«Мы многое пережили и потеряли. Сейчас мы с друзьями вспоминаем эту дату не только как дату погибших на Майдане, а как дату погибших вообще, как начало жизни Украины. С того момента мы потеряли очень много друзей и близких. И все это ты можешь обсудить только с теми, кто понимает», — говорит Алина.
Ирина Сампан: То, что происходило вчера: противостояние против силовиков и полицейских, драки. Как тебе все это видеть?
Алина Горгуль: Первая годовщина после Майдана была самой адекватной. Тогда собрались люди, которые там были, волонтеры, которые помогают в самые тяжелые для Украины дни. Тогда мы увидели тех, с кем плечом к плечу стояли на Майдане. Эта встреча не была радостной, мы не хотели встречаться именно по этому поводу. Но, к сожалению, эта дата нас все время собирала.
Виктория Ермолаева: По данным правоохранительных органов, более 20 разных организаций в эти дни готовят провокации, в центре Киева в том числе. Как вы к этому относитесь?
Алина Горгуль: Я понимаю, что среди людей, которые сейчас находятся там, адекватных нет. Есть люди, которые пришли вспомнить погибших. Их видно по лицам, по тому, как они одеты, по глазам, в конце концов.
То, что сейчас происходит на Майдане, оскорбляет не меня. Это оскорбляет тех, кто погиб на том месте, кто отдал свою жизнь за то, что мы ходим по этому Майдану
За все время Майдана я не получила ни копейки. И моя совесть чиста, парни погибли не за то, чтобы мне дали 300-400 гривен. Сейчас я хожу по Майдану с чистой совестью. А тем людям, которые там сейчас, просто хочется посочувствовать.
Ирина Сампан: Почему вы пошли на Майдан? На то время вы были студенткой.
Алина Горгуль: Я ходила на Майдан после пар. Мне было интересно. Когда были «окна» или пары начинались с обеда, я ходила на Майдан утром.
В один прекрасный день я поняла: я знаю, что происходи утром, днем и вечером, но хочется увидеть, что происходит ночью. Получилось так, что первая ночь, когда я решила остаться на Майдане, — ночь разгона студентов.
Виктория Ермолаева: Вы тогда пострадали?
Алина Горгуль: Я об этом узнала только на следующий день — в состоянии шока не чувствуешь. Разгон был с 4.00 до 5.30 утра, потом я искала подругу, которая ушла в другую сторону, мы вместе пришли в Михайловский, перемотали кого-то, оказали помощь. В тот день я попала домой в 9.00 утра. Уже в 14-15 я снова была на Майдане, на Михайловской.
Наверно, только потом, когда я немного успокоилась, поняла, что у меня есть гематомы, болит спина, на руке синяк. Это все было потом, когда пришло осознание, что случилось.
Ирина Сампан: Но страх не разогнал студентов, а еще больше сплотил.
Алина Горгуль: Знаете, первая мысль после разгона, когда уже пришел домой: а что это было. Ты стоял в шоке, не понимал, что происходило. А когда смотришь видео, не веришь, хотя сам там был.
Сначала у многих, как и у меня, была жажда мести: избить, добить. Когда Майдан разогнали по разным сторонам, я пошла искать подругу. Мне навстречу шел батальон Беркута, и я взорвалась. Я кричала на них всеми матами, которые знаю. Я кричала: «Чтобы ваши дети и жены почувствовало то, что сейчас чувствуем мы. Чтобы их так избили, а вы ничего не смогли с этим сделать».
А потом жажда мести переросла в жажду справедливости. Особенно, после того, как прошли трагические дни на Майдане. Ты понимаешь, что тебя побили и был разгон студентов, но это не главное. Потом главным было найти, кто убил Небесную сотню, кто стрелял, ведь есть видео, но никто не наказан.
А сейчас и это отошло на второй план. Главное сейчас — вернуть парней живыми с передовой.
Виктория Ермолаева: Что вы помните про трагические дни февраля 2014 года?
