В «ДНР» есть те, которые хотят в Россию и в Украину, но уже нет тех, кто хочет строить «свою республику» — бывший пленный

• Богдан Пантюшенко — бывший заложник боевиков «ДНР», военнослужащий, командир экипажа танка Первой отдельной танковой бригады ВСУ. Боевой позывной «Броня». Богдан провел в плену почти пять лет. Боевики подбили его танк и захватили экипаж во время операции у села Спартак, вблизи Донецкого аэропорта, 18 января 2015 года. Освобожден из плена 29 декабря 2019 года в рамках обмена.

Игорь Котелянец: Вы были пять лет в плену и сейчас только 2,5 месяца — на свободе. Как они для Вас проходят?

Богдан Пантюшенко: Я уже почти адаптировался к этой гражданской жизни, хотя вначале было не совсем все в порядке. Было много информации, я не мог ее обработать. Но понемногу вхожу в русло, заканчиваю реабилитацию и возвращаюсь к нормальной жизни.

Игорь Котелянец: Там не было никакого доступа к украинским СМИ, вы имели информацию только из пропагандистских источников?

Богдан Пантюшенко: В основном — да, это российские каналы и каналы квази-«республик». Очень редко у нас был доступ к украинским СМИ.

Игорь Котелянец: Как так произошло, по вашему мнению, что люди в оккупированных республиках, которые являются такими же украинцами, как и все мы, в один момент могли скатиться к тому, чтобы брать в плен украинцев и издеваться? Я могу понять поведение россиян, но что двигало украинцами — быть в кооперации с русскими? И наблюдали вы какие-то изменения в их сознании, происходили ли они?

Богдан Пантюшенко: Начну с того, что есть цивилизованный мир, а есть «русский мир». «Русский мир» хорошо обработал Донбасс. Пропаганда длилась не один год, десятками лет она наслаивалась. И Донецкий регион — это многонациональный регион, был бы он больше проукраинским, это бы там не прошло.

Люди на Донбассе всегда жили не очень хорошо, но они видели по российским каналам, что в России, в частности, в Москве, живется лучше. И вот когда пошла «русская весна», людям пообещали, что они будут жить гораздо лучше, чем жили раньше. Сейчас они видят, что все это не то, за что они болели и боролись. Разочарование пошло где-то с конца 2015 года. Те, кто служил в «ополчении», начали увольняться, военные контракты подписывали лишь те, кто себя нигде не нашел.

Можем пройтись по зарплатам. Тот, кто подписывает контракт, получает 17-19 тысяч рублей. Кто служит в полувоенных вооруженных формированиях — это около 10 тысяч рублей. Те, кто работает где-то на гражданских работах, получают меньше 10 тысяч рублей. Если где-то в госслужбе или на почте, то где-то 3-4 тысячи рублей. Все эти суммы надо делить на два и немного отнимать, чтобы понять суммы в гривнах. То есть, люди живут за чертой бедности, просто выживают. Люди очень разочарованы. Но они молчат. Если ты там скажешь, что хочешь, чтобы Донецк вернулся в Украину, ты можешь просто исчезнуть, а через год-два появиться в списках на обмен.

Если ты там скажешь, что хочешь, чтобы Донецк вернулся в Украину, ты можешь просто исчезнуть, а через год-два появиться в списках на обмен.

Вообще там есть, конечно, люди, которые хотят в Россию, есть и люди, которые хотят в Украину. Почти нет тех, кто хочет строить «свою республику». Интересно, что 99% людей хотят жить так, как они жили до начала конфликта. То есть так, как до того, как на наши земли пришел «русский мир». Просто раньше они думали, что придут «бандеровцы», будут есть их детей, со временем они поняли, что это все фейк.

99% людей хотят жить так, как они жили до начала конфликта

Игорь Котелянец: Скептики часто говорят о том, что реинтеграция Донбасса невозможна хотя бы потому, что амнистия в отношении тех, кто совершал преступления, приведет к тому, что люди сами начнут устраивать самосуды. Как вы считаете, вообще возможна эта реинтеграция?

Богдан Пантюшенко: В принципе, возможна. Если Россия отпустит эти территории, выведет свои войска и Украина примет границу под свой контроль, то настроения там кардинально изменятся. Ситуация изменится, даже если туда зайдет полноценное украинское СМИ, потому что сейчас они слушают лапшу, которую им натягивают на уши из-за «поребрика».

Если Россия отпустит эти территории, выведет свои войска и Украина примет границу под свой контроль, то настроения там кардинально изменятся

Игорь Котелянец: Когда человек попадает в плен, как там себя нужно вести, чтобы сохранить жизнь?

Богдан Пантюшенко: Главное — не паниковать. Хотя это большой стресс, вначале даже вовсе и не верится и нужно время для того, чтобы осознать ту реальность. Нельзя терять достоинство. И самое главное — верить, что все закончится.

Игорь Котелянец: Есть ли смысл сопротивляться, когда из тебя выбивают информацию? То есть, какие существуют сценарии поведения и какие лучше выбрать?

Богдан Пантюшенко: Когда я попал в плен, я принял сразу правильную тактику, по-моему, и думаю, она мне помогла на первых этапах, пока я разобрался. Дальше уже было не так важно.

Сначала я попал к казакам, и они начали выбивать из меня информацию. Я понимал, что я был не один, был в составе экипажа, то есть молчать нет смысла. Для себя я решил, что информацию надо разбить на две категории. Первая — это тактически важная, ее очень немного и я ее скрою. Вся другую информацию — кто я, откуда — все рассказал. Я пытался сделать картинку сотрудничества, свободно с ними обо всем говорил, все им рассказал, в некоторых местах даже проявлял инициативу. У них сложилось впечатление, что я сотрудничаю, что я испугался. Но несколько абзацев тактически важной информации я им таки не сказал.

Когда я попал в плен, то успокаивал себя тем, что надо перетерпеть пару дней, а потом интерес к моей личности потеряется. Так и получилось.

Еще посоветую тем, кто попадет в плен: не ставить себе временные рамки, что, мол, завтра или через неделю меня освободят. Эту ситуацию надо как-то отпустить, знать, что обмен или освобождение обязательно будут, но конкретно когда — не думать об этом.

Игорь Котелянец: В течение этих пяти лет плена минимум три раза вас вносили в обменные списки. Я помню 2017 год, когда я ехал в Борисполь встречать освобожденных ребят, и был уверен, что вы там будете, будет Глондар и другие военнослужащие. Однако вас там не было, потому что вас почему-то вычеркнула та сторона. Почему?

Богдан Пантюшенко: На самом деле, меня и ребят вносили в обменные списки не три раза, а, пожалуй, раз пятнадцать. Начиная с 2015 года, обмены были меньше, но чаще. Списки были разбиты следующим образом: был первый список и второй список, и договаривались так, что сначала меняем первый список, если все хорошо проходит, то через день-два меняем второй. Первый список меняли, второй — переносили сроки — и потом не меняли. Затем через некоторое время снова появлялось два списка. Вот мы с ребятами как-то попадали все время во второй список. Сначала обмены проводили и СБУ, и волонтеры, и еще какие-то гражданские лица. Кто-то мог договориться за одного-двух человек. Были даже случаи, когда частное лицо находит в Харькове какого-то сепаратиста или двух и договаривается об обмене. Затем все наши фамилии вынесли на Минск и обмены прекратились.

Игорь Котелянец: То есть, раньше это было втихаря и люди как-то договаривались, а когда вынесли эти фамилии на Минск, это вышло в политическую плоскость?

Богдан Пантюшенко: Да, пленных начали привязывать к различным экономическим и политическим вопросам.

Игорь Котелянец: До заключения вы были программистом. Планируете возвращаться в профессию?

Богдан Пантюшенко: На самом деле, я еще не решил, и пока есть время, я не хочу об этом думать, возможно, какой-то месяц еще отдохну. Сейчас я заканчиваю лечиться, также у меня за пять лет накопилось много вопросов, которые я хочу решить, потом у меня будет отпуск. А там я уже определюсь, чем буду заниматься — или это военная служба, или это общественная деятельность, или IT-сектор.

Полную версию беседы можно прослушать в прилагаемом звуковом файле.

Программа выходит при поддержке Посольства США в Украине. Мнения участников программы могут не совпадать с официальной позицией Посольства США.