«Громадське радио»
Александр Павличенко, председатель правления Украинского Хельсинского союза по правам человека (УХСПЧ), рассказывает о том, зачем была создана коалиция правозащитных организаций «Против пыток».
Михаил Кукин: В чем необходимость создания такой коалиции? Почему эти 12 правозащитных организаций не могли самостоятельно бороться с пытками, если такая проблема действительно существует?
Александр Павличенко: Скорее всего это уже развитие процесса, когда эти же организации в течение многих лет совместно работали над преодолением безнаказанности и борьбы с пытками и жестоким обращением. На сегодня для того чтобы подойти к каким-то стандартам и выработать совместную платформу, было предложено оформить нашу совместную деятельность в рамках коалиции.
Например, Харьковская правозащитная группа (ХПГ), где я и работаю, этим вопросом занимается. Уже в 1996 года харьковской правозащитной организацией был реализован первый большой проект о борьбе с пытками в правоохранительных органах.
Елена Терещенко: Насколько масштабной и серьезной является эта проблема для Украины? Судя по тому, что вы объединяетесь в коалицию, вы считаете эту проблему серьезной. О каких масштабах идет речь?
Александр Павличенко: Самая большая опасность — это государственные органы и прежде всего правоохранители, которые и применяли эти пытки, выбивая показания у задержанных. Это проблема, которая существовала в Украине еще в 90-е годы и продолжалась в 2000-е. Одним из таких ярких примеров было дело Игоря Индило, и таких дел на самом деле много.
К сожалению, эта практика не была наказана должным образом, и точка не была поставлена. Внесенные изменения в Уголовно-процессуальный кодекс Украины, которые были приняты в 2011 году, существенно сократили количество такой практики. Потому что полученная информация, признания, которые раньше использовались в качестве доказательства вины, уже по существующему новому кодексу не могут признаваться такими. То есть была выбита определенная основа у дознавателей, но, тем не менее, разными способами это продолжает осуществляться в меньших масштабах, но проблема остается системной и беспокоящей. События, связанные с войной на востоке, подняли уровень этой жестокости, и мы теперь имеем факты, когда и сторона, неподконтрольная украинской власти, применяет пытки, и, к сожалению, такие факты есть и на подконтрольной Украине стороне.
Михаил Кукин: А можете привести конкретные примеры?
Александр Павличенко: События касаются прежде всего 2014-2015 годов, когда была острая фаза военных действий и любые подобные события могли повлечь за собой точно такую же ситуацию. Можно говорить, что это зеркальное отображение того, что происходило и было инициировано сепаратисткой стороной.
В плен захватывали представителей, которых считали или симпатиками или наоборот активными участниками конфликта, например, их захватывали на блокпостах, возможно, даже с оружием. В плен захватывали и представители тех же добровольческих батальонов. Мы имеем задокументированные факты, когда этих лиц пытали, когда были и погибшие и исчезнувшие.
Михаил Кукин: Но ведь очень тяжело задокументировать подобное. Как вы это сделали?
Александр Павличенко: Я могу навести пример, который произошел летом 2014 года в Лисичанске. Мама пропавшего рассказывала о том, что ее сын, который выехал с неподконтрольной территории, проехал блокпосты, которые контролировались украинскими вооруженными силами, после чего с ним был утерян контакт, и он исчез. Она верит, что он до сих пор жив и где-то скрывается, но, к сожалению, представители батальона «Айдар», я даже знаю, кто конкретно принимал в этом участие, непосредственно были причастны к похищению этого человека и к тому, что он расплатился своей жизнью за машину, на которой он выезжал.
Пример с батальоном «Торнадо», который у всех на слуху, — это видимая часть этой проблемы, которая показывает, что украинская сторона все-таки борется с этим и старается навести порядок и наказать тех, кто применял такую неправомерную практику.
Проблема в том, что, к сожалению, некоторые имена героев, по нашей информации и со слов жертв и очевидцев, тоже связанны с совершением таких преступлений, как, например, пытки.
Михаил Кукин: В прошлом году был достаточно громкий скандал с мониторинговой миссией ООН и так называемыми тайными тюрьмами СБУ. Я так понимаю, что это тоже подпадает под противодействие пыткам. Есть ли какое-то развитие?
Александр Павличенко: Да, конечно. Есть развитие в положительную сторону, потому что мы встречались с группой мониторов, которые у нас спрашивали, какие вопросы необходимо изучить, куда поехать, с кем встретиться и что увидеть. После такой встречи они начали свою официальную программу визита, которая была прервана из-за того, что их не допустили в следственный изолятор СБУ, которых не должно быть вообще, они незаконные.
История о комитете, который приехал с мониторинговым визитом, закончилась тем, что их удалось убедить в том, чтобы продолжить прерванный визит. Они согласились и приедут инспектировать места несвободы, получив гарантию, что получат допуск ко всем местам, которые они хотят посетить.
Был и другой случай, когда Уполномоченная Верховной Рады Валерия Лутковская приехала с необъявленным визитом в харьковское СБУ и пыталась найти там людей, которые находились там незаконно, будучи лишены свободы, но их оперативно перевели в другие места содержания, и она ничего не увидела.
Елена Терещенко: Имеете ли вы свободный допуск к местам несвободы?
Александр Павличенко: Мы можем посещать следственные изоляторы и колонии, где содержаться люди, которые уже имеют приговор, имеющий юридическую силу. К сожалению, наш мандат не распространяется на тех, кто прибывает под судом и следствием. Сейчас мы стараемся изменить законодательство, чтобы все-таки получить возможность контролировать эту категорию лиц, которые наиболее подвержены возможному риску физического насилия над ними.
Кроме того, есть независимый национальный превентивного механизм, который работает в составе института Уполномоченного по правам человека. Они могут осуществлять такие визиты в любые места несвободы.
Елена Терещенко: А вы можете общаться с осужденным один на один?
Александр Павличенко: Да, 24 статья Уголовно-исполнительного кодекса Украины предполагает беседу с осужденными в отсутствии администрации. Но здесь есть определенные ограничения.
Мы видели и общались с десятками, если не сотнями тех, кто был осужден к пожизненному сроку, — есть разные люди. Но общаться вдвоем с глазу на глаз у нас не получалось, мы общались через решетку, а администратор отходил на определенное расстояние, чтобы не слышать. Как привило, серьезных проблем с такой категорией осужденных в плане нарушения их прав — нет.
Михаил Кукин: Я так понимаю, что если речь идет о людях уже отбывающих срок, к ним реже относятся истории применения пыток.
Александр Павличенко: Я не согласен с вами. Мы столкнулись с тем, когда лиц, которые уже получили приговор, перевозят в места отбывания наказания, и отдельные пенитенциарные институты, колонии, по прибытию их начинают избивать, демонстрируя, куда он попал.
У нас был очень жестокий случай, когда в 77-ю колонию приехали 13 осужденных, и их всех избили. И, к сожалению, добиться нормального расследования этой ситуации при явных доказательствах избиения очень сложно.
Михаил Кукин: Насколько я знаю, там это очень часто делается руками других заключенных, а не собственно надзирателями.
Александр Павличенко: Это так называемые, добровольные помощники — вторая проблема. Даже то же существование иерархизации и существование «отторженных» — это тоже одна и форм жестокого обращения и пыток.
Елена Терещенко: Какая сейчас ситуация в детских и женских колониях?
Александр Павличенко: В детских колониях ситуация существенно изменилась в лучшую сторону. Во-первых, в связи с изменением законодательства, существенно уменьшилось количество контингента, количество измеряется уже не тысячами, а сотнями, и работать там стало намного комфортнее и удобнее. Моменты пыток и насилия там уже пройдены, и таких фактов там нет и близко.
Я был в трех женских колониях. Ситуация там существенно отличается от мужских, и там намного более гуманная обстановка. Вместе с тем, есть условия содержания более качественного уровня. Та же Качановская колония, в которой отбывала срок Юлия Тимошенко. Условия там, и физические, и отношение между администрацией и персоналом, совершенно отличаются от других условий в других колониях, не говоря уже о том, какие они в мужских колониях. Качановскую колонию я мог бы предложить в качестве образца по отношению к другим колониям.
Михаил Кукин: Чего правозащитные организации добываются созданием коалиции?
Александр Павличенко: Прежде всего, это определенное объединение ресурсов, это и мониторинговые организации, которые занимаются и социальными исследованиями, и мониторингом по отдельным аспектам, это и те, кто собирает информацию, например, связанную с конфликтами, где проявляются факты насилия, в частности насилие на востоке. Наши обе организации, и ХПГ и УХСПЧ, занимаются конфликтом на востоке, УХСПЧ также занимается конфликтом в Крыму. Эти факты насилия и есть объектом для работы коалиции. И самое главное — вопрос общения с людьми, которые стали жертвами насилия, и возможности оказание им посильной помощи. Прежде всего, мы оказываем правовую помощь, но также подключаем социальную, психологическую или медицинскую помощь, реабилитационную программу — то, чего практически нет.
Вскоре мы будем презентовать отчет по военнопленным, которые подверглись насилию, будучи в зоне конфликта. Могу сказать, что только единицы прошли через психологическую и медицинскую реабилитацию, которая требуется. Наше общество было неготово к таким вызовам.