Анастасия Багалика: Расскажите, в чем разница между восприятиям европейским и украинским трагедии в «Charlie Hebdo»?
Татьяна Огаркова: В Европе все эти события воспринимаются, как такие, которые непосредственно касаются всех жителей Европы. «Charlie Hebdo» действительно было большой трагедией в Париже, потому что расстреляли целую редакцию. То есть, это подняло проблему свободы прессы, свободы высказывания.
Уже 13 ноября этого года мы видели, что тут жертвы были абсолютно случайные. Европейцы воспринимают терроризм, как вещь, которая непосредственно их касается, в отличии от украинцев, которые наблюдают за этим со стороны. Мы даже видели дискуссии по поводу «Charlie Hebdo», что действительно есть разница, поскольку для французов свобода прессы, свобода этого сатирического, политического юмора является фундаментальной и очень важной.
Глядя с Украины, мы видели более сдержанные оценки. Была и критика, что так им и надо, потому что они оскорбили ислам. Хотя мы прекрасно понимаем, что эти карикатуры, которые публиковали «Charlie Hebdo» не столько оскорбляли ислам, сколько терроризм, который прикрывается религией – это в любом случае достойно сатиры и осуждения.
Лариса Денисенко: Хотелось бы поговорить о миграционной политике. Если посмотреть на этот год, то мы видим, что это случилось в января, потом это было в ноябре. Если это была концентрация на тех, кто посягнул на ислам, то это уже касалось абсолютно каждого человека без привязки к свободе слова. Как изменилась миграционная политика за это время?
Татьяна Огаркова: Действительно, миграционная политика изменилась и она продолжает меняться. В ближайшие месяцы будет длиться огромная дискуссия во французском обществе, которая касается того, каким образом можно защитить общество от мигрантов. Одна из таких тем, которая постоянно присутствует в медиа – во всех выпусках газет, радио – это тема об избавлении гражданства. Вопрос теперь стоит так: каким образом Франция может лишать гражданства лиц, которые были подозреваемыми или осуждены за террористические действия?
Если раньше во Франции могли лишить гражданства людей, которые имеют второе гражданство и получили французское менее, чем 15 лет назад, то сейчас идет речь о том, чтобы распространить эту норму на всех французов. То есть, даже на тех, которые имеют одно гражданство.
Еще нет решения, однако дискутируется возможность даже создание такого очень опасного прецедента. То есть, если мы лишаем человека гражданства, у которого только одно гражданство, мы понимаем, что мы создаем людей без гражданства – это тем более опасно.
Сейчас у власти во Франции находятся левые – это Француа Олланд, и у своей риторике они очень сильно используют в этом момент правые идеи, чтобы защитить этих людей, а это требует изменений в Конституцию. Чтобы мы понимали, насколько серьезное это чувство тревоги, которое вызывает этот терроризм.
Мы должны понимать, что когда мы говорим о терроризме во Франции, то очень часто люди, которые совершают террористические атаки они ни сирийцы, ни ливанцы, они ни иракцы – это зачастую люди с французскими паспортами. Это люди, которые вырастают в этой культуре и радикализируются в такой определенный способ.
Оливье Руа, один из исследователей ислама, говорит о том, что то, что мы сейчас видим – это не радикализация ислама, а исламизация радикализма. Что радикальные движения, которые существовали в Европе раньше, они сейчас приобретают форму именно исламского.
Это могут быть люды, которые приходят к исламу, как к большому наротиву в себе. И вот они часто становятся террористами. Поэтому проблема внутренняя, она не в Сирии, она не в Исламском государстве, и решать эту проблему нужно своеобразно изнутри.
Лариса Денисенко: Пытались искать на уровни воспитания, в чем там может быть сбой?
Татьяна Огаркова: Проблема очень сложная и очень комплексная. С одной стороны мы видим экспертов, которые говорят о том, что проблема радикализации молодежи, мы видим, что террористы – это люди, как правило, до 30 лет, что эта проблема не имеет социально-экономического объяснения.
Приводить аргумент, что это бедные кварталы и социально незащищенные люди – это не правильно. Так считает и Оливье Руа. Он говорит, что во Франции сотни тысяч молодых людей, которе живут в таких кварталах. При этом мы видим, что террористов из них десятки и сотни – не больше. Если бы социально-экономическое объяснения было главным, мы бы имели сотни тысяч террористов.
Во Франции и в других странах есть проблема социального исключения мигрантов во втором, третем поколении. Им очень сложно интегрироваться в это общество, которое создает невидимые стены. Терроризм каким-то образом есть последствием существования этих невидимых стен.