«Я стараюсь рассказывать о своем состоянии, писать в Фейсбуке, потому что ни у кого из наших политзаключенных, которые голодают, нет возможности рассказывать о том, как это происходит. Никто не может каждый день писать в Фейсбуке: сегодня у меня была такая головная боль, что хотелось выпрыгнуть в окно».
Виктория Ермолаева: Расскажите несколько слов о себе.
Елена Самойленко: Мне 33 года, у меня трое детей. Я родилась и выросла в городе Антрацит Луганской области, уехала оттуда и вывезла свою семью с началом боевых действий и оккупации моего города. Я училась в Луганске, защитила там кандидатскую по прикладной математике.
Долгое время работала журналистом в горячих точках. Работала в Крыму со 2-го по 19-е марта — до момента выезда. Поэтому крымская история — для меня это своя, немного личная, больная история. Я видела, насколько цинично и страшно происходила эта аннексия.
Я начала голодовку, потому что не видела другой возможности для себя солидаризироваться с нашими ребятами, которые переживают очень тяжелые этапы отчаяния, боятся быть забытыми. Мне хотелось даже себе самой дать определенное напоминание, чтобы не забывать о том, что они там, что им нужна помощь, в том числе информационная поддержка.
Это не состояние слабости, не предобморочное состояние, а ощущение, что все в любой момент может закончиться
Виктория Ермолаева: В чем заключается ваша голодовка?
Елена Самойленко: Это полная голодовка на воде.
Виктория Ермолаева: 39 дней вы употребляете только воду, наверняка не очень хорошо себя чувствуете.
Елена Самойленко: Да, я не очень хорошо себя чувствую.
Виктория Ермолаева: Вы ведете своеобразный дневник в Фейсбуке, описываете свое состояние, процессы, которые происходят с вашим организмом. Чем знаменуется 39-й день?
Елена Самойленко: 38-39-й день в моем случае (а это достаточно индивидуальный момент) знаменуется очень тяжелыми головными болями. Они незнакомые, таких головных болей у меня раньше не было. Это сложное состояние. Ты пробуждаешься с головной болью, ходишь с ней целый день. Иногда кажется, что она сейчас тебя выключит.
Есть мышечная слабость, но она появилась давно. Мне тяжело подниматься по лестнице. Я могу преодолевать лестничный пролет в течение пяти минут. Тяжело поднимать предметы, которые раньше казались легкими. Например, поездка сюда на метро – это уже требует большого ресурса. Чтобы приехать к вам, я, наверное, сознательно спала больше 16-ти часов. Это процессы, которые подчиняют себе все течение жизни – уже невозможно не обращать на них внимание.
Виктория Ермолаева: Как все начиналось? Что было самым сложным в начале этого процесса?
Елена Самойленко: Физически сложными были первые десять дней. Они всегда самые сложные. Идет активная потеря веса, сильные головные боли, слабость. Я могла проснуться от того, что мне очень холодно. Могла проснуться от того, что очень хочется есть. Появляется очень тяжелый запах изо рта и от тела. Я сейчас вынуждена очень часто принимать душ или чистить зубы. Начинают кровоточить десна, шатаются зубы. Это мешает не только восприятию самого себя, но и коммуникации с людьми.
Виктория Ермолаева: В этом состоянии вы продолжаете работать?
Елена Самойленко: У меня семья переселенцев. Нас пять человек – у меня трое детей, родители. Я главный добытчик в семье, поэтому продолжаю работать.
Виктория Ермолаева: Вы говорите, что первые десять дней самые сложные. А что потом?
Елена Самойленко: Потом организм переключается на выработку глюкозы, вырабатывается специфический гормон глюкагон, печень под действием этого гормона начинает получать глюкозу из жиров. Организм переключается на относительно автономное питание. Так сильно есть после десятого дня уже не хочется. Есть определенная слабость, моментами даже наступают эйфорические состояния из-за того, что организм сам себя подхлестывает выбросами адреналина. Начинается сухость кожи. Сохнут локти, ступни.
Бывает бессонница, тяжелые засыпания, кошмарные сны. Сейчас, кроме головной боли, у меня болят глаза. В углах глаз появляются небольшие точечки, которые маячат – это уже недостаток витаминов группы В.
Виктория Ермолаева: Политзаключенный Олег Сенцов голодает уже 90 дней. Вчера появилась его свежая фотография. В России утверждают, что именно так сейчас выглядит Олег. Адвокат Сенцова Динзе заявляет, что все хуже, чем представлено на фото. Что вы можете сказать, как меняется внешний вид?
Елена Самойленко: Мы знаем, что принудительно Олег получает глюкозу. Мы не знаем, какие еще составы вводятся Олегу. У меня такое ощущение, что задача тюремных медиков и людей, которые курируют его дело, протянуть такую голодовку как можно дольше. Когда организм получает глюкозу, все процессы, о которых я говорила, происходят, но намного медленнее. В принципе Олег может выглядеть так, но чувствовать себя может намного хуже.
Виктория Ермолаева: Вы решили для себя, когда прекратите голодовку?
Елена Самойленко: Мне бы не хотелось лукавить, говорить, что я буду голодать до смерти. Я не знаю, захочу ли я продолжить голодовку и умереть, когда окажусь в критической ситуации. Скорее, захочу ее прекратить.
Мне кажется, любая голодовка – Олега, Балуха, Шумкова – это не о смерти. Все эти голодовки о любви и о жизни. О любви к своим близким, о желании быть с ними и о желании жить, а не потеряться в этих безумных сроках и в Заполярье.
Я тоже очень хочу жить, но надеюсь, что какое-то время смогу информировать о своей голодовке и рассказывать, как это происходит. Мне это кажется важным. Лучший финал для нее – чтобы все прекратилось, Олег вышел на свободу, произошел какой-то обмен. Но я допускаю, что мне станет настолько плохо, что я просто прекращу ее, чтобы выжить.
Слушайте полную версию разговора в прикрепленном звуковом файле.