Глава поисковой миссии «Черный тюльпан» Ярослав Жилкин, говорит, что за 10 месяцев работы поисковики нашли и переправили на подконтрольные властям территории более 600 контейнеров с телами и фрагментами тел. Волонтеры «Черного тюльпана» целенаправлено ищут тела погибших украинских военных, однако находят также и останки погибших боевиков. «Мы придерживаемся позиции, что все погибшие должны вернуться к своим родным» — объясняет Жилкин. И тут же говорит, что во время активных боевых действий тела погибших меняют на живых пленных. «Так недавно был освобожден плененный под Марьинкой боец 28 бригады Роман Марченко» — рассказывает Жилкин.
У студії «Громадського радіо» зараз Ярослав Жилкін, голова пошукової місії «Чорний тюльпан», яка діє з вересня місяця 2014 року. Ми поговоримо про те, як відбуваються пошуки тіл загиблих українських військових, які є новини від місії. Я знаю, пане Ярославе, що ви повернулися з виїзду. Ви регулярно повертаєтесь з виїздів, тому весь час є якісь новини з окупованого Донбасу.
Время от времени приходятся приезжать туда, на место, в ввиду того, что некоторые вопросы накапливаются. В телефонном режиме непринято обсуждать, поэтому приходится приезжать на место и выяснять какие-то обстоятельства. Вот недавно вернулся. Ребята продолжают там работать. Вчера, к сожалению, вооружённые силы Украины понесли потери: 7 человек подорвались на фугасе. Что касается до этого, начал работать сектор «А», у нас там база в Старобельске, и удалось несколько дней поработать: ми вернули 5-ых. По дороге в прифронтовой территории забрали тела погибших и помогли другим. Сейчас большая проблема: к сожалению, погибают люди, а средств доставки — холодильники – специальный транспорт, который приспособлен для этого, практически нету. Ввиду того, что жара, приходиться помогать по эвакуации тел, для того, чтобы из пункта А в пункт Б привезти лежащим в нормальных условиях в другой морг, где там уже разыскивают. На сегодняшний день одну машину пришлось отдать для того, чтобы отвезти в Ровно погибшего. Понимаю, что в такую жару перевозить обычным транспортом невозможно.
Пане Ярославе, коли ми зустрічалися в останнє взимку, була вже певна статистика скільки ви людей вивезли за той період. Як вона оновилась станом на зараз?
Можно уже говорить, что это составляет 600 пакетов. Я делаю акцент, что все-таки пакетов, а не тел, потому что иногда мы фрагменты находим, а является ли это частью ранее вывезенных тел или это все, что осталось от погибшего не мне судить. Ведется работа судмедэкспертов, которые пополняют автоматическую базу по ДНК, где сопоставление идет с родственниками и выявления совпадений. Поэтому я так скажу, 600 пакетов где –то вывезли. Не обязательно все это мы вывезли с той территории. Ввиду того, что иногда такая ситуация бывает, что надо срочно забрать с каких-то прифронтовых моргах (Артемовск, Красноармейск) мы выезжаем туда и тоже им помогаем.
Скажіть, будь ласка, а ви не можете проконтролювати скільки знайдених вами людей були опізнанеми потім?
К сожалению, нет обратной связи. У нас числяться без вести пропавшие по нашей базе, которые нам сообщают родственники. Поэтому, когда им дают известия, что их сын, брат, муж идентифицированы, они занимаются совсем другим, часто нам не сообщают об похороне. Поэтому зачастую продолжаем искать тех людей, которых уже упокоили. Есть и обратная ситуация. Нам сообщают о вопиющих случаях, когда идентификация и похорон прошли, а через неделю приходит сообщение от СБУ или МВД о том, что человек числиться в плену и на сегодняшний день ведутся переговоры по поводу его освобождения. Это страшная травма. Люди не знают, чему верить. У нас мало что сделано в государстве по поводу централизации этого всего. Мы проводим основную работу по поводу поиска, но есть работа по идентификации, дальше по транспортировке и другие следственные действия. Мы выполняем именно роль поиска. И тут не наблюдается централизации и это проблема для нас.
Хто має координуватися, для того щоб була централізована база? Ті, хто відповідає за списки полонених, ті, хто відповідають за списки безвісти зниклих, ті, хто роблять аналізи ДНК, ті, хто запрошують родичів давати матеріал для ДНК — це досить великий перелік служб.
В этом процессе задействованы несколько уровней центральной исполнительной власти: Министерство обороны, СБУ, МВД, Министерство охраны здоровья. Между ними какой – то четкой координации нет. Один орган не может поставить другому условия или задания, потому что это не предусмотрено. На сегодняшний день ни один орган не берет на себя полностью ответственность. Любой чиновник на любом уровне всегда пытается уйти от ответственности. Тема непростая и кто-то стать крайним в этом процессе не хочет. На сегодняшний день не утверждена никакая программа, никакого понимания. По моим сведениям, следствие вели по поводу пропавшего безвести сначала следователи СБУ, сейчас вроде как они передают дело следователю МВД. Волонтеры нашли этого человека, вернее останки вместе с документами и личными вещами, которые идентифицированы. Естественно должна быть процедура с изъятия ДНК, потому что визуально нельзя ничего понять. 30 декабря увезли тело, но на сегодняшний день никто не может понять, где оно. Вот такой бардак, когда одно дело передают другому, никто не может определиться и кто – то сказал родственникам, что анализ ДНК не подтвердился. Сейчас ищут тело. Это неорганизованность, халатность. В этом случае напрашивается вопрос, кто конкретно отвечает за весь процесс? По привычке, все камни летят на Министерство обороны.
