«Громадське радио»
О ходе освобождения пленных и заложников, захваченных боевиками на востоке станы говорим с представителем департамента освобождения пленных Министерства обороны Игорем Кураксой.
Анастасия Багалика: Сегодня стало известно о возможном обмене Юрия Солошенка и Геннадия Афанасева. Вам что-то известно об этом?
Игорь Куракса: Мы работаем по другим заложникам. Сейчас идет работа, о которой мы не можем говорить, пока она не будет произведена.
Анастасия Багалика: За последнее время, кроме сообщений о громких освобождениях политзаключенных из Российской Федерации, обменов почти не происходило. Почему так?
Игорь Куракса: Процесс обмена военнопленными заполитизирован и загнан в формат Минских соглашений, где он абсолютно не работает. На сегодняшний день его многие пытаются вытащить из минского формата, но работа идет тихо. Недавно СМИ сообщали, о том, что произошел обмен 2 на 2. Обмен реально был и это результат того, что происходило.
Дмитрий Тузов: Сколько людей находится сейчас в плену?
Игорь Куракса: Это несколько категорий людей — военнопленные, гражданские, которых держат с военнопленными и люди, которые проживают на оккупированной территории и задерживаются на основе местного законодательства. Местные органы власти там задерживают симпатиков Украины. В плену находится колоссальное количество людей, и мы даже не знаем их численности. Кроме того, многие ребята, которые не вернулись с поля боя, числятся пропавшими без вести. Пропали они без вести ли находятся в плену, мы не знаем.
Анастасия Багалика: В Минске оперируют цифрами 25 на 50.
Игорь Куракса: Это условные цифры. Они задекларированы, то есть та сторона четко говорит о том, что у них есть 25 украинских заложников. На самом деле, их однозначно больше.
Дмитрий Тузов: Среди пленных есть даже представители ООН. Ви слышали об этом что-то?
Игорь Куракса: Да, мы работали с этой информацией по просьбе Нины Карпачевой. Наши люди выходили на руководство ДНР. Там подтвердили, что человек находится в плену уже 3 дня и никак не обозначает то, что он является сотрудником ООН, хотя та сторона рекомендовала ООН заявить об пропаже сотрудника.
Дмитрий Тузов: Что мешает ООН заявить о том, что ее сотрудник находится в плену?
Игорь Куракса: Осторожность. Осторожность ООН — это как осторожность Красного Креста, представители которого не могут войти в камеры пленных.
Дмитрий Тузов: Можно ли как-то на них повлиять?
Игорь Куракса: Мы сделали все, что от нас зависело. Мы вышли на представителей СБУ, они вышли на Министерство иностранных дел, и мы предоставили им всю необходимую информацию.
Анастасия Багалика: Почему не всегда удается подтвердить наличие пленных в том или ином месте?
Игорь Куракса: Задержанных постоянно тасуют и перемещают с места на место. Освобожденные пленные рассказывали, что за время нахождения в плену их перемещали по 4-5 точкам.
Дмитрий Тузов: Это делается для того, чтобы нельзя было понять, сколько людей находится в плену?
Игорь Куракса: Безусловно. У них не хватает людей для обмена, и они хотят создать бесценный запас, которым можно шантажировать Украину. По инсайдерской информации, было прямое указание со стороны России насчет того, чтобы каждую неделю стремится захватывать новых пленных и сейчас там действительно идет охота за новыми пленными.
Анастасия Багалика: Удается фиксировать количество людей, которые попадают в плен?
Игорь Куракса: Да, за эти 1,5-2 года уже научились фильтровать информацию, проверять ее и все выяснять. Когда люди попадают в плен, информация об этом приходит молниеносно.
Анастасия Багалика: Почему до сих пор существуют отдельные военные, которых боевики за 2 года так и не согласились поменять?
Игорь Куракса: Людей, которые имеют высокое звание, стараются удерживать дольше и менять их на кого-то «подороже». Когда шли активные обмены, удавалось выменять и таких. Сегодня московские кураторы объясняют кураторам на оккупированных территориях, что нужно накапливать пленных и не менять их.
Если по ДНР еще и были какие-то официальные цифры, то в ЛНР, как правило, их скрывают.
Дмитрий Тузов: Вам что-то известно о Владимире Жемчугове — гражданском, которого обвиняют в помощи украинской армии? Во время взрыва у него оторвало руки, и он остался без зрения.
Игорь Куракса: Да, его удерживают в луганской стороне. Если в 2014-2015 годах разрешали забирать «тяжелых» людей, то сейчас даже это правило не работает. Раньше, для того, чтобы на них не легла ответственность за смерть человека, они нам отдавали особо безнадежных. Сейчас они спокойно относятся к смерти. Логика заключается в заполитизированности.
Анастасия Багалика: Говорят, что Украина хочет менять пленных, но нам некого предложить взамен. Это правда?
Игорь Куракса: Нам есть кого предложить взамен, правда, качество подбора людей для обмена разное. Людей, в освобождении которых та сторона заинтересована, как правило, четко называют. Они знают, в каком они состоянии и где они находятся.
Анастасия Багалика: То есть они присылают список требуемых людей?
Игорь Куракса: Да, сейчас это 1-2 человека, максимум — 5.
Анастасия Багалика: Как юридически решить эту ситуацию?
Игорь Куракса: Во-первых, существует юридический компромисс. Во-вторых, нашей страной не нарушается уголовное право и всегда есть возможность провести амнистию.
Дмитрий Тузов: Вы сказали, что заполитизированность процесса мешает обмену. Означает ли это, что чем больше мы говорим об этих людях, тем сложнее их освободить?
Игорь Куракса: Заполитизированность — это выдвижение политических требований вместо поднятия вопросов обмена. Об этом нужно говорить, общественность должна работать.
Дмитрий Тузов: Кто может сейчас повлиять на процесс и активизировать обмены?
Игорь Куракса: По аналогии с Грузией, необходимо объединится нашей общественности. С этой проблемой первыми сталкиваются семьи пленных и общественные организации, которые занимаются реальным поиском. На сегодняшний день силовики не имеют в своем функционале задачи, ориентированной на поиск и освобождение пленных.
Дмитрий Тузов: Тогда я думаю, что стоит назвать имя заключенного сотрудника ООН. Это Юрий Супрун. Он уже третий месяц пребывает в плену. Пока все попытки его обмена и освобождения успехом не увенчались, но надежда есть.
Игорь Куракса: Часто, когда челок попадает в плен, заявление о нашей осведомленности спасает ему жизнь. Это спасло жизнь, например, Анатолию Полякову и Василию Будику.
Дмитрий Тузов: Что нам известно об условиях содержания пленных?
Игорь Куракса: Информация очень слабая. В Днипре есть общественное движение матерей и родственников, попавших в плен. Им удается даже передавать продукты питания на ту сторону.