Савченко это «токсичный актив» для Путина, — нардеп Рябчин о поездке в Россию

Татьяна Трощинская: Вчера вы вернулись из Новочеркасска. Расскажите о своих впечатлениях?

Алексей Рябчин: Длительный перелет дался достаточно тяжело. Но больше всего мы переживали за 78-летнюю маму Надежды Савченко. Впечатлений много: чтобы понять то, какие у нас свободы, — нужно побывать в России. Это то, что мы также слышим в Донецкой, Луганской области и в Крыму. После этого чувствуешь, за что ты борешься, какую страну строишь и понимаешь цену своего проигрыша.

Лариса Денисенко: Вам предъявляли претензии на границе, когда смотрели паспорта? Было похоже, что о вашем прилете и его целях знали?

Алексей Рябчин: Меня радует, что и в Кишиневе, и в Минске, и в Москве узнают маму Надежды Савченко. Я уже не первый раз летаю на суд: постоянно сканируют каждую страницу паспорта. Но в этот раз меня, Алену Шкрум и Ивана Крулько отозвали в другую комнату для дополнительного общения. У нас был час на пересадку, но нас продержали там 40-45 минут, задавая глупые вопросы. А потом просто сняли с рейса. Но мы рады, что мама прошла, села в самолет и успела на суд.

Мы добрались следующим рейсом. Два дня у меня не работал телефон, а когда мы сидели в гостинице и общались с адвокатами, рядом с нами сидела пара и разглядывала пустое меню. Ощущение, что тебя постоянно контролируют, — угнетает. Но это свидетельствует о том, что процесс Надежды Савченко настолько неудобен России и токсичен для нее. Только гласность, демократия и прозрачность может спасти Надю.

Но у нас есть еще много узников: Кольченко, Сенцов, Афанасьев. Этих людей мы должны спасти, но у них нет такой политической подоплеки, как у Нади. Если бы Надя не была депутатом и членом Парламентской ассамблеи, ее судьба была бы схожа с остальными. А так мы видим, что перспективы есть, и для нас это будет символической победой.

Татьяна Трощинская: Я бы хотела вернуться к истории с фальсифицированным звонком адвокату. Что это было на самом деле?

Алексей Рябчин: Мы понимаем, что это действия спецслужб. Нет сомнений, что были просчитаны психотипы адвоката, консула, подобрана ситуация. В то же время у меня вопрос и к нашей стране. Почему кто-то из администрации президента может позвонить консулу, а он не может дозвониться (или не пробовал) министру иностранных дел, которому он подчинен? Почему чиновники по таким вопросам разговаривают на русском языке? Разговаривали бы на украинском — не было бы таких провокаций. Но вопрос не в самой провокации, а в том, как мы на нее отреагируем и как укрепим государство. Для нас дело чести — показать, что этого больше не повторится.

Лариса Денисенко: Как отреагировал адвокат на то, что его вовлекли в это?

Алексей Рябчин: Мы видим, что сейчас он пытается повернуть ситуацию вспять. Он принес извинения за оплошность, которую сделал. Хочу сказать, что этот адвокат неугоден власти и было много попыток дискредитировать его.

Татьяна Трощинская: Что происходит в информационном поле России по поводу дела Надежды Савченко?

Алексей Рябчин: Савченко мелькает на всех телеэкранах: аналитические сюжеты, красивая инфографика. В России подается «разжеванная пища», которую остается только проглотить. Закладывается одна точка зрения: как мы показали, так и есть. О Савченко говорят как о человеке с президентскими амбициями и высоким рейтингом. Они моделируют ситуацию, что ее освободят, но с коннотацией того, что это развалит всю систему.

Татьяна Трощинская: Что удалось сделать для Надежды и как можно подытожить сейчас ситуацию дела?

Алексей Рябчин: Главное, что Надежда Савченко прекратила сухую голодовку. Мы записали видеообращение к мировым лидерам и считаем, что настало время их финальных заявлений. Должно быть давление на Россию: Савченко должна оставаться «токсичным активом» и ее срочно нужно вернуть на родину. Мы поменяем ее на одного из российских военнопленных, либо немецких, американских, россиян, которые обвиняются в шпионаже, — нам не важно, каким образом это будет сделано. Надя стала для нас моральным авторитетом и я прогнозирую, что она будет сильным политиком.