Прохання про пошуки поступають напряму від родичів чи ви координуєтесь з волонтерами, військовими? Чи намагаєтесь з усіма разом накреслити загальну картину?
На сегодняшний день со всеми, даже с той стороной. Поступил оттуда запрос, меня попросили уточнить. Есть информация, что в одном населенном пункте есть кладбище, директор которого говорит, что по событиям 2014 года у него числиться 15 захороненных бойцов ВСУ. Пока не могут ни подтвердить, ни опровергнуть информацию. Населенный пункт находится непосредственно в близости с линией соприкосновения, там небезопасно работать. Обращаются за помощью волонтеры, которые работают в разных городах и проводят колоссальную работу. Низкий им за это поклон.
Ви вже майже 10 місяців працюєте з темою пошуку загиблих військових у зоні АТО. Чи можете ви скласти загальну картину того, скільки ви зробили, а скільки ще треба зробити? У відсотках це як виглядає?
В виду отсутствия той самой центральной базы, того самого центрального органа, о котором ранее говорил, я могу высказать соображения, но это будут императивные данные. По моим ощущениям еще следует найти около двух сотен на тех территориях, до которых мы еще не добрались. У нас нет обратной информации кто достоверно числится плененным, кто числится похороненным. У меня нету базы, сколько не идентифицировано тел и откуда они были привезены. Не только мы привозили тела. Их привозили и военнослужащие, и волонтеры. Зачастую не оставляли никакой информации. Полной картинки у никого нет. Каждый орган имеет свою картинку, свою базу, данные. Напрашивается вопрос об объединении и тогда можно будет что-то учитывать. Заявляют ответственные лица на различном уровне, но они сами друг другу противоречат. Поэтому нужно координировать работу и создавать орган.
Скільки зараз працює пошукових команд? І яка ваша зона, в якій ви проводили пошуки, а де ще не проводили?
У нас 2 базы, так называемые. Все зависит от точки входа. Чтобы попасть на ту территорию есть несколько коридоров. У нас была проблема, что перекрыли эти коридоры.
І ви теж потрапили в число тих, кому не можна проїжджати?
Определенные проблемы из – за этого возникали. В частности, события по Марьинке. В тот день, когда все происходило, мы запланировали выезд на место, где нужно завлекать тяжелую технику, чтобы разобрать завалы и достать тела. Но это отложилось. Потому что вся дорога была перекрыта и никого не пропускали, потому что начались атаки на Марьинку. Потом проводили в непростых условиях операцию по поиску тел погибших нападавших и как результат, нам отдали одного живого пленного.
Тобто це ви брали участь у цій операції, коли витягали тіла?
Да. Ребятам низкий поклон. Они целый день были на нейтральной территории, которая отовсюду простреливалась. Слава Богу, стороны придерживались тишины, но минные поля, растяжки. Они смогли провести очень непростую задачу. И как результат нам отдали «полоненого».
Я так розумію, що ви ще не шукали на території ближче до кордону.
Где да, а где нет. То есть тот промежуток между Снежным и до Луганска территория еще нами неисследованная. Там есть ряд факторов, которые не позволяют нам провести полноценные работы: во-первых, удаление, во – вторых, непростая ситуация на территории Луганской области. Там есть особое мнение, особый взгляд на эти вещи. Там жеще проверяют, не дают брать средства фото фиксации. Строго проверяют. Без грубости, но строго. Плюс не всегда позволяют согласовать выезд. Надеюсь, это скоро решится. У нас там есть партнеры – ветераны – афганцы.
Бувають ситуації, коли ви думаєте, що знаходите українського військового, а це виявляється бойовик самопроголошених республік або навпаки?
Бывают такие ситуации, когда ты находишь кусок обгоревшей плоти и какой я могу дать прогноз? Я могу только предполагать степень вероятности и не более того. Я знаю, что существует мнение. Оно озвучено на высоком уровне. Есть такое мнение, что в любом случае тела нужно забирать. Неважно кому они принадлежат. Вдруг ошибка и мы потеряем навсегда, поэтому привозятся все и берется анализ ДНК у всех.
Ярослав Жилкін, голова пошукової місії «Чорний тюльпан», яка діє у зоні бойових дій і вивозить звідти тіла українських військових. Дякую. Цей запис ми зробили у рамках проекту «Люди Донбасу».
Анастасія Багаліка з Києва спеціально для Громадського радіо
Виготовлення цього матеріалу стало можливим завдяки допомозі Міністерства закордонних справ Німеччини. Викладена інформація не обов’язково відображає точку зору МЗС Німеччини.
