«Нет у них никакого выбора. Вообще» — перебежчик из «ДНР» о пленных, подвалах и российских кураторах боевиков
Оригинальный язык интервью — русский. Украинская версия текста — по ссылке.
Сергей Лукьяненко — родом из Константиновки Донецкой области. В 2014 году он выехал на заработки в российскую Калугу. Позже Лукьяненко переехал в оккупированный Донецк, где ему предложили пойти на службу в «управление собственной безопасности» при «Генпрокуратуре» так называемой «ДНР».
Лукьяненко работал там несколько лет. В его обязанности входили обыски, аресты и конвоирование, в том числе, пленных украинских военных. По словам Лукьяненко, он лично отвечал за безопасность троих украинских «киборгов»: Коренькова, Глондаря, Пантюшенко. Работая в «прокуратуре» «ДНР», Лукьяненко имел доступ к информации о том, в каких условиях содержатся украинские заключенные, имел представление о том, сколько украинских узников находится в «ДНР», а также знал, как устроена система силовых структур террористической организации.
Спустя несколько лет Лукьяненко начал сотрудничать со Службой безопасности Украины — украинским силовикам он передавал сведения о работе местной «прокуратуры». Позже, по словам Лукьяненко, ему якобы надоело «смотреть на беспредел в «ДНР».
В июле 2019 года он решился на побег. Сначала бежал на территорию Российской Федерации, а затем — уже в Украину. Бывший сотрудник «Прокуратуры «ДНР» попал под программу СБУ «На тебе чекають вдома». Уголовное дело против него в Украине закрыли — в обмен на показания.
Громадское радио расспросило Сергея Лукьяненко о том, как устроена карательно-надзирательная система в «ДНР», сколько украинских узников там содержаться на самом деле и почему их не включают в списки на обмен.
Вы изначально уехали из Украины на заработки — в российскую Калугу. Когда это произошло?
— Я выехал туда без семьи, чтобы остепениться. Позже забрал семью. Это был конец 2014 года. Когда я пустил корни, забрал семью в Калугу. Там я работал монтажником — на бульдозерах, на экскаваторах.
Как из Калуги вы попали в «ДНР»?
— Я изначально ехал в Донецк в поисках работы. Но в Донецке не было работы, пришлось ехать в Российскую Федерацию. Потом в Донецк я возвращался уже не на работу — жена должна была рожать.
Но вы пошли работать в «Прокуратуру «ДНР»…
— Знакомый предложил работу. Я согласился, потому что другой работы в Донецке не было.
Как называлась ваша должность?
— Изначально я был офицером «отдела физической защиты лиц». Потом пошел по званию лейтенанта. (Сергей Лукьяненко работал в «управлении собственной безопасности» при «Генпрокуратуре» так называемой «ДНР», — ред.)
Что входило в ваши полномочия?
— Обыски, аресты, задержания, конвоирование.
Можете назвать фамилии ваших непосредственных руководителей?
— Был командир Валерий Ходырев, непосредственный его командир Валерий Бойко, и российский куратор — Дмитрий Щедрина. Первые два были начальники отдела. Щедрина был начальником всего нашего управления.
(Ходырев — экс-депутат Константиновского горсовета с 2010 по 2014 год, был членом «Партии регионов». В 2014 перешел на сторону боевиков. Бойко — бывший сотрудник прокуратуры Донецкой области, в 2014 перешел на сторону террористов «ДНР». С 2014 года — сотрудник «Управления специальных операций» при «Прокуратуре «ДНР». Щедрина — по словам самого Лукьяненко, кадровый российский офицер — ред.).
Помните имена заключенных, с которыми контактировали?
— Военнослужащие ЗСУ Пантюшенко, Глондарь и Кореньков. Я обеспечивал их физическую защиту. То есть доставлял беспрепятственно, чтобы никто не видел этих людей, чтобы не было никаких соприкосновений с военными.
(Сергей Глондарь и Александр Кореньков — военнослужащие 3-го отдельного полка специальных операций Святослава Храброго. В плену с февраля 2015 года. Они попали в засаду, когда в составе одной из групп сопровождали колонну с ранеными и убитыми бойцами ВСУ через так называемую «дорогу жизни» после боев возле Дебальцево. Богдан Пантюшенко — танкист 1-й танковой бригады, попал в плен в январе 2015 года возле села Спартак во время боев за Донецкий аэропорт. В 2019 году Пантюшенко приговорили к 18 годам лишения свободы, а Глондаря и Коренькова – к 30 годам по «законам «ДНР». Все трое до сих пор находятся в заключении «ДНР», — ред.).
В каком состоянии они находились?
— На тот момент, когда мы с ними работали, они были в нормальном состоянии. Тогда на них физического влияния уже никакого не было. Когда они были «под нами», их никто не мог тронуть. А до того физическое воздействие имело место.
Принимали их, я так понимаю, «казаки». Потом они попадали на «УБОП» («Управление по борьбе с организованной преступностью» — ред.), с «УБОПа» — на «МГБ» («Министерство государственной безопасности», — ред.). Тогда «уголовного дела» еще никакого не было. Когда мы их взяли под свою опеку, в 2018 году, на них не было никаких материалов собрано.
Мы начали все это собирать, когда люди попали к нам. Тогда о них уже и родные узнали. А так они висели в подвешенном состоянии.
То есть ваша задача заключалась в том, чтобы пришить «уголовное дело»?
— Естественно. Если бы мы их не «осудили», они на обмен не могли бы претендовать, они были бы в подвешенном состоянии.
