Попавших в застенки людей ожидало по меньшей мере незаконное содержание. Максимум — страшно представить: людей били, морили голодом, пытали током. Так принуждали к сотрудничеству или даче ложных показаний, выбивали деньги. В застенки бросали мужчин, женщин, пожилых людей. С особой жестокостью обращались с АТОшниками, бывшими военными, активистами и бизнесменами. Похищали даже иностранцев.
Максим — один из тех, кто пережил пыточную в Изюме. С ним в камере сидели военные, служившие в 2014-15 годах. Сам он не воевал. После нескольких обысков его похитили из дома. Что искали — мужчина не знает. Его, как и всех местных, держали в отделении полиции. Максим вспоминает, как каждый день его водили «выбивать» показания.
«Меня просто вывели, натянули шапку на глаза и, как оказалось, повели в пыточную. Просто заковали в наручники и подключили ток. Никто ничего не объяснял. Первые два дня вопроса не задавали, первые два дня были только пытки. Я пытался у них спросить: «За что? Что вам нужно?». — Ты сам знаешь. Говори!», — вспоминает мужчина.
После нескольких дней пыток оккупанты озвучили первое требование: признаться, что он сотрудничает с СБУ. Человек говорит, никого не волновало, что это неправда.
В настоящее время криминалисты уже осмотрели изюмскую тюрьму. Среди найденных вещественных доказательств — провод. Именно таким и пытали Максима.
Мужчину упрятали в застенки накануне освобождения Изюма. Что было бы с ним, если бы еще несколько дней провел в тюрьме, даже не хочет предполагать. Сбежать из оккупации он не смог из-за пожилой мамы и ее маленького приюта для животных: семья содержит 6 собак и 15 кошек. Сейчас мужчина нуждается в лечении, он не слышит на одно ухо.
О плену в Балаклее рассказывает местный житель Артем. Его россияне держали в камере райотдела полиции 46 дней. Пережил избиение и одну пытку током. Его «преступление» — фотография. На ней он с братом-военнослужащим. Из-за нее его избивали и спрашивали о связях с ВСУ и местными АТОшниками.
«У одного о политике что-то спрашивали, у другого — что-то другое. Меня больше расспрашивали о брате. Забрали якобы из-за брата, а спрашивали, кто остался в городе, кто служил, о бывших военных. «Да откуда я могу знать?». — «Врешь!». Начинают крутить, магнетто падает, вольтаж подпрыгивает», — говорит Артем.
Под камеры россияне обустраивали любые комнаты в отделе. Все были заполнены настолько, что между матрасами — ни сантиметра. В мужских — не было туалетов, вместо этого — 5-литровая бутылка. Другие нужды — во дворе, куда выводили дважды в день с мешками на голове. В женской камере туалет был, но вместо бумаги бросили пачку защитных масок. Питание, вспоминает Артем, это дважды в день несоленая каша.
«Иногда в обед был суп. Это если солдаты не доели. Это праздник такой. И то бывало, на камеру забросят остаток супа — тарелку-две. По три ложки по кругу пустили на всех — и все», — добавляет Артем.
Сколько в балаклейском райотделе было мест для силовых допросов, сосчитать сложно. В кабинете участкового пулями продырявлена стена — стреляли над головой. На полу — электропровод с петлей. То же самое устройство для допросов током. В другой комнате — сорванный скотч и следы крови. В подвале выставлены в ряд стулья, а перед ними на полу — стяжки. Сюда спускали бить показательно. На стене одной из камер в Балаклее неизвестный выцарапал слова «Отче наш», рядом кто-то черточками отмечал дни заключения. В Балаклее официально известно об одном замученном насмерть.
Семья Артема не знала, где он, почти половину срока его плена. Уже потом узнал, что мать, отыскивая его, приходила в райотдел. Но тут сказали: ищите в Луганске — вывезли туда. Единственной возможностью передать известие домой был выход одного из сокамерников. Ему сообщали адреса, фамилии и несколько слов: или прощания, или — надежды.
Похожая процедура оповещения близких про плен была и в других застенках. В частности, в Казачьей Лопани. Такое известие — единственное, что с мая знает о муже жительница этого села Юлия.
«5 мая его видели на вокзале, затем в мае его видели на Гоптовке. Знакомый парень пришел к нам, сказал: «Ваш муж передал большой привет». Сказал, что мы начнем жить по-новому, когда его вернут. Он передал просто привет, и все. Это его последние слова. Это было в мае», — вспоминает женщина.
Юлия говорит, ее Андрей — бывший военный. Он пытался скрыться. Но у оккупантов уже были списки тех, кто служил. Так что надежды, что мужчина в относительной безопасности, оказались тщетными. К ним домой пришли с обыском и арестовали старшего сына. Им шантажировали, чтобы в «комендатуру» пришел глава семьи. Но оказалось, что мужчина уже находился в подвале. Неузнаваемый от побоев и практически без сознания. Его видел там сосед и сын, которых через несколько дней допросов все же выпустили. Вместе с Андреем в поселке пропали без вести по меньшей мере двое военных.
Их судьбу мог повторить и еще один АТОшник. Мужчина просит не называть его имени, потому что до сих пор учится жить с тем, что пережил. Житель Казачьей Лопани прошел всю сеть застенков. В поселке одновременно с несколькими местами незаконного содержания действовала целая структура дознавателей. Сначала людей бросали в подвал овощебазы. Здесь для них сварили клетку из решеток. Перед ней стоял школьный стул, на нем допрашивали током.
В клетку набивали по несколько человек. Без туалета — ходили «под себя». Без еды и медпомощи. И все это под постоянным наблюдением. Рядом — «зона отдыха» так называемых смотрителей: на столе пустые бутылки, остатки пищи, «бульбулятор», карты. АТОшник помнит этот подвал по боли и кусками пенопласта, на котором терял сознание.
«Всех АТОшников ломали моментально. Сразу привозили, сразу ломали. Когда они меня здесь привезли и начали избивать, они кричали: «Привет АТОшнику из Донбасса!». Током меня где-то час били. Это было на вокзале. Я нашел эту комнату», — говорит мужчина.
Второе место пыток — здание железнодорожного вокзала. Допрашивали в подвале и кабинетах. К одному, говорит мужчина, даже выстоял очередь — настолько много людей тащили сюда россияне. Без внимания к возрасту или полу. Мужчину били перед приездом росСМИ, чтобы заставить на камеру наговорить выданный текст.
«В один день выловили нас всех, АТОшников, и туда привезли. Тогда все кабинеты были заняты. В подвале мы сидели очень кучно. Впереди и сзади очень много людей было. Я слышал хрип, кашляние. Кто-то кричал. Очень много людей и необязательно АТОшников. Руки у меня связаны за спиной, капюшон на голове. Он подошел, один начал с меня снимать штаны, трусы — полностью. Он мне, такое чувство, что какую-то прищепку прицепил на гениталии. На пятые сутки меня вывели из подвала. Меня телевидение снимало», — вспоминает мужчина.
Третьей пыточной для мужчины стала Гоптовка. Ее россияне называли «ноль» — это граница с Россией. Там уже с самыми «перспективными» заключенными работали ФСБшники. Туда забирали военных и бизнесменов. Выбить информацию или деньги. В. провел в подвалах месяц. С «нуля» выбросили со сломанными ребрами.
В помещениях пыточной Казачьей Лопани уже провели следственные действия: взяли отпечатки пальцев, изъяли спецприспособления для пыток — старый телефон, которым «накручивали» ток. Хотя для пыток служило все. В одном из подвалов нашли дырокол, им разбивали пальцы.
Купянск во время оккупации россияне сделали центром временной власти в Харьковской области. Здесь разместилось все фейковое руководство из коллаборантов и россиян. Соответственно, без тюрьмы и застенков не обошлось. Одна из таких в городе тоже была в райотделе полиции. Условия похожи на предыдущие. Правда, размах больше. Сюда переехали из оккупированной Луганщины так называемые луганские милиционеры. Успели сменить вывеску на управлении на российскую, обустроить кабинет руководителю, нарисовать в коридоре знаменитую бабушку с красным флагом и заполнить арестантами камеры.
Кстати, в Изюме, Балаклее и Казачьей Лопани за надзирателей в тюрьмах было много мужчин из оккупированного Донбасса. Либо мобилизованные, либо представители так называемых «народных милиций ЛДНР». По упоминанию арестантов, те вели себя по-разному. Сразу было видно, кого запихали в оккупационные войска силой: такие пытались подкормить заключенных, а в Изюме даже выпустили из камер, когда россияне отступали из города. Но были и откровенно пророссийские. Такие особенно свирепствовали с участниками АТО. Интересно, что с самими выходцами из Донбасса российские военные не церемонились, вспоминает заключённый из Изюма Артем.
«Луганчане и «ДНР» — они здесь как охрана. Русские сами их опасались. С автоматами ходили, но опасались. Они для них как второй сорт были», — говорит мужчина.
В Волчанске действовала наверняка одна из самых больших тюрем на оккупированных территориях Харьковщины. О ней стало известно еще до освобождения города. Это агрегатный завод. Через это место прошло настолько много людей, что слухи о нем пробились, несмотря на страх говорить, тем более говорить еще до деоккупации и несмотря на отсутствие связи.
С мая по сентябрь в камерах Волчанска отсидели семь граждан Шри-Ланки, шестеро мужчин и женщина. Они приехали в Украину учиться и работать еще до полномасштабного вторжения. Из застенков им удалось скрыться только тогда, когда в Волчанск вошли украинские военные. В трехмесячном плену их заставляли работать уборщиками. Они пережили избиение, голод, у нескольких мужчин оторваны ногти на ногах. Так требовали деньги. Ни разу не дали связаться с родными, рассказывает бывший пленник Роберт Клайв Дилукшан:
«Мы шли в Харьков. Российские войска задержали нас у леса. Завязали глаза, руки связали и бросили в машину. Нас увезли на фабрику, где держали 3 месяца. Туалет разрешали одну минуту дважды в день, душ — две минуты в 4 дня. Еды совсем мало. Били».
В застенках агрегатного завода побывала и директор лицея из села Ивановка. Лидия Тильная в свои 62 года пережила несколько суток карцера. Это одиночная камера без света и еды. К тому же были избиения и угрозы расстрелять. Все за то, что не захотела начинать 1 сентября под российским флагом. Когда попыталась уехать из района, ее задержали и бросили в тюрьму.
«Вывезли вдали от людей, и сразу с машины я упала, колени сбила. Говорят: на колени. Ну, как говорится, смелость у меня в душе. Говорю: «Люди добрые, побойтесь Бога. Что вы делаете? Все-таки я женщина, 60 лет». Они мне стволы под бороду: «Какую информацию, сука, везешь в Харьков?». Говорю: «Какую, ну, какую?». Из чемодана все выбросили, а там мои документы. Они: «Где трудовые книжки? Где печать? Ключи от школы?», — вспоминает Лидия.
Жители освобожденных районов Харьковщины говорят, что места для допросов россияне обустраивали при каждом штабе. Некоторых людей вывозили в так называемые «центральные» тюрьмы. Новое место незаконного содержания правоохранители на днях обнаружили в Липцах. Интересно, что в балаклейской тюрьме, в одной из камер, осталась газета, которую выдавали арестованным. Статья в ней называется «Помощь пришла в Липцы», и, естественно, в ней упоминаний о пыточных нет.
Анна Черненко, Харковщина, Громадське радио
Читайте также: Снимали на камеру, а перед этим били по ребрам — житель Казачьей Лопани об издевательствах оккупантов
При перепечатке материалов с сайта hromadske.radio обязательно размещать ссылку на материал и указывать полное название СМИ — «Громадське радио». Ссылка и название должны быть размещены не ниже второго абзаца текста.
Поддерживайте «Громадське радио» на Patreon, а также устанавливайте наше приложение:
если у вас Android
если у вас iOS