Накануне Дмитрий уже уехал в Москву и по телефону мы расспросили его о нынешнем положении и состоянии здоровья известного политзаключенного режиссера.
Михаил Кукин: Эта колония, насколько я понимаю, имеет более строгий режим, чем колония в Якутии, где Олег был до этого?
Дмитрий Динзе: Я бы не сказал, что более строгий. И та, которая в Якутии, — это строгий режим, и та, в которой он содержится, — строгий режим. Колонии подразделяются на «красные» и «черные» — есть такой сленг. «Красные» — где заправляет в основном администрация колонии и люди, которые сотрудничают с этой администрацией. «Черная» зона — это зона, где заправляют в основном заключенные в колониях. И есть еще такое понятие, как «коричневая» зона, где смешанный порядок: администрация договаривается с заключенными, с разными людьми из преступной криминальной среды.
Олег сидел в «черной» зоне. Внешне она была «красной» — когда приезжали проверки, перекрашивалась в «красную».
Михаил Кукин: А эта на самом деле «красная»?
Дмитрий Динзе: Да. Это на самом деле «красная» зона. Там все строго по распорядку: есть отбой в 22.00 — значит в 22.00, есть подъем в 6.00 — значит в 6.00, два построения, еще и промежуточные. Там людей гоняют, чтобы они ни о чем не задумывались, там люди работают. Все должны быть чем- то заняты.
Михаил Кукин: Занят уже чем-то Олег? Насколько я понимаю из вашего предыдущего интервью, ему предлагали заняться сферой культуры?
Дмитрий Динзе: Понимаете, все эти специфические должности: в доме культуры заведовать, в библиотеке или в столовой работать, они все предполагают под собой какое-либо сотрудничество с администрацией. А Олег всегда, даже в Якутии, держался нейтрально — и от администрации подальше, и от уголовников, от криминальной среды подальше. Он был сам по себе. Человек, который со всеми имел ровные взаимоотношения. Поэтому он не склонялся ни в какие библиотеки, театральные кружки или, наоборот, не шел работать в производство — ему это просто неинтересно.
И здесь та же самая ситуация. Он не считает нужным идти работать, скажем, на какую-то облегченную работу или на творческую на благо колонии, потому что тогда получается сотрудничество, тогда его не поймет криминальная среда. В то же самое время, он не хочет работать на производстве, потому что он занимается своим творческим процессом, у него куча своих дел.
Сейчас в колонии, в которой он находится, очень много ненужных телодвижений, как он считает: всякие построения, какая-то ненужная беготня, проверки и так далее. А он хочет заниматься творчеством, своими сценариями: пишет рассказы, сценарии отрабатывает.
Он постоянно в каком-то своем творческом процессе
Михаил Кукин: Он не подвергается там никаким преследованиям или опасностям в связи с этим?
Дмитрий Динзе: Я задал этот вопрос руководству колонии. Говорю: «Человек вообще не хочет заниматься, а принудительный труд у нас запрещен. Надеюсь, не будет никаких конфликтов, связанных с тем, что вы ему предлагаете одно, второе, а он от всего отказывается». Мне было сказано, что он со своим временем волен делать то, что посчитает нужным. Никто его не будет принуждать к какой-то работе, не будет его к чему-то еще принуждать. Просто говорят, что это большой плюс заключенному, если он чем-то занят, может получить какие-то поощрения.
Михаил Кукин: И какие-то деньги заработать, я так понимаю, очень небольшие.
Дмитрий Динзе: Да. Я бы сказал, очень небольшие. Соответственно, Олегу тоже это неинтересно. Потому что Олег считает, что он должен заниматься творчеством. Когда он выйдет, это творчество должен показать людям и представить все, что он наработал за эти годы.
Михаил Кукин: Что его перевозили из Якутии, было известно еще с лета. Решение было принято 21 июля, но перевозить стали в октябре. Очень долго никто не знал куда. Насколько я понимаю, были какие-то надежды, что его везут для обмена.
Дмитрий Динзе: Да. Олег посчитал, что его везут для обмена. Это потом ему оперативники сказали, что не для обмена. В связи с тем, что в Якутии начались общественные движения и активисты начали в его пользу вешать разные плакаты, выступать, они решили его засунуть еще дальше, ближе к Полярному кругу, где вообще невозможно никакой творческой активности, никакой активности вообще. Где всем пофиг, что будет происходить вокруг Олега.
Михаил Кукин: Я правильно понимаю, что едва попав в новую колонию, Олег Сенцов сразу попал в штрафной изолятор, но не потому, что как-то проштрафился в колонии, а были еще последствия этапа?
Дмитрий Динзе: Да, это последствия этапа. Колония не имеет отношения к его помещению в штрафной изолятор. Это по вине Иркутского централа, где на него пытались повесить многочисленные так называемые полосы в личное дело, чтобы лицо было еще более сильно поднадзорным, чтобы в отношении лица можно было применять разные репрессии, чтобы в колонии за ним был спецнадзор, спецрежим. Соответственно, его вызвали на административную комиссию и сказали: мы тебе ставим еще три полосы к той полосе, которая у тебя есть как у экстремиста. Они собирались поставить ему дезорганизацию деятельности колонии, поставить, что он особо опасен и агрессивное поведение. Он с ними начал спорить, в итоге ему оставили агрессивное поведение и еще в догонку ШИЗО назначили, которое было исполнено в колонии, куда он приехал.
В результате этого «торга» почему-то экстремистская полоса пропала, осталось только агрессивное поведение
Михаил Кукин: Насколько отличается климат? Я так понимаю, там так же холодно, как в Якутии, но еще и сырость большая.
Дмитрий Динзе: Большой минус региона, где он сейчас находится, это сырость и на фоне сырости низкие температуры. Там сейчас -16, -17, к концу этой недели будет -25.
Михаил Кукин: Как это отражается на его здоровье и на самочувствии?
Дмитрий Динзе: Во-первых, его по этапу везли достаточно отвратительно. Это все по холоду, по тундре. Он ехал в «столыпинском» вагоне, автозаками перевозили и так далее. Фактически все на колесах, он нигде не летел.
Я думаю, хотели реально подорвать его здоровье: все время в холодных автозаках, в поганых вагонах, плюс — сидеть в сырых неотапливаемых камерах. На этом фоне, естественно, у него обострилось заболевание сердца, артрит, а еще и ревматизм. В Якутии он был нормальный упитанный молодой мужчина, а здесь я его увидел — килограммов 15 он точно скинул. Он осунувшийся, потерял достаточно много веса. Я даже удивился. Он говорит, что питание отвратительное, где-то вообще ничего не ел, потому что есть было невозможно. Продукты все на этапе закончились, передачек никуда нельзя было передать.
Слушайте полную версию разговора в прикрепленном звуковом файле.