Они отклонились от цели, дали чуть-чуть в сторону, там их приняли «казаки». Они взяли их в плен. Потом мы все делали по «законодательству» «ДНР».
Можете назвать имена людей, которые проходили через ваше «ведомство», кроме Пантюшенко, Глондаря и Коренькова?
— Затрудняюсь ответить на этот вопрос… (Длительная пауза — ред.). Ну, десять военнослужащих было. Но пока с ними российские кураторы не «отработают», мы не знали ни имени, ни фамилии. Они нам их еще не передавали, они просто работали на нашей стороне с этими людьми. А я уже после этого «вышел», не могу вам ничего ответить.
Вы передали их имена СБУ?
— Затрудняюсь ответить.
То есть нельзя?
— (Длительная пауза — ред.) Логично.
По данным источника Громадского радио в СБУ, когда именно упомянутых украинских военных взяли в плен — неизвестно. Вероятно, это произошло в 2018 году, однако точного подтверждения этой информации нет.
Где они находятся? Вы их видели?
— Видел. Они содержатся на Молодежной, 16. Это не подвал. Это гауптвахта. Там все цивильно. Это не то что вы представляете — в подвал бросить человека. Там все нормально с обеспечением. Вот если взять «МГБ» или «УБОБ», там да, подвалы. А там (на гауптвахте — ред.) официально — ОБСЕ может заехать посмотреть, если допуск есть у людей.
Опишите их состояние.
— Ребята были напуганы. Нельзя было ни подойти, ничего.
Вам известно, как их взяли в плен?
— На (украинских — ред.) позициях взяли людей.
Что вы имели в виду, когда говорили: «Пока с ними российские кураторы не отработают, их имена неизвестны»?
— Ну, то есть, пока не узнают информацию. Речь идет о допросах.
Какие методы используют российские спецслужбы? Истории о пытках током, избиениях — это их методы?
— Да. Все так работают.
Признательные ролики, которые публикуются, например, на YouTube-каналах «МГБ» — это выбитые таким образом признания?
— Да.
Почему об одних заявляют, а о других нет? «ДНР» не выгодно обменять людей на «своих»?
— Есть люди, которые не соглашаются с тем, что они «убивали мирное население» — то есть с тем, в чем их обвиняют в «ДНР». И поэтому их нет в списках. Если бы они приняли то, что они «убивали мирное население», они попали бы в эти списки. А если люди не принимают это, например, потому что они этого не делали, о них не заявляют.
Если человек не признает «вину», какая его дальнейшая судьба?
— Так и будет сидеть. Пантюшенко, Кореньков и Глондарь сидели с 2014 по 2018, и о них никто не знал.
По данным источника Громадского радио в СБУ, с указанными военнослужащими «работают» российские кураторы. Их цель — заставить пленных признать свою «вину» и таким образом «легализоваться». Пока они этого не сделали. Поэтому их имена считаются неизвестными.
По последним данным СБУ, на территории ОРДЛО содержатся 227 заключенных. По вашим данным, это объективные цифры?
— В Донецке только около двухсот человек.
Только в Донецке или вообще в «ДНР»?
— Только в Донецке.
Источник Громадского радио в Службе безопасности Украины подтвердил эти цифры.
Сколько в «ДНР» точек содержания узников?
— Официальных или неофициальных?
На самом деле.
— Они почти везде находятся. На каждой воинской части такие точки. Это десятки и более. То есть не только в зданиях «правоохранительных органов», но и там, где военнослужащие находятся. Человек, например, был забран с позиции. Он находится сначала на территории бригады, которая отвечает за этот периметр. Потом решается, куда отправить человека.
Места заключения людей на неподконтрольной территории мы называем подвалами, СИЗО, гауптвахтами. Объясните разницу.
— Там сидят все те же люди, только они доходят до СИЗО, а на колонию они не идут. Даже после приговора они находятся или в СИЗО, или по месту дислокации, например, в «МГБшном» изоляторе.
Чем отличаются условия?
— Самые лучшие условия — это гауптвахта и СИЗО. Все остальное — не очень. Грубо говоря, это карцер. Бывает, там люди по часам спят, потому что кроватей не хватает. Например, если 8 кроватей, может быть 16 человек.
Плюс, это пытки. За этими людьми никто не может проследить — что с ними там происходит и как.
Если у заключенных выбор — продолжать сидеть там или, например, выполнять, какие-то работы на фронте?
— Нет у них никакого выбора. Вообще.
Есть ли у заключенных возможность связываться с родственниками?
— Украинским военным или тем, кто за Украину, запрещена связь с родственниками. Если даже кто-то из сидельцев даст им телефон, человеку жизни уже нет.
В какой момент вы решили сотрудничать с СБУ?
— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос.
Ваше сотрудничество длилось несколько месяцев до побега?
— Да.
В чем оно заключалось?
— Не могу ответить.
Вы упоминали, что решили вернуться, потому что разочаровались — это идеологическое разочарование или бытовое?
— От чего шли, к тому и пришли. Беспредел как был, так и остался. Только другие лица появились. То есть как были олигархи, так они и остались. Только другие. И люди ничего с этого не получили.
Нет, по началу все было гладко. А потом я разочаровался в этом всем. Все друг друга прикрывают, все на все закрывают глаза. Были люди, которые шли с патриотизмом, за то, чтобы отделиться, но и они в этом разочаровались.
Как вы бежали из «ДНР»?
— Через Россию. Оттуда — в Харьков. Без проблем это все не прошло — были допросы.
В Украине дело в отношении вас закрыто?
— Да. Его закрыли по решению суда.