Алина Горгуль: Тогда с друзьями по Майдану я оказалась во Львове. На новогодние праздники ездила домой к родителям отдыхать. И там было морально тяжело во время всего Майдана как-то отстаивать свои права. Отстаиваешь их перед родными, не можешь объяснить, почему тебя побили. Все равно виноват ты.
Ирина Сампан: Семья не поддерживала вас?
Алина Горгуль: Не поддерживает все три года. С семьей я по разные стороны баррикад. Мы просто стараемся не общаться на тему политики, Майдана, что я волонтер, была на передовой. Остались семейные темы. Все.
Во время расстрела Небесной сотни я оказалась во Львове с друзьями по Майдану. Я жила у них месяц, проходила практику. Мы пошли на Майдан во Львове. И тут мы видим прямую трансляцию с киевского Майдана. Это был шок для всех. Никто не понимал, что происходит — только огонь на экране.
В этот момент мы с друзьями решили поехать к военной части во Львове (Стрыйська-Рубчака). Там блокировали Беркут (тогда львовский Беркут выезжал на киевский Майдан — прим. Ирины Сампан).
До этого было так, что они выносили шины, помогали с дровами — не хотели ехать. Но в тот роковой день мы стояли перед военной частью. На втором этаже у них склад и панорамные окна. И мы видели, что они массово начали собирать экипировку. Но мы думаем: это же Львов, сейчас они выйдут, сфоткают, отзвонятся, что их блокируют, и ничего не могут сделать.
Люди собрались у входа, и тут в них полетели светошумовые. В людей, во Львове, возле военной части, когда горит киевский Майдан, летит светошумовая! Это было что-то вообще непонятное.
Тогда люди, которые там стояли, начали бросать коктейли Молотова. Я на всех сайтах Евромайдана написала: скорее сюда, срочно. Потом отошла и позвонила в скорую, сказала, что там живу, и что-то горит. Когда вернулась, там уже был огонь: горел весь КПП, они начали откидывать шины, которые мы подожгли, ближе к своему зданию, из-за этого загорелось здание и казарма. Закончилось все без особых жертв, было много тех, кто надышался всем этим — кефир я пила дня два, была немножко оглушена.
Ирина Сампан: Вы получили награду «Чарівна сила України». Что это за награда?
Алина Горгуль: Можно сказать, это капелланская награда. На Майдане с нами весь год были капелланы, среди них — Валентин Серовецкий, которого уже нет в живых. Этот человек прошел весь Майдан, фронт, был в плену, потом долго лечился, опять ездил на передовою. Он переживал за всех нас и во время Майдана, и после.
Эту награду мне вручили где-то на годовщину Майдана. Он сделал подарок мне, девочкам из «Нічної варти», парням, которые выступали на народной сцене во время Майдана. И на эту награду Валентин Серовецкий подал нас сам.
Ирина Сампан: Сейчас вы занимаетесь волонтерством в военном госпитале и на передовой. По вашему мнению, что делает президент, Генпрокуратура касательно расследований, того, что вы видите на передовой.
Алина Горгуль: Лучше бы в некоторые дни я не открывала новости, соцсети, не читала, что происходит. Ты читаешь о повышении тарифов, что идет блокада, Порошенко это не нравится. Но при этом никто из вышестоящих не вспоминает о простых людях, о погибших.
Я устала читать любые комментарии про нашу власть на заборах.
Немногие страны могут похвастаться, что основную характеристику президента, Генштаба, ВРУ можно прочитать на заборе, в лифте и в туалете
Многие люди согласятся со мной: почему я, законопослушный гражданин своей страны, который платит налоги, должна соблюдать Конституцию, если гарант Конституции — ее главный нарушитель.
Ирина Сампан: Вы из Мариуполя. Сейчас город изменился?
Алина Горгуль: К сожалению, нет. Осталось много людей, которые не поддерживают украинскую власть и украинских военных. Есть те, которые поддерживают, но большинство — скрытая поддержка, «диванные патриоты».
Многие люди, особенно, старше 30 лет, Мариуполь никогда не считали донецким: «Мы Приазовье — мы отдельно от Донецка». При этом сейчас: «А почему бы не Россия? Мы же к ним близко».