но многие уже ушли домой. Мы с этими сумками, упакованными, я забрал свой ноутбук, вещи еще двух коллег, которых на работе не было. По сути нас всех вытолкали».
Алексей говорит: многие моменты со временем утратили яркость или вообще стерлись из памяти. Впрочем, некоторые детали запечатлелись навсегда.
«В тот день я шел домой пешком — около семи километров. Думаю, дай прогуляюсь — теплые дни были. Я шел, и по центральной улице гоняли КАМАЗы с пушками прицепленными. Колоннами — по две-три машины. Я, правда, не понял: это одна и та же колонна так ездила? Скорее всего, две или три, потому что было разное количество машин.
Еще встретился с коллегой и мы пошли к моей сестре в гости. Шли, а со двора, где дом сестры, зенитка палила в небо. Я смотрел на это и думал: А если там действительно самолет? А если он сейчас зайдет и нанесет ответный удар? Он же все это здание сравняет с землей”. Но все это было как-то так отстранено… Я смотрел на это и думал, но все равно шел и не останавливался. А с другой стороны города доносилось эхо «Градов», скорее всего».
На следующий день, в субботу, Алексей, как и планировал, уехал в командировку. Которая продолжается и по сей день.
«Я выехал на три дня в командировку — мы там поработали. Позвонили по телефону руководству, спросили, что делать: возвращаться или нет. “Телекомпания захвачена. Неизвестно, будем работать или нет. Можете пока не приезжать”. Мы с коллегой-оператором сдали билеты, приехали в Киев. На этом моя Луганская эпопея окончилась. Правда, уволиться из телекомпании я смог только в декабре и мне отдали трудовую».
Ключи от своего дома Алексей хранит и сейчас. Кроме того, в Facebook он объявил флешмоб среди переселенцев — призвал их публиковать фото ключей от своих заброшенных домов.
«Я эти ключи не выкладывал из сумки, потому что ожидал, что в любой момент я уеду домой. Не дай Бог, я их потеряю, не смогу попасть — придется поднимать кипиш, бегать по городу, собирать ключи у родственников. А потом прошло какое-то время, я эти ключи куда-то забросил и долго не вспоминал. Однажды убирался дома и они попались мне на глаза. Я посмотрел, сфотографировал, написал пост — воспоминание, которое на тот момент на меня нахлынуло.
Я знаю, что у многих людей тоже есть какие-то свои ассоциации, есть свои воспоминания, но люди это берегут в себе, где-то глубоко прячут и это заставляет их страдать. Может, они даже этого не осознают, но есть у них немного страданий. Я призвал их поделиться — когда делятся своей бедой, становится легче».
Если раньше Алексей хранил ключи, потому что ждал возвращения домой, то за шесть лет войны его планы несколько изменились.
«Я не выбрасываю. Я жду, когда в Луганск вернется Украина, въедут украинские танки. Я смогу приехать в свой город, продать квартиру, забрать кошку, уехать оттуда и больше не возвращаться».
За шесть лет войны часть переселенцев прочно укоренились в новых городах, продали жилье на оккупированных территориях, потеряли или выбросили ключи от прежних квартир. Некоторые не считают нужным вспоминать то, что произошло, потому что сейчас эти люди счастливы.
Алексей перебирает связку ключей — его квартира, родительский дом, работа — он будто уже четко решил, что в Луганск никогда не вернется. В то же время объясняет, что важно вспоминать и напоминать, почему полтора миллиона украинцев были вынуждены покинуть свои дома.
«Об этом нужно говорить каждый день. И через шесть лет, десять и двадцать лет спустя, чтобы больше такая ситуация не повторялась, чтобы обратить внимание на проблемы переселенцев, чтобы обратить внимание вообще на проблемы в обществе. Потому что ключи — это просто ключи. Они, в сущности, уже ничего не значат, но они дают хороший повод вспомнить, что и как происходило, что стало причиной и уже осмыслить, можно ли что-либо изменить. Сейчас я смотрю на многие события, которые происходят в Украине и сравниваю с тем, что происходило в 2013-2014 годах в Луганске и меня пугают параллели, которые я провожу. Проблема в том, что многие мои друзья, знакомые, пережившие то же самое, у них такие же ассоциации, такие же взгляды, такие же страхи».
Полностью программу слушайте в аудиофайле
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Підтримуйте Громадське радіо на Patreon, а також встановлюйте наш додаток:
якщо у вас Android
якщо у вас